Внедрение
Шрифт:
– Слышь, начальник, там у тебя человек вещь оставил, отдать бы надо…
– Надо, а то что?! – враз осатанел от такой наглости Валера. Он бы, в принципе, мог и отдать эту папку, но его покоробил тон звонившего, в котором чуть ли не скрытая угроза таилась.
– Ну-у… А то по-всякому может обернуться, когда поступают не по-божески.
Штукин взорвался:
– Слышь ты, хуйло! Еще раз проявишься – я из тебя самого акварель сделаю! Понял меня, человек божий?!
И опер бросил трубку. А потом полез на шкаф, достал папку, просмотрел еще раз рисунки и отнес их одному своему знакомому в антикварный магазин на предмет оценки. Рисунки оказались очень даже ценные. Штукин
А Рублев, получив весть из Питера, что задержавший его опер не отдает папку, как раз находился на пересылке в Свердловском централе – в камере, где был еще один питерский горемыка, направлявшийся в Металлострой. Рублев попросил земляка связаться с волей, чтобы оттуда его знакомые еще раз потеребили опера на предмет возврата картинок. Уходящему в Металлострой были названы фамилия опера и его служебный телефон. При этом Рублев сделал одну ошибку – разоткровенничался и рассказал, что картинки не простые, а золотые и, вообще, французские… Земляк, однако, ни с какой волей по месту прибытия связываться не стал. В Металлострое он, налаживая отношения с оперчастью, поступил по мудрому зековскому правилу – не хочешь сдавать своих – сдай чужого. Ну, он и сдал всю тему с Рублевым – про картинки и про опера. Вот только фамилию опера забыл, зато четко помнил служебный телефон…
Оперчасть приняла эту тему, как агентурное сообщение, и копию его, поскольку речь в нем шла о каком-то опере, направили в УСБ.
В УСБ быстро установили Рублева, как известного «клюквенника» [44] и контрабандиста. Напряглись. Восприняли тему серьезно и установили, что за опер трудится в 16-м отделе по данному рабочему телефону. А там уже к этому времени работал не Штукин, а Якушев…
Нет, в принципе, УСБ сработало профессионально, ошибочка вышла в мелочи – никто не додумался проверить, с какого времени трудится молодой опер в этом кабинете. Так бывает. И к сожалению, не то, что бы редко, а сплошь и рядом. «Уэсбэшники» выстроились на ложный объект, но не знали, что он ложный. Сам «объект» вообще не знал ни о чем.
44
«Клюквенники» – специализация воров, которые обворовывали церкви.
При скудности первоначальной информации УСБ не придумало ничего умнее, как «поставить ноги» за объектом на недельку. Что эти «ноги» должны были выявить – трудно сказать, но «опушники» дисциплинированно начали отрабатывать Якушева и его связи. «Опушникам» ведь все равно – что квадратное катать, что круглое переворачивать…
Вот начало их работы и засек сам Штукин, не зная и не ведая, что весь шухер заварился из-за него самого. Не знал он, естественно, и того, что Рублев, не дожидаясь никаких положительных известий с воли, в конце концов очень обиделся на весь мир и на Штукина лично и накатал анонимку в прокуратуру Василеостровского района города Санкт-Петербурга. Из далекого амурского края эта бумага долго шла до Питера, но дошла и попала по адресу – к помощнику прокурора района по надзору за уголовным розыском Зое Николаевне Николенко, которая бегло просмотрела анонимку, не заинтересовалась ею и зашвырнула в сейф с мыслью вернуться к этому вопросу позже – когда будет больше времени и желания…
…Дойдя до того кафе, где Николенко назначила встречу какой-то Вере, Штукин увидел, что все столики на свежем воздухе заняты, и очень этому обрадовался. Валера понимал, что если Николенко с подругой сядут внутри помещения – то
Зоя Николаевна зашла внутрь и заняла угловой столик, Штукин расположился за соседним, спиной к ней. Валера действительно очень мало общался с Николенко, но все же она, конечно, могла узнать его в лицо. Штукин решил подстраховаться, а заодно сесть так, чтобы видеть вход. Буквально через минуту после захода Николенко в кафе заскочил сотрудник, который долго и нудно начал расспрашивать бармена за стойкой об имеющихся в наличии сортах мороженого. Валера с трудом подавил улыбку.
Минут через пять к столику Зои Николаевны подошла молодая, красивая, модно одетая женщина. Штукин вспомнил подслушанный телефонный разговор и решил, что это Вера. Он сначала догадался и только потом услышал, как Николенко обращается к подруге, называя именно это имя.
«Мастерство не пропьешь!» – удовлетворенно подумал Валера и весь обратился в слух.
Женщины затараторили. Видно было, что в этом кафе они бывают часто и поэтому чувствуют себя здесь вольготно. Дамы быстро заказали себе кофе и коньяку, и Штукин, отметив качество и цену напитка, повел удивленно бровями и подумал о Николенко: «Видимо, она решает не только служебные вопросы, раз так легко такой дорогой коньяк заказывает… Может, «ноги» поставили за ней, подозревая ее в коррупции?»
Тем временем «грузчика», интересовавшегося мороженым, сменил другой, начавший приставать к бармену с вопросами о винах.
Валера развеселился еще больше: «Эх, были времена – и я вот так же клоунил!» У Штукина было замечательное настроение, ему казалось, что он один видит всю картину, словно единственный зритель на интересном спектакле.
Между тем Зоя Николаевна начала исповедоваться подруге:
– Ты знаешь, это уже стало непереносимо тяжело. Через каждый час – звонок: как дела и все такое. Каждый день, помимо койки – кофе и разговоры о жизни. Вещи дорогие старается дарить.
Вера по-бабьи подперла щеку кулачком, поощряя подружку к еще большей откровенности:
– И что ж плохого-то? Я в том смысле, что каждый день – это не так и плохо.
– Да я не об этом! – хлопнула рюмку Зоя. – Тяжело просто, зашло далеко. Ощущение такое, будто он мой любовник уже лет пять.
– Ты чувствуешь, будто знакома с ним лет пять?
– Да.
– Так это хорошо.
– А чего хорошего-то?
– А плохого? Главное – как он в койке-то? А?
Зоя Николаевна вздохнула:
– Сначала – просто волшебно было… Но, понимаешь, он в каких-то вопросах – еще маленький. Он немножко стесняется, думает, что кое-чем меня обидеть может. И я, как дура, из-за этого сдерживаюсь, чтобы слишком развратной не показаться… Как будто у меня какие-то обязательства возникли… Я хотела от этих отношений, наоборот, полной свободы… И главное – а что потом?
– Ну ты, Зойка, зажралась, чес-слово! А когда мы на кухне выясняли, кто с парнем чего, ты тогда про «потом» не думала! Я ж тогда тебя просила, а ты? Сама говорила: устала с мужем по именитым гостям ходить…
– А у меня и сейчас сил не прибавилось! А Егор, он… Он ничего словами не просит, но глазами – требует! Я в разговорах с ним слова подбираю! Мне не расслабиться!
– А я тебе говорила, что он для тебя слишком молодой!
– Да? А для тебя, значит, в самый раз?! Да ты, Вер, всего на три месяца меня младше.