Внедрение
Шрифт:
– Если вам надо поговорить – так отойдите на берег озера!
Но Якушев и Штукин и без воспитательных мер Волкова не торопились вцепиться друг в дружку. Они лишь обменивались нехорошими взглядами и тяжело дышали.
– Я вот сейчас «отойду» всем троим! – Голос Юнгерова, незаметно подошедшего с охранником, прозвучал настолько неожиданно, что из всей троицы не вздрогнул только Денис.
Штукин криво улыбнулся:
– Я тут человек новый. Может, так принято – для порядка в харю… Егор все-таки – особа серьезная…
Александр Сергеевич прикусил губу и долго, сдерживая клокотавшие в себе слова, молча смотрел на Якушева. Наконец он сказал очень
– Мне стыдно. Уйди отсюда и не появляйся, пока не осмыслишь свое поведение!
Егор отвернулся и даже не пошел, а побрел прочь. Сказать, что ему было плохо, – значит, не сказать практически ничего. Якушеву и жить-то уже не очень хотелось. Черная полоса, в которую он влетел после разрыва с Зоей, не то что не кончалась – она делалась все гуще и плотнее. Все шло не так, и даже намного хуже, чем не так. Егор терял близких людей. Близкие люди отворачивались от него, а Зоя, отвернувшись, вообще ушла навсегда. Якушеву хотелось выть, его душили рыдания, не находившие выхода.
Вернувшись к себе в шестнадцатый отдел, Якушев сел за стол, положил на него руки и уронил на них голову. Так он просидел долго. Потом встал, побродил по кабинету, натыкаясь на углы. Машинально Якушев взял в руки ежедневник Штукина, который тот оставил ему, и начал листать его. Довольно быстро он по аккуратным пометкам сумел точно установить день, когда Валерий взял у задержанного французские рисунки. Судя по всему, Штукин изначально не придал этому эпизоду особого значения. Может быть, он потом врубился и?… А что «и»? Чего теперь об этом думать? Да и, честно говоря, Егор уже и сам не очень верил, что Штукин специально повез Зою на озеро топить из-за рисунков. И ведь не насильно же? Но вопросы все равно оставались. Якушев не верил Валерию, и в несчастный случай не верил тоже. Не желал верить и поэтому не верил… Не на все вопросы были получены убедительные ответы, а как их теперь получить? Прокуратура наконец возбудила уголовное дело, да что толку? Не мог Егор уже идти в прокуратуру со своей информацией – после разговоров с Юнгеровым и Ермиловым. Пойди он туда – и станет «ломовым» [41] не только по мнению Штукина, на которое плевать…
41
Ломовой – жаргонное выражение, означающее «стукач», – от слова «вломить».
Что же делать? Туда – нельзя, сюда – нельзя… Якушев чувствовал, что еще немного и он сойдет с ума. Под вечер он решился все-таки поговорить с полковником Ильюхиным. Ну не мог Егор просто плюнуть на это дело и растереть. Слишком сильно он еще был влюблен в Зою, слишком жгла его несправедливая обида, вот и хотел он ей, хотя бы мертвой, доказать… Что доказать? Что не предал и не бросил? Наверное… В воспаленном сознании Егора четкий ответ не формулировался.
К Главку Якушев подъехал уже глубоким вечером. В принципе, обычный земельный опер просто так зайти в Главк не мог – в удостоверении должна была быть поставлена специальная отметка. Когда-то это была звездочка в кружочке, потом звездочку заменил якорек. Якорек уже не впечатывался в удостоверения, а наклеивался, поэтому, когда сотрудники главка меняли ксивы, они зачастую отклеивали якорек и отдавали своим корешам в районы. Но у Якушева еще таких связей не было, он в милиции служил без году неделю.
Теоретически он должен был попросить кого-либо
Егор поперся просто так – внагляк, и прокатило. Сержант глянул на его удостоверение мельком, тем более что Якушев затесался в группу возвращавшихся откуда-то сотрудников. Егор даже горько усмехнулся – надо же, наконец-то хоть в чем-то повезло…
Кабинет Ильюхина, в котором он никогда не был, Якушев нашел быстро. Дверь в кабинет была приоткрыта, так что любой тихо подошедший по коридору хорошо просматривался из-за стола Виталия Петровича.
– Кто там притаился? – окликнул Егора Ильюхин.
– Якушев, – ответил опер.
Полковник хмыкнул:
– Для пятимиллионного города идентификация недостаточна, юноша.
– Оперуполномоченный шестнадцатого отдела лейтенант милиции Якушев! – отрапортовал Егор и шагнул в кабинет, словно десантник в люк самолета.
В кабинете было сумрачно, полковник просматривал документы при свете одной лишь настольной лампы.
– Уже что-то, – сказал Ильюхин, не отрывая головы от бумаг, и тут же добавил уже самому себе: – Ну как так можно писать?
Якушев по-прежнему стоял посреди кабинета. Наконец Виталий Петрович поднял голову и хмыкнул:
– В ногах правды нет… крестничек.
Егор аккуратно выдвинул стул и присел к столу полковника.
– Ну и что тебя, лейтенант, привело ко мне? Говори тезисно. У меня тут… С коллективом проблемы возникли?
Якушев откашлялся и начал:
– В минувшую субботу без вести пропала помощник прокурора Василеостровского района Николенко, вчера ее вещи были обнаружены на берегу Черного озера, сама потерпевшая жила и работала на моей территории, поэтому я и занимаюсь…
– Это я понял, дальше!
– Изучив распечатку ее мобильного телефона в день исчезновения с установленными антеннами звонков, одну распечатку ее связи и еще некоторые факты, я подозреваю конкретного человека.
– Ну. Подозреваешь – дальше что?
– По некоторым причинам я не могу открыто заниматься розыском дальше.
Виталий Петрович покрутил головой:
– Опер редко когда открыто может заниматься, ты не одинок. В чем причина? Не крути, говори прямо. Чего ты так разнервничался?
Якушев запнулся, опустил голову и сбился с четкого доклада на какой-то не очень связный шепот:
– Товарищ полковник… Я – не стукач. И я не хочу, но… Дело в том, что на этого человека у Николенко был материал… Хотя даже не материал, а анонимка… Может, просто совпадение.
– Хорош, – сказал полковник и прихлопнул по столу ладонью. – Ты сам-то слышишь, что говоришь? Вот что, давай-ка спокойно и четко мне все объясни, у нас это будет разговор для начала доверительный… Егор, ты меня слышишь?
Ильюхин назвал Якушева по имени, демонстрируя, что помнит его, и сокращая некую субординативную дистанцию.
Опер тяжело вздохнул и наконец решился:
– Дело в том, что я подозреваю своего бывшего коллегу, бывшего оперуполномоченного Штукина. Он раньше работал на моем месте, даже дела мне передавал. И в коллективе его хорошо вспоминают. Его уволили, когда был тройной убой в лифте, где он оказался в… в неправильной компании. Многие считают, что с ним поступили несправедливо.
Виталий Петрович снял очки, отложил какой-то рапорт о служебной проверке, встал и закрыл дверь в кабинет. Полковник вдруг сделался очень серьезным, Егору даже показалось, что на его лбу выступила легкая испарина. Ильюхин снова сел за стол и тихо сказал: