Вниз по великой реке
Шрифт:
– Здесь побывали варвары, – сказал Хэрн. – Все местные жители сбежали.
Никто ему не ответил. Думаю, нам всем становилось все тревожнее оттого, что Гулл так настойчиво требовал от нас плыть прямо в лапы к варварам. Мне так точно было не по себе. Казалось, что нас со всех сторон окружает опасность, и меня поражало, как бездумно мы движемся ей навстречу. Да, конечно, Звитт не оставил нам другого выхода. Но нам было бы вполне достаточно отплыть вниз по Реке на пару миль да там и остановиться. Я не могла понять, зачем плыть дальше. А еще очень не хватало папы: уж он-то придумал бы, что нам делать.
Ближе к вечеру Река вновь потекла среди красноватых холмов, покрытых голыми деревьями. Кто-то обстрелял нас из
– Нечего здесь высаживаться! И без вас тесно!
Дружелюбия в них было примерно столько же, сколько в Звитте.
Лодкой в тот момент правил Утенок. Он встал, дурак такой, и показал им язык – и накидка соскользнула у него с головы. Все тут же закричали: «Варвар!» – и принялись кидать в нас палками и камнями. И потому мы держались подальше от островов, пока не стемнело.
А когда спустился вечер, увидели, что и берега, и острова усеяны огоньками костров. И лишь последний остров остался темным. Он был очень маленьким – небольшой клочок сухой земли среди деревьев. Робин потребовала, чтобы мы причалили к нему. Она устала. Мы боялись и потому подплыли туда, стараясь двигаться как можно тише, а когда вышли на берег, переговаривались только шепотом, хотя на острове и не было никого. Костер развели в ямке среди корней и молились нашим Бессмертным, чтобы нас никто не заметил.
Гулл опять не стал есть. Он молчал и по-прежнему оставался холодным. Но той ночью все замерзли. Мы улеглись в лодке и прижались друг к дружке; я несколько раз пробуждалась и всякий раз замечала, что остальные тоже дрожат. Просыпалась из-за сна. Насколько я могу вспомнить, мне снился мамин голос – она повторяла: «Встреча вод!» – и слабый аромат танакви. Но этот сон мешался у меня в голове с другим, который возвращался ко мне с тех самых пор, как я начала заниматься ткачеством.
В этом сне я видела маму, которая стояла у меня за спиной. Один лишь силуэт и светлые волосы, вьющиеся, как у Робин, но такие же буйные, как у меня. «Просыпайся, Танакви, – говорила мама. – Просыпайся и подумай!» И в этом сне тоже пахло танакви. И я думала, но ничего не могла придумать, только начала винить себя во всем.
Наутро оказалось, что все – лодка, наши одеяла, земля и голые деревья – покрыто инеем. Белый иней на кроваво-красной земле смотрелся очень странно. Да и сама Река из желтой сделалась розовой – видимо, из-за здешней почвы.
Гулл опять не стал есть. Я поймала себя на том, что начала заламывать руки, как Робин, – а все потому, что посмотрела на то, как Гулл лежит в покрытой инеем лодке. Ведь там же холодно! И что такое «встреча вод»? Должно быть, место, где одна река впадает в другую. Пусть себе Хэрн твердит что хочет, но если мы встретим еще одну реку, я упаду за борт, или притворюсь, будто умираю, или еще что-нибудь придумаю, но добьюсь, чтобы мы там остановились.
Потом оказалось, что Робин тоже приняла решение.
– Знаешь, – сказала она, – мне кажется, не надо нам плыть дальше. Мне кажется, лучше будет остановиться на этом островке и позаботиться о Гулле, чтобы он мог согреться. По-моему, более безопасного места нам не найти.
Как ни странно, Гулл на это ничего не сказал. Похоже, он слишком ослабел, чтобы говорить. Но зато подал голос Утенок:
– Робин, ты чего?! Мы же тут умрем с голоду!
