Вне закона

Брэнд Макс

В давние времена Честер слыл богатейшим человеком в округе. Он разводил крупный рогатый скот, торговал лесом и пиломатериалами. В Крукт-Хорне богач построил себе громадный шикарный особняк с резным фронтоном и парой башенок в псевдоготическом стиле. Естественно, что судья Бор возжелал этот «дворец», и, надо сказать, достался он ему очень дешево — для одних состоятельных горожан дом был слишком велик, а для других, вроде Уильяма Оливера, уж очень претенциозен.

Бор частично реконструировал приобретенный особняк — башенки к тому времени покосились и грозили рассыпаться. Так что они были снесены, а на их месте воздвигли другие, еще более высокие.

В одиннадцатую годовщину со дня рождения Элис Бор дом судьи от основания до макушек башен и окружавший его заросший палисадник были увешаны светящимися гирляндами. Светловолосая дочка судьи косила, заикалась, имела кривые ноги и двигалась словно на ходулях. Как правило, с такими девочками, как она, дети не дружат, поэтому судья и делал все, Чтобы его дочь всегда оказывалась в центре внимания. Он считал, что коли его Элис среди прочих детей не выделяется ни умом, ни красотой, то должна брать другим. Поэтому день рождения дочери Бора и был обставлен с такой пышностью и помпезностью.

Из распахнутых окон дома судьи до Линмауса долетали веселые голоса малышей, их звонкий хохот. На праздник было приглашено большинство детей, проживающих в Крукт-Хорне. Судья понимал, что этого требовал дипломатический этикет, тот ранг, который он занимал в округе. Кроме того, это могло бы помочь ему победить на следующих выборах и стать заметной политической фигурой уже в масштабах не только округа, а всех Соединенных Штатов. Другими словами, этот праздник он рассматривал как важное политическое мероприятие, во время которого ему, будущему сенатору, негоже оставаться в тени — в противном случае его карьера государственного мужа могла оказаться под угрозой. А судья Бор так радел за интересы своего родного округа, что готов был на все.

Линмаус с усмешкой посмотрел на сверкающий огнями дом судьи и подумал: «Этот человек себе на уме. Сколько страданий причинил он мне! Но недалек тот день, когда и он поплатится за свершенное зло. Пощады ему не будет».

Разглядывая яркие японские фонари, светившиеся в темноте словно огромные люминесцирующие бабочки, и разноцветные бумажные гирлянды, украшавшие дом, Ларри почти забыл об опасности.

Неожиданно почти у самой морды Фортуны раздался громкий хлопок, и Ларри увидел взметнувшееся ввысь облако из бумажного конфетти. Лошадь испуганно метнулась в сторону, и из-под ее ног послышался Пронзительный крик. У Линмауса замерло сердце. Он мигом спрыгнул на землю и наткнулся на лежащее в пыли тело мальчика. Ребенку было лет десять или около этого.

Ларри прижался ухом к его груди. Сердце неизвестно откуда взявшегося пацана билось ровно. Неожиданно мальчик ойкнул и открыл глаза.

— Бог ты мой, кажется, я во что-то врезался. Черт возьми, где я? — пролепетал он и поднялся с земли.

Его сильно покачивало, но он не стонал и не плакал.

— Сильно расшибся, сынок? — спросил Линмаус.

— Совсем нет, — решительно произнес тот, но Ларри, видя, как он неуверенно держится на ногах, не поверил ему.

— Как же это произошло? Как ты тут оказался?

— Я опаздывал на праздник и очень спешил, — ответил подросток и кашлянул.

Было ясно, что мальчик еще не оправился от шока, но виду не подавал. «Из такого уж теста замешен этот ребенок», — с нежностью подумал Ларри.

— Так ты спешил на день рождения? — переспросил он.

— Да, хотел успеть.

— Тебе лучше вернуться домой и лечь в постель.

— Вы так считаете? Может, так и лучше, но этой ночью мне очень хочется быть со всеми вместе. Вы же, наверное, знаете, что сегодня сам Линмаус может…

Яркая вспышка петарды, взорванная возле дома судьи, осветила лицо Ларри, и мальчишка, не договорив фразы, в испуге замер. Неожиданно Линмаус вспомнил тот день, когда он стремительно покидал Крукт-Хорн, а вот такие же дети с восторгом визжали ему вслед.

— Вы — Линмаус! — задыхаясь, воскликнул парнишка.

«Ну надо же такому случиться! Прятался от взрослых, а первым, кто меня распознал, оказался ребенок», — подосадовал Ларри.

Инстинктивно он схватил руку мальчика, крепко сжал ее. Парнишка тихо ойкнул, и Ларри, догадавшись, что ему больно, разжал пальцы.

— Да, я — Линмаус, — подтвердил он.

Ларри понял, что все его планы рушатся из-за этого ребенка. Ни заткнуть ему рот, ни заставить его молчать он был не в силах.

— Значит, вы — Линмаус? — тихо переспросил мальчик. — Что вы теперь со мной сделаете?

— Для начала хочу тебе поверить.

— Что я никому про вас не расскажу?

— Да.

— Бог мой! Неужели вы мне и вправду поверите? — затаил дыхание удивленный парнишка.

— Умеешь хранить тайны?

— Ну, раньше пытался. Не всегда удавалось, но на этот раз постараюсь. Точно!

— Хорошо. Тогда очень постарайся, — попросил Ларри. — Сейчас я поеду, а если ты проболтаешься, то за мной начнется погоня. Понял?

— Мистер Линмаус, — сильно волнуясь, обратился к нему мальчуган, — мне бы очень хотелось узнать, что вы собираетесь делать.

— Если повезет, то сначала доберусь до тюрьмы.

— А вы можете ответить мне на один вопрос?

— Конечно отвечу, если смогу.

— Вы в самом деле намерены встретиться с Джеем Крессом?

— Да, во всяком случае, буду пытаться.

— И будете с ним драться?

— Да, — подтвердил Ларри. — Без перестрелки не обойтись.

— О! — радостно воскликнул парнишка. — Да вам же его пристрелить ничего не стоит! Вы точно победите!

— Да, я его убью, — стиснув до боли зубы, подтвердил Линмаус. — Выхвачу револьвер и пристрелю как паршивую собаку!

Парнишка на шаг отступил от лошади.

— Тогда поезжайте, Ларри, — сурово произнес он. — Пусть меня изжарят до хрустящей корки, если я проболтаюсь, что видел вас. Верите, что я вас никогда и никому не выдам?