Вне закона
Шрифт:
— Что будем? — услышал он голос официантки.
Перед ним стояла низкорослая, грудастая, с румянцем во всю щеку девица, смотрела озорными серыми глазами. От нее шло тепло здорового опрятного человека, она хоть и не улыбалась, но радушие исходило от нее. Арону вспомнилась шашлычная на Ордынке, там все ему было знакомо-перезнакомо, но таких крепких, налитых девушек не видел — замотанные, потные женщины обычно бегали меж столиков. Он невольно улыбнулся впервые за последнее время. Наверное, ей понравилась его улыбка.
— Деньги-то у тебя есть? — неожиданно по-свойски спросила она.
— Есть.
— Ворованные небось?
Он хохотнул:
— С чего взяла?
— Вроде бы из зеков. Да нет, не похож.
Арон провел по стриженой голове, сказал серьезно:
— Из больницы я.
Она еще раз пригляделась к нему:
— Оно, конечно, не варнацкая у тебя личность, если по карточке. А так… кто вас знает? Стопку подать?
— Пожалуй. Ну и пельменей, конечно.
Она принесла стопку водки и тарелку с пельменями, обильно политыми сметаной.
Он приподнял стопку, но под ее взглядом задержал руку, спросил:
— А со мной?
— Да я бы, — хмыкнула она, — однако работа. Это ныне тихо. А к обеду — круговерть. Только и мотайся, инде где. Гаметь одна. Мужики на ор нынче хлесткие.
Он выпил, стал есть, а она все не отходила, слегка прижимаясь к нему теплым боком, это ее тепло было сладко и приятно.
— Ешь не как простой, — сказала она, улыбаясь. — Ты кем робишь?
— Инженер. По металлу. Хочу хорошее место найти.
— Так на заводах сейчас все в желанке. Только стукнись. Вакуированные отбыли… Ну не все… Однако недостача рук большая… Только, видать, ты приезжий. А с жильем худо. Общаги и те забиты. Ночевать есть где?
— Найду… Тебя как звать-то?
— Клавдией.
— Ну, а меня Антоном.
— Вот и познакомились, — хмыкнула она. — Чем-то любый ты мне… Не найдешь где ночевать, приходи завзяко просто. Я тут недалеко живу, на Энгельса. Сейчас адресок черкну…
— Одна живешь?
Она хмыкнула:
— Не-а, у тетки. Я ж с Полевского. Может, слышал? Там тоже завод. Северский… Вот он-то уж ныне совсем обезлюдел. Места там красны. Иногда автобусом езжу. А тут у тетки припечилась. Она больна, уход нужен. Живем с ней, занавеской огороженные… Наробилась она на торгово-проводящей. Вот и меня пристроила. Деньги у нее завсегда живут… Ну, надумаешь — приходи. А то слышишь, меня кличут.
Арон расплатился, еще посидел; уж очень не хотелось покидать это теплое, приветное место, но чувствовал: после еды и водки его может разморить. Надо уходить.
Дул сырой, насыщенный гарью и влагой ветер, он не развеял тумана. Люди спешили, толкались. Он двинулся, сам не ведая куда, пока не очутился у кубического здания, охраняемого милиционерами. Город гудел, закопченное небо висело над ним, на трамвайных и автобусных остановках толкались люди. Он постоял на углу; из серой мути, насыщенной грохотом металла и гулом моторов, возник худощавый, сутуловатый человек в бобриковом пальто, дернул горбатым носом, под которым чернели короткие чаплинские усики, и, прижав к груди портфель, осклабился:
— Товарищ Каминский!
Арона словно ударили ножом в живот, резкая боль чуть не согнула его. Но усатенький тряс его руку:
— Рад, рад, весьма рад… Вы к нам?.. Ну конечно! Наш шеф очень просил товарища Палия прислать стоящего парня. Ну чудесно! — он быстро взглянул на часы. — Мне в обком. Давайте вон там, у почтамта, в два часа дня. Будет машина. А сейчас я побежал, побежал…
Он и в самом деле побежал чуть вприпрыжку и тут же исчез в серой мути, как и возник. Кто он? Откуда?.. Арон не знал его, не помнил лица… Надо бежать, бежать из этого города! Залезть в какую-нибудь нору.
Ведь этот хмырь, не найдя его подле почтамта, будет звонить. А если обратится в институт… Там скажут, там все ему скажут. И это неважно, что Арон числится в покойниках, его могут найти, хотя тому же Лещенко, а может быть, и другим, кто работает в органах, невыгодно его искать… Но и над ними есть контроль… Бежать! Куда? И он сразу же вспомнил разговор с официанткой. Полевское. Северский завод… Конечно же, там нужны люди. Это ведь не город, а поселок. Ехать на автобусе…
Он расспросил у прохожих, где автобусная станция.
Ехал и думал: а может, и пронесет, может, усатенький решит — обознался.
13
В Полевском народ жил сборный. Местные, уральские больше по своим домам, с огородами, скотинкой; хоть и работали на заводе, однако в сенокосную и уборочную пору уходили из цехов, и никакими страхами, угрозами ареста за прогулы остановить их было нельзя, так тут издавна повелось. Умные начальники это понимали, а с глупыми расправлялись — такой уж тут был народ; расправлялись так, что и виновного не найдешь: цехи-то старые да за войну совсем обветшали, несмотря на бесконечные ремонты. И если неугодному человеку какая-нибудь болванка на голову свалится, кого винить? Жили тут и сосланные немцы Поволжья, те больше работали электриками или у сложных станков. Жило много татар, это народ крепкий, выносливый, уходил на самую тяжкую работу в горячие цеха, да и много других приблудных людей — заводу-то руки нужны. И в отделе кадров не очень были разборчивы, в прошлом человека дотошно не ковырялись, ведь стоящих работников приманивал разросшийся за войну Свердловск, откуда многие рабочие, эвакуированные из Ленинграда, с Украины, вернулись домой, а места в цехах оставили пустыми.
Его направили в мартеновский; начальник, хромой, косоглазый, с плоским лицом, поглядел документы, прищурился хитро, спросил:
— Ха! Из Москвы?.. От бабы, что ль, бежал?.. Русский, а вроде бы татарскую фамилию носишь, да и мордой… Вон нос крючком. Ну да хрен с тобой. На копровое отделение пойдешь. Там у меня второго начальника угробило, бог даст — уцелеешь.
— А жить где?
— Да где хошь… Вон у нас бараки в войну поставлены, да и довоенные есть, в них больше немцы и татары обитают. Сунься туда. Коменданту подмажешь — угол найдешь. А нет — пока в бытовке ночуй. Лавки есть, вода. Чего еще надо? Шамать в цеховую столовую ходи. ОРС кормит. Ну, пошли, покажу, где копровое отделение.