Вне закона
Шрифт:
Вспомнив искаженные злобой и страхом лица зевак, стоявших в толпе в ожидании расправы над ним, Ларри презрительно скривил губы. Нет, это не люди, это — стадо животных!
А кто же тогда он сам, Ларри Линмаус?
Парень приподнял голову и обвел глазами тускло освещенную комнату. И вот что он увидел: лежащий на полу протертый ногами ковер, потрескавшийся потолок, стену с выцветшим под ярким солнечным светом рисунком, шаткий умывальный стол и кувшин для воды с огромной трещиной, в которую набилась грязь.
Прожив полных смертельного риска двенадцать лет, он в конце концов оказался в дешевой провинциальной гостинице, имея на банковском счете всего четыре с небольшим тысячи долларов! Другие, работая в поте лица, заработали гораздо меньше, но и не так часто, как он, подвергали опасности свои головы. А Ларри постоянно рисковал, да еще как! Впрочем, о чем тут говорить! Ложась спать, они же не подкладывают под подушку револьверы!
С улицы стал доноситься постепенно усиливающийся шум голосов, похожий на ярмарочный гам.
Линмаус нисколько не сомневался, чем был вызван этот гвалт — жители Крукт-Хорна наперебой обсуждали его, описывая друг другу попытку бандита улизнуть из гостиницы и подробности поединка головореза с молодым Дэниельсом. «Интересно, что же их так взволновало?» — подумал Ларри. И вдруг догадался. Он же для них был трусом, который побоялся встретиться с молодым противником! Но если трус, то почему же так хладнокровно держался на дуэли и так легко победил Дэниельса? Вот чего не могли понять эти люди и вот почему еще больше его ненавидели. Да, так уж устроены эти жалкие, недостойные уважения жители Крукт-Хорна! Пятерых человек достаточно, чтобы создать из них толпу. А чего разумного от нее можно ждать?
Затем Ларри задумался о том, что с ним будет дальше в Крукт-Хорне.
Нет, надо все же остаться в этом городке. Это ясно как день. И этим всем показать, что он намерен сражаться до конца. Только что от этого приобретет? Вернет ли себе уважение горожан?
Парень снова поднял глаза на потолок и, испытывая душевную боль, принялся изучать на нем огромную трещину.
Кто-то мягкими шагами подошел к его номеру. И вскоре дверь внезапно распахнулась.
Линмаус вскочил на ноги быстрее, чем встревоженный волк, но все же опоздал — в комнате, держа в руке то, от чего зависела дальнейшая судьба Ларри, уже стоял шериф Энтони.
Под словом «судьба» в разных местах подразумеваются разные вещи, но на Диком Западе однозначно понимается — боевой карабин. Ситуация для Ларри оказалась критической: с такого близкого расстояния промахнуться было невозможно.
— Руки вверх! — скомандовал шериф.
И Линмаус поднял обе руки! Однако спокойно спросил:
— На каком основании?
Ларри отчасти был рад, что его грустные мысли оказались прерванными, пусть даже этот визит Энтони, возможно, круто изменит его судьбу. Появление шерифа вынуждало юношу хоть как-то действовать, а это лучше, чем просто лежать на кровати и думать, что делать дальше.
— Да? На каком основании? — медленно переспросил Цыпленок Энтони. Не опуская карабина, он сделал шаг по направлению к Ларри и ударом ноги с громким стуком захлопнул за собой дверь. В ответ на этот стук с улицы донесся крик ликующих голосов. — Так, значит, на каком основании? — повторил блюститель порядка. — Сначала я заберу у тебя оружие, а потом отвечу.
Приставив к груди Линмауса дуло карабина, шериф залез рукой под его пиджак, вытащил сначала один кольт, потом второй и, не сводя с Ларри глаз, бросил их на кровать. Застигнутый врасплох парень был готов вцепиться ему в глотку, и его враждебный взгляд не смог остаться незамеченным.
Отобрав основное оружие, Энтони продолжил обыск и вскоре обнаружил двуствольный укороченный пистолет, которым бывший грабитель пользовался в экстремальных случаях, и нож с длинным лезвием, достаточным, чтобы добраться до самого сердца. Они тоже были брошены на кровать.
Закончив обыск, шериф отступил от Линмауса. Собрав все конфискованное оружие, огнестрельное и холодное, в охапку, он произнес:
— А теперь вытяни руки.
Ларри безропотно подчинился. Страж порядка вынул из кармана наручники и, не сводя с лица бандита глаз, стал вслепую надевать их на него.
— Вздумаешь сопротивляться, разнесу тебя к чертовой матери! Слышишь меня? Будь ты проклят!
Но Ларри стоял спокойно и улыбался. То, что Цыпленок принял такие повышенные меры предосторожности, льстило его самолюбию. Для него это было чем-то вроде признания его исключительности, этакого комплимента. Но получать в этом мире комплименты он ни от кого не хотел, за исключением двух человек — Черри Дэниельс и монаха Хуана.
Когда наручники защелкнулись, Энтони со вздохом облегчения отошел назад. Взгляд его глаз оставался все еще настороженным и как будто удивленным, словно ему все еще не верилось, что тот, за которым он так долго охотился, наконец-то пойман.
— Ну, дело сделано, — довольно буркнул шериф.
— Теперь твое сердце бьется намного спокойнее, чем тогда, когда ты стоял в коридоре? — язвительно поинтересовался Ларри.
Цыпленок ответил с той удивительной искренностью, которую могут позволить себе только победители:
— Да. Там, за дверью, мне было чего бояться. Врываясь сюда, я думал, что налечу на пулю 45-го калибра. Но все, к счастью, обошлось.
— Хотелось бы знать, какое из старых обвинений ты собрался мне предъявить? — поинтересовался Линмаус.
— Старое обвинение? — переспросил шериф.
— Да.
— А почему оно должно быть старым?
— Тогда скажи, что же такого я успел натворить после того, как мне принесли извинения?
— А сам не догадываешься?
— Нет, не догадываюсь.
— Тогда я тебе скажу. Мало не покажется. Во-первых, ты — нарушитель спокойствия в городе, а во-вторых, ты попытался убить человека. Этого вполне достаточно, чтобы упечь тебя в тюрягу этак лет на десять!
— Я пытался убить человека?!