– Лучше давайте найдем какой-нибудь заброшенный
– Или надо найти каких-нибудь людей, которые поверят, что мы не варвары, и помогут нам позаботиться о Гулле, – предложила я. – Поплыли дальше! Ну пожалуйста!
– Мне кажется, вы не правы, – проговорила Робин. – Мне начинает мерещиться, что мы убиваем Гулла этим путешествием.
– Но он хочет двигаться вперед, – возразил Хэрн.
– Он сейчас не понимает, что для него хорошо, а что плохо, – заявила Робин. – Давайте останемся.
Мы решили не обращать на нее внимания. Хэрн с Утенком сели в лодку и подняли парус, а я залила кострище водой и забрала горшок с углями.
Робин вздохнула и покачала головой, и вид у нее сделался такой, будто ей лет восемьдесят.
– Ох, я уже просто не знаю, что же нам делать! – воскликнула она. – Пообещайте мне, что мы остановимся сразу же, как только увидим подходящее место.
Мы пообещали, охотно и легко, – и, конечно, соврали. Я не намеревалась останавливаться, пока мы не найдем еще одну реку. Уж не знаю, что там себе думали Хэрн и Утенок, но точно могу сказать, что они тоже врали.
Когда мы тронулись в путь, над холмами встало солнце; склоны справа сделались темно-синими – от инея, а слева – окрасились золотом. Мы плыли дальше, и склоны – один синий, второй золотой – становились все выше и круче. Наконец солнце растопило иней, и земля снова покраснела. Слева внезапно вынырнули невысокие красные утесы, напоминающие стену дома. А за ними Река разлилась вдвое шире, чем когда-либо до того. Вдоль берегов из воды торчали деревья, а за ними раскинулись плесы, поблескивающие на солнце. Наверное, эти деревья отмечали невысокие берега, в которых Река текла обычно.
Когда мы миновали последний красный утес, я повернулась. И увидела еще воду: она, извиваясь, уходила вдаль с другой стороны утесов.
– Встреча вод! – Я прыгнула на корму и вырвала руль из рук Хэрна.
Утенок последовал за мной.
– Вы что, сдурели?! – закричал Хэрн.
Мы боролись за руль, отталкивая друг друга, и лодка пошла описывать круги.
– Да что вы творите?! – закричала Робин.
– Правим к берегу! Нам надо здесь пристать! – завопил Утенок.
Мы трое орали и дрались из-за руля, а лодка петляла. Должно быть, мы представляли собой прекрасную мишень для любого лучника, хоть для варвара, хоть для кого еще. Но нам повезло. Хэрн в конце концов уступил, хотя и не умолк. Мы свернули в тростниковые заросли за первым красным утесом. Я сроду не видала такого высокого тростника. Он наверняка уходил глубоко под воду – и при этом все равно был изрядно выше нас. Он расступался перед носом лодки и мгновенно смыкался у нас за спиной. И мы, все еще продолжая спорить, плыли через эту своеобразную рощу и в конце концов уткнулись в берег, усыпанный галькой. Тростник скрыл нас от обеих рек.
– Ну, кажется, здесь достаточно безопасно, – сказала Робин.
И в этот самый миг на красной тропинке появился какой-то варвар.
Заметив нас, остановился среди тростника.
– Кто кричал?
Он… Как бы это сказать? Казалось, будто он взмок, то ли от спешки, то ли от сырости. Кожа у него была красноватого оттенка. А во всем остальном он выглядел точно так же, как и мы. Ну, не считая того, что был взрослым, а четверо из нас – нет. Волосы у него были длинные и золотистые и вились даже сильнее, чем у Робин или Утенка. И мне, честно говоря, понравилось его лицо. Взгляд у незнакомца был мягкий, а в глазах плясали смешинки. А нос оказался немного свернут набок. Его красная накидка была старой и выцветшей – похожей на ту, в которой папа ушел на войну, – очень простой и мокрой от росы. Ноги были забрызганы красной грязью, а башмаки тоже походили на наши и тоже промокли. К нашему облегчению, оружия при нем мы не заметили.