Внезапно в дверь стучат

«Гони рассказ», – приказывает бородатый мужчина, сидящий на диване у меня в гостиной. Положение, надо признаться, не из приятных. Я же пишу рассказы, а не “гоню” их вслух. Да и пишу я не по требованию. Последним, кто потребовал у меня рассказ, был мой сын. Год назад. Я рассказал ему что-то про фею и фенека, даже не помню что, и через две минуты он заснул. Но сейчас ситуация совсем другая. У моего сына нет бороды. И пистолета. И он попросил историю вежливо, а этот человек добивается ее от меня шантажом.

Я

пытаюсь объяснить бородачу, что вернуть пистолет в кобуру – в его же интересах. Трудно выдумывать историю, когда дуло заряженного пистолета нацелено тебе в голову. Но бородач упорствует. Он объясняет, что в нашей стране, если ты чего-то хочешь, надо действовать силой. Он новый репатриант из Швеции. В Швеции все совершенно иначе. Там, когда чего-нибудь хотят, вежливо просят – и обычно получают. Но в страшном, душном Леванте дела обстоят иначе. Тут недели хватает, чтобы понять, как оно все работает. Вернее, как оно все не работает. Палестинцы вежливо попросили страну. Получили? Хер получили. Начали взрывать автобусы с детьми – и вдруг к ним стали прислушиваться. Поселенцы хотели, чтобы с ними вступили в диалог. Вступили? Хуй вступили. Они начали драться, слегка полили погранцов кипящим маслом – и вдруг им решили пойти навстречу. Эта страна понимает только силу – неважно, идет речь о политике, экономике или парковке. Только силу мы тут понимаем.

Швеция, откуда репатриировался бородач, – развитая страна, преуспевающая во многих областях. Швеция – это не только “АББА”, икра трески и Нобелевская премия. Швеция – это целый мир, и все их достижения – результат обходительности. В Швеции, если бы он пришел домой к солистке “Эйс оф Бэйс”, постучал в дверь и попросил спеть, она бы заварила ему чашку чаю, вытащила из-под кровати акустическую гитару и заиграла, и еще улыбалась бы. Но здесь? Да если бы у него в руке не было пистолета, я бы его с лестницы спустил.

– Смотрите… – пытаюсь полемизировать я.

– Никаких “смотрите”, – рычит бородач и взводит курок. – Рассказ – или пуля в лоб.

Я понимаю, что выбора нет. Мужик совершенно серьезен.

– Два человека сидят в комнате, – начинаю я. – Внезапно в дверь стучат.

Бородач выпрямляется. На секунду мне кажется, что история захватила его, – но нет. Он к чему-то прислушивается. Кто-то действительно стучит в дверь.

– Открывай, – говорит он мне. – Без фокусов. Прогони его как можно быстрее, или это плохо кончится.

Молодой человек за дверью проводит исследование. У него есть несколько вопросов. Коротких. Насчет высокой влажности летом и ее влияния на мои нервы. Я говорю, что не желаю участвовать в исследовании, но он все равно протискивается в квартиру.

– Это кто? – спрашивает он и показывает на бородача.

– Это мой племянник из Швеции, – вру я. – Он приехал сюда хоронить отца, погибшего под снежной лавиной. Мы как раз читаем завещание. Может, вы проявите уважение к нашей личной жизни и уйдете?

– Ой, ладно, – опросчик шлепает меня по плечу. – Да всего несколько вопросов. Дай братану шанс подзаработать. Мне по головам платят.

Он растягивается на диване со своей папкой. Швед садится рядом. Я все еще стою и стараюсь говорить

твердо.

– Я прям правда прошу уйти, – говорю я ему. – Вы пришли в неудачное время.

– Неудачное, а? – Опросчик вытаскивает из папки огромный наган. – Почему неудачное – потому что братан мизрахи? [1] Для шведов у тебя, я так вижу, море времени. А для марокканца [2] , который только демобилизовался и оставил в Ливане кусок селезенки, у этого чувака ни минуточки не найдется.

Я пытаюсь объяснить ему, что дело в другом. Он просто застал меня в деликатной ситуации с этим шведом. Но опросчик подносит дуло нагана к губам, знаком велит мне замолчать.

– Живо, – говорит он, – без отмазок. Сел в кресло и поехал.

– Куда поехал? – спрашиваю я.

Честно говоря, я уже реально нервничаю. У шведа тоже пистолет, тут может возникнуть напряжение, эдакое “запад-восток”, разница в ментальностях. Или просто швед может взорваться, потому что хотел историю лично для себя, соло.

– Не беси меня, – грозится опросчик, – у меня нервы слабые, поехал сочинять какой-нибудь рассказ, ать-два!

– Ага. – Швед сливается с ним в неожиданной гармонии и тоже наводит на меня пушку.

Я откашливаюсь и начинаю заново:

– Три человека сидят в комнате…

– И безо всяких “внезапно в дверь стучат”! – предостерегает швед.

Опросчик не вполне понимает, что имеется в виду, но решает подыграть.

– Давай-давай, – говорит он. – Без стука в дверь. Расскажи еще чего. Понеожиданней.

Я на секунду замолкаю, набираю в легкие воздуха. Их взгляды уставлены на меня. Как же я вечно вляпываюсь в эти ситуации? С Амосом Озом или с Гроссманом такое в жизни бы не случилось. Внезапно в дверь стучат. Их сосредоточенные взгляды становятся угрожающими. Я пожимаю плечами. Я же тут совершенно ни при чем. В рассказе этого стука вообще не было.

– Избавься от него, – приказывает мне опросчик. – Избавься от него, кто бы это ни был.

Я приоткрываю дверь буквально на сантиметр. Там стоит курьер с пиццей.

– Ты Керет? – спрашивает он.

– Да, – говорю я, – но я не заказывал пиццу.

– Тут написано – улица Заменхоф, четырнадцать. – Он машет у меня перед лицом бумажкой и протискивается в квартиру.

– Написано, – говорю я. – Но я не заказывал пиццу.

– Семейная, – настаивает он. – Половина ананас, половина анчоус. Уже оплачено. Кредиткой. Только дай мне чаевые, и я полетел.

– Ты тоже за рассказом пришел? – строго спрашивает швед.

– За каким рассказом? – спрашивает курьер.