Внешний враг
Шрифт:
Неведомая сила дернула его в бок, перевернула и ногами вверх подняла к вершинам деревьев..
Никто не успел не рассмеяться, ни посочувствовать хазарину, вниз головой висевшему между деревьев — из кустов с обеих сторон полезли бородатые морды.
То, что это разбойники было ясно уже по их виду. Первый держал в руке изогнутую саблю, лезвие которой до половины терялось в окладистой бороде. Другие были не краше. На этот раз обошлось без молодецкого посвиста и без страшных воплей. Лихих людей оказалось пятеро, и они не стали тратиться
— Верно люди говорят, «Кто рано встает, тому Бог дает!» — сказал кто-то из них. Голос был сиплым, словно говоривший еще не проснулся. Яйцо, почуяв, чем все это может кончится для него, нырнуло под громадный камень, лежавший у края дороги и затаилось.
Уверенные в своем превосходстве разбойники окружили их и бесцеремонно разглядывали. Избор поежился. Смотрели больше на него. Точнее на халат. Он вытянул шею, пытаясь рассмотреть за кучей разбойников, ставший вдруг очень далеким поворот, но встретился взглядом с атаманом и понял, что до него ему добежать не дадут.
Разбойники стояли молча, стараясь не спугнуть удачу, подавленные свалившимися невесть откуда счастьем. Наконец кто-то не выдержал и радостно изумленно воскликнул.
— Это же сколько тут каменьев? Столько и за год не пропьешь!
Очнувшись от этих слов, атаман свирепо напомнил.
— Кто это там хлебало разинул? Еще раз услышу — укорочу на голову. И пить нечем будет.
Потом он посмотрел на Избора. Именного на него, а не на халат, и деловито предложил:
— Снимай-ка халат, прохожий…
Избор коснулся ножей на поясе, посмотрел на Гаврилу.
— Черт тебя за язык тянул, — сдавленным голосом сказал богатырь. Он вытащил из-за спины меч и провел им вокруг себя, словно творил волшебство.
Над зарослями шиповника, наполнявшего воздух вокруг запахом меда, поднимались стволы берез, рассекавшие небо белыми стрелами. Кругом было так тихо и мирно, что воевода вполне миролюбиво спросил.
— А зачем это тебе мой халат, добрый человек?
Настроение утра ощутил не только Избор. Сам атаман, казалось, от этой красоты утратил часть своей свирепости. Он рассмеялся и снизошел до ответа.
— Потому что тебе он больше не понадобится. Покойнику халат только обуза…
Избор покачал головой. Он еще раз прикинул сколько осталось до поворота, оглянулся на беззвучно болтавшегося на ветке хазарина, посмотрел на всякий случай в небо, нет ли там Мури. Позади атамана, расперев кусты, на дорогу высовывался здоровенный камень, тот самый под которым сидело теперь яйцо. Стремительным прыжком Избор вскочил на него.
— Халат… Эко диво. Возьми лучше сапоги.
Он приподнял полы халата, показывая добрую кожу.
— Прикажи друзьям — пусть снимут… Не простые сапоги — скороходы…
Атаман не стал даже смотреть на них.
— Вытряхните его из халата, только так, чтобы кровью не испачкать.
Приказать-то
Загораживая атамана, навстречу ему шагнули двое — один с тяжелой секирой на мощной рукояти другой — с двуручным мечом.
— Эх, я бы вас… — с тоской сказал Гаврила.
— В другой раз, может ты нас, а уж в этот — мы тебя.
Обладатель меча обрушил удар на голову, а мгновением позже на него обрушилась секира.
Богатырь встретил удар не дрогнув.
Но каков это был удар!
Видя перед собой доспехи, разбойники вложили в удар всю силу, рассчитывая если не срубить богатыря, то хотя бы сбить его на землю, но картагино волшебство сослужило на этот раз добрую службу. Не причинив вреда человеку, меч и секира пронзили его и встретились с камнем. Веселый звон пролетел вдоль лесной дороги.
— Славный удар, — сказал Масленников, глядя на меч и секиру, торчавшие из его груди. — Но никак не лучше моего!
Разбойники стояли напротив него и в их круглых от удивления глазах уже теплился страх. Между ним и разбойниками был только один шаг и меч богатыря блестел как настоящий, но разбойники приклеенные к земле страхом даже не попытались увернуться. Больше всего на свете их сейчас занимали сведенные судорогой руки. Обездвиженные удивлением и болью разбойники застыли не в силах что-либо сделать, и чтобы заняться остальными он должен был покончить с теми, кто стоял перед ним.
— В глаза смотреть! — крикнул он, так, что эхо заходило под березовыми кронами. Он обращался к тем двоим, что стояли перед ним, но глаза всех тех, что стояли на дороге были прикованы к нему… Медленно, отлично понимая, что перепуганные разбойники никуда от него не денутся он четырьмя ударами крест на крест «разрубил» стоявших перед ним людей.
Выдержать этого не смог ни один не другой и оба без чувств повалились ему под ноги.
— Призрак! — в две глотки заорали оставшиеся. — Вурдалак!
— Ха-ха-ха-ха — плотоядно захохотал в ответ Гаврила — Напьюсь нынче кровушки!
И медленно, стараясь дать им время прийти в себя и сбежать, стал подступать к разбойникам. Одним прыжком атаман оказался рядом с помертвевшими от страха товарищами и тряхнул их за воротники, не дав страху спуститься до ног.
— Кого боитесь, трусы? Вот я вам сейчас покажу!
Он кулаками прошелся по лицам.
— Не его. Меня бояться нужно!
— Бежим, — крикнул один, отступив на несколько шагов. — Его же не убить!
— Ерунда! — отмахнулся атаман. — Если уж мы ему ничего сделать не можем, то уж он нам и подавно. Сейчас я его к Ящеру отправлю…
Он повел рукой, делая какой-то охранительный знак и тут, чувствуя в руке обманчивую тяжесть меча, Гаврила забылся и совершил ошибку. Вместо того, чтобы пугать разбойников он сделал выпад и мгновение спустя его меч по рукоять сидел в груди разбойника.