Вниз по великой реке
Шрифт:
Утенок подхватил Лапушку на руки.
– И незачем так суетиться, – пробурчал он. – Когда половодье пойдет на спад, сразу будет видно.
– Но у нас нет берега, чтобы это проследить! – огрызнулся Хэрн.
– Значит, поймем как-нибудь иначе, – пожал плечами Утенок.
– Перестань меня злить! – проорал Хэрн. – И отпусти кошку.
Тем утром, когда мы отплыли, Робин как-то особено притихла. Конечно, я должна была заметить, что ей нехорошо, но у меня голова была занята другим. Чайки летели за нами и издавали горестные вопли. Они пугали меня. Птицы смотрели на нас голодными глазами-бусинками.
Я то и дело поглядывала на Гулла, чтобы убедиться, что ему ничего не грозит. Мне было страшно.
Хэрн с Утенком тоже испугались, когда обнаружилось, что мы больше не в состоянии управлять лодкой. Здесь, среди стремящихся к морю вод, было слишком много разных течений. Иногда лодка стрелой мчалась, а порой еле ползла. А около полудня нас подхватил прилив и понес обратно к острову Лапушки. Мы поставили парус и принялись бороться с приливом, но нас все сильнее и сильнее сносило влево. За все утро мы проделали от силы две мили.
– Думаю, лучше взять левее, – в конце концов сдался Хэрн, – и попытаться причалить где-нибудь там.
– Ох, давайте пристанем к берегу! – обрадовалась Робин.
Она это с таким жаром сказала, что мы все посмотрели на нее. Тогда-то мы и увидели, что она больна. Сестру била дрожь, а лицо ее приобрело странный оттенок – совсем как у лилий в саду тети Зары. Наверное, зря мы привезли Робин к морю.
– Я причалю в первом же подходящем месте, – пообещал Хэрн.
Утенок схватил одеяло и закутал ее.
– Робин, может, ты хочешь подержать Леди? – спросил он.
Честно признаюсь: мне стало завидно, что они оба так заботятся о Робин. Я обнаружила, что мне трудно быть ласковой с ней – до сих пор трудно. Сестра выглядела такой некрасивой и дрожала неизвестно из-за чего. Надеюсь, я все-таки не выдала своих чувств. Я дала Робин Леди, но та словно забыла про Бессмертную, и Леди упала на дно лодки.
– Возьми Младшего, – предложил Утенок.
– Нет! – неожиданно резко сказала Робин.
После бесконечного болтания по волнующейся серой воде мы наконец-то приблизились к берегу. Время уже давно перевалило за полдень. И все вокруг было белесым, с оттенками коричневого и светло-желтого, а в воздухе появился новый запах, напоминающий запах свежей рыбы. Это пахло морем. Земля превратилась в цепочку песчаных островков. А настоящая суша – тоже покрытая песком – находилась где-то вдали. Между материком и островками плескалась вода цвета песка, а о берега без устали бились волны. Я до сих пор не понимаю, как Хэрну удалось высадить нас на последний островок. Должно быть, он управляется с лодкой намного лучше
Остров весь состоял из покрытого коркой песка, порос осокой и колючими кустами, скрюченными из-за постоянного ветра. Тот выдувал ложбины в песке. Мы отыскали самую большую, обращенную к тем местам, откуда мы пришли – если смотреть оттуда, горизонт выглядел как синие горы, – и устроили там лагерь. Даже лодку подтащили поближе, чтобы соорудить для Робин хоть какое-то укрытие. Внизу обнаружилось место, куда течением прибивало всякие штуки.
Утенок только охнул, когда все это увидел. Там плавали дохлые курицы, утонувшие крысы, кочаны капусты и прочие кошмарные останки. Но, кроме этого, там нашлись бревна, и ветки, и водоросли. Из них получился неплохой костер. Мы закутали Робин в накидки и одеяла, но она по-прежнему дрожала. И от еды она отказалась:
– Я не могу! Лучше дайте мне воды.
– Вода! – воскликнула я.
Мы с Хэрном переглянулись. В кувшине еще оставалось чуть-чуть воды, но на острове ее не было. Я спустилась к серому потоку и попробовала воду. Здесь Река уже смешивалась с морем, а море, увы, оно соленое. Не знаю, откуда эта соль берется, но морскую воду пить нельзя.
– И что же нам теперь делать? – шепотом спросила я.
– Мы не можем забрать лодку, – так же шепотом ответил Хэрн. – Робин без нее замерзнет. А течение здесь кошмарное. И я не вижу тут ни одного ручья.
Мы беспомощно посмотрели на невысокий песчаный берег. И конечно же, Утенок не нашел ничего лучшего, как именно в этот момент громко заявить:
– Пить хочу – просто помираю!
– Заткнись! – хором рявкнули мы на него.
Но Робин уже приподнялась, опираясь на руку. Одеяла с нее свалились. Сестра стучала зубами, а губы у нее сделались серо-синие.
– А что, вода закончилась? Я сейчас схожу и наберу…
– Ляг немедленно! – потребовала я, сердито зыркнув на Утенка. – Сама наберу.
Я взяла кувшин и заковыляла вверх по склону песчаного холма. Что делать – непонятно.
Я совсем упала духом… Уже потом я поняла, что большие открытые пространства всегда нагоняют на меня тоску. Вот и на озере было примерно то же самое. Я ведь выросла среди холмов, где полно уютных закутков. Здесь же земля казалась какой-то неправильной. Плоская равнина, серый песок, серая Река и какая-то странная фиолетово-серая дымка. Эта дымка ограничивала обзор. Впрочем, тут все равно не на что было смотреть. Взгляд мог зацепиться лишь за широкую полосу стремительно несущейся серой воды между мной и берегом. Не верилось, что я смогу через нее перебраться.
И все же я двинулась вниз, к этому проливу. Я лелеяла робкую надежду – вдруг там вода окажется не соленой? И тут услышала со стороны пролива крики Утенка. Он вопил так, будто не на шутку испугался.
– Помогите! – орал он.
Помню, я бросила кувшин и помчалась к проливу, вспахивая серый песок и оставляя за собой борозду. Но это оказался не мой брат. Этот мальчишка был намного младше Утенка. Его несло течением, а он молотил руками по серой воде и орал без умолку. На какой-то кошмарный миг я застыла как вкопанная, глядя на него. Хотя, видимо, я не то чтобы просто стояла и смотрела – когда-то же успела сбросить башмаки и накидку!