Внебрачный контракт
Шрифт:
Клавдия бурно зажестикулировала, явно выражая протест, но ее никто не желал понимать, и тогда великанша показала мужу огромный кулак.
– Налей! – коротко и ясно приказала Алду старшей сестре, сильно ударив болящую бессловесную дочь свою по руке.
И они понеслись на кухню.
– Наконец-то! – с облегчением вздохнула мамаша, и в ту же минуту в коридоре забряцали кастрюли. Бабушка № 1 нагрянула, когда ее совсем никто не ждал. Аккуратно поставив судочки с детсадовским ужином на стол, она бережно отряхнула свое пальто бутылочного цвета с искрой от снега, затем скинула его, вывернув наизнанку,
– Как хорошо, что тебя выписали, Матрен! А то ведь эта чокнутая – свекровь твоя – чуть было ребенка не заспала! Прихожу... – И Зоя Кузьминична поведала историю о том, как прямо на мне, бедненькой, заснула родная бабка. Да еще с такими гиперболическими преувеличениями (мол, ребенок посинел, не дышал уж, когда она пришла, и т.д., и т.п.), не понимая, что страсть к искажению действительности в данный момент явно не в ее пользу. Родительница моя, как и следовало ожидать, ужаснулась, лицом сделалась белее потолка и решительно (насколько она была способна) попросила мать приютить нас на пятом этаже четвертого подъезда – т.е. временно пожить в родимом доме.
– Пока Дима из армии не вернется, – заключила она, но, заметив недовольство на материной физиономии, поправилась: – Ну, или хотя бы пока эти не разъедутся.
С кухни все это время доносился гогот, отрывки эмоционального разговора на непонятном для нас, находившихся в комнате, языке, перемежавшемся с русским и сдобренным возбужденными выкриками:
– Каля-маля-трынхам-картишка?
– У-ух!
– Квадрат 136! Цельсь! Пли!
– Люба, на огороде быль?
– Быль! Ох, не могу! Быль!
– Бабка, а что там зимой на твоем огороде делать-то? Капусту сажать?
– Больно ты себя умной, Хрося, считаешь! А кто дом сторожить будет? Разворують! И огород ешчо летом ликвиндировать обещались!
– Как погреб? А, бабк?!
– Ничего смешного! Ты, Люба, самий настояшчий простишка!
– Вот сама и сторожи свой огород! А то шатаешься неизвестно где! Шлюха!
– Напраслину ты на меня возводишь, Хрося! Грех это. Я не шлюха, я даже замужем ни разу не была!
– Зачем шлюхе замуж?! – хохотала бабушка № 2.
– Я вообшче мужчин не знала!
– Проститутка ты! Где две недели была? – издевалась баба Фрося над сестрой, от души веселясь.
– Я – девственница!
– Справку от врача принеси! – забавлялась бабушка № 2, в то время как бабушка № 1 смотрела на дочь свою непонимающим взглядом, в котором, помимо недоумения, сквозила еще и паника.
– Скоро Груня с работы придет, – доложила Сара. – Надо ее позвать, с сестрой повидаться.
– Матрен! Ты в своем уме? Куда это я тебя к себе возьму?! Там Ленчик со Светкой! – укоризненно заявила она и, словно оправдываясь передо мной, пролепетала: – Твой родной дядя там со своей невестой-дурой живут! – Тон ее мгновенно поменялся, приобретя серьезную, мрачную даже окраску. – Да и вообще, все не слишком-то у них хорошо. Неделю назад вроде все в порядке было – мир да любовь, ремонт в своей комнате закончили, обои поклеили – знаешь, веселенькие такие – колокольчиками, – умилилась она.
– А теперь-то что стряслось? – уныло спросила моя родительница, поняв, что ее родная мамаша нас не приютит.
– Что! Что! Не знаю я ничего! Светка одну ночь не ночевала.
– Как это можно уже использованные обои содрать «аккуратненько»?! – поразилась моя мама.
– Эта все может, она ими еще у себя дома комнату оклеит! А Ленчик мой, бедный мальчик, по городу бегает, везде ищет эту паршивку! – И она всплакнула. – Вот так вот! А ты ко мне с Дуняшей просишься, когда у нас такие страсти! Такой надрыв! – патетически воскликнула бабушка – она вообще любила сцены закатывать, употребляя при этом необыденные, возвышенные слова, используя искусственный, риторический стиль. Как у П.А. Вяземского:
«Дом, где сидит владычица моя!» —Я б не сказал – сидит, да уж и дом,Не лучше ли: «живет» иль «обитает»,И дом сменить на «храм» или «чертог»?» – и т.д. и т.п.И бабушка № 1, наскоро чмокнув меня в щеку, поторопилась удалиться.
Вакханалия на кухне продолжалась до раннего утра. Веселая компания пополнилась бабой Груней (матерью дяди Гриши, который встречал меня из роддома), которая работала в винном магазине кассиром и которую иногда поколачивала своенравная невестка за чрезмерную тягу родственницы к продаваемому ею товару.
На следующий день мы с мамашей оказались заблокированными в своей маленькой комнате.
– Закрыли, сволочи! – вне себя от злости воскликнула моя родительница, навалившись всем телом на дверь.
– Замуровали! – выкрикнула я, но она меня, конечно, не услышала.
Провозившись полчаса с дверью, мама все-таки умудрилась ее приоткрыть. На пороге бесчувственным мешком валялся Никита в платке, сунув свой «бере бокс» в ненароком обнаружившуюся щель.
Когда мы наконец выбрались в большую комнату, то увидели картину, которую я впоследствии не наблюдала больше ни разу в жизни – нигде, ни при каких обстоятельствах, даже на холстах великих художников, которые пытались изобразить вакханалию или пьяную пирушку, участники которой хватили лишнего, – нигде и никогда! Вот уж поистине, буйство застывших поз! А главное, какая жизненность в них, какое произвольное расположение тел! Реализм, да и только! Хоть сейчас бери карандаш да делай набросок! И, несомненно, получится то, чего еще не было в изобразительном искусстве.
Кажется, все они как сидели на рассвете, так и заснули – кто развалившись на полу, кто-то попытался добраться до кровати, да не смог – так и остался валяться на полпути к ней, растопырив руки и с готовностью напружинив ноги, пытаясь, видимо, прыгнуть в койку с разбегу. Другие были настолько обессилены, что и не стремились оказаться в постели, а вырубились под столом. Третьи с какой-то обреченностью лежали на широкой софе, будто заведомо зная, что сегодняшнее утро им ничего хорошего не принесет.