Вниз тормашками
Шрифт:
— А вы что-то видели?
— Помню я очень немного. Когда все стали суп есть, я убежала по делам — обзванивала менеджеров. Тут мне позвонила какая-то девушка, попросившая Диму. Кажется, это его невеста была. Я побежала за Димкой. Гляжу, он стоит с тарелкой в одной руке, ложка в другой. А чесноком-то пахнет! Я-то сразу чую, у меня на него тоже, как и у Димки, аллергия. Мы с ним оба часто на эту тему прикалывались. Он, значит, все это поставил на стол и подошел к телефону. После разговора он вернулся к столу и, увидев, что его тарелка куда-то делась — ее Ромка, по-моему, взял, — возмутился, взял новую и съел
— А ты не помнишь, — холодея от внезапной догадки, спросила Лариса, — когда ты подошла к столу в первый раз, ложка в руке Дмитрия была чистой или уже в супе?
— Ложка? — задумалась Муся.
— Они у вас, кажется, пластиковые были. Ложка была белой или розовато-коричневого цвета?
— Не помню, — с огорчением сказала Муся, — а какая разница?
А разница-то была, и весьма существенная! Потому что если Дмитрий еще не ел первую порцию, которую у него кто-то свистнул, то, значит, мышьяковая «приправа» была во второй, то есть той, которая предназначалась Алексею Дарьину — директору этой передачи!
Лариса вышла из кабинета и отправилась наверх, где, по ее соображениям, должна была находиться Настя. Дочь, почему-то хмурая, стояла возле стеночки в компании таких же восторженных поклонниц и фанаток бархатного голоса Глазова и его не менее бархатных глаз. Самого его нигде не было видно, да и вряд ли бы Лариса его узнала. Девчонки, по-видимому, сбежавшие с уроков, о чем-то перешептывались.
— Настя, ты здесь надолго задержишься?
— А, привет, мам! — рассеянно кивнула дочь. — Нет, я уже иду.
— Съемки отменили?
— Нет, просто ведущего поменяли.
Так вот в чем причина недовольства и надутых губок Насти: Глазова не увидела.
— Почему поменяли? У твоего кумира звездная болезнь?
Настя бросила на мать упрекающий взгляд.
— Нет. Его в больницу положили!
— Всего-то? И из-за этого ты так расстроилась?
— Если бы у тебя был любимый ведущий, — угрюмо сказала Настя, — ты бы тоже переживала, если бы с ним что-нибудь случилось.
— А что с ним случилось? — заинтересовалась Лариса. Не то чтобы ее интересовала личная, да и какая бы то ни было иная жизнь Глазова, но раз дочь так переживает, то понятно, что матери интересна причина этого волнения.
— Он в больницу попал, — уже более живо повторила Настя, убедившись, что разбудила-таки в матери интерес.
— Почему? ОРЗ, как у тебя?
— Нет, это-то и есть самое ужасное! — трагично воскликнула Настя слегка охрипшим голосом. — Какие-то ублюдки избили его на улице до такой степени, что моего лапочку в больницу поместили.
— Избили? — переспросила Лариса.
— Да, причем сильно, как говорили его сотрудники, — сказала Настя. — Особенно пострадало лицо. Я так волнуюсь, он ведь такой красивый!
— Ну, красота в мужчине не главное. Чуть симпатичнее обезьяны, и ладно.
Лара невольно вспомнила «нашу Пашу».
— Интересно ты рассуждаешь, — возмутилась дочь, — да я от него шарахаться буду всякий раз, если он будет похож на обезьяну. Кому он такой нужен?!
— А милиция что говорит? — спросила Лариса, уводя дочь от темы мужской красоты.
— А ничего не говорит. Я не знаю. А насчет мужской красоты ты не права: она необходима!
Лариса вспомнила коренастую приземистую фигурку своего мужа, у которого самым примечательным во внешности было пузичко, задорно выпирающее над штанами, и вздохнула. Не красавец, тут уж ничего не попишешь. Может, Настя и права. С симпатичным Котовым жилось бы куда более приятно, чем с таким. Даже если внутренний мир его останется прежним. Хоть эстетическое удовольствие получать от его каждодневного присутствия!
— Поехали домой, — скомандовала Лариса.
Всю обратную дорогу Настя угрюмо куксилась, то принимаясь вспоминать, какой замечательный этот Глазов, то замолкая. В один из приступов восхищения своим кумиром она воскликнула:
— У него такие глаза красивые!
— Я это уже раз сто слышала, — заметила Лариса.
— И нос!
— Сто пятьдесят.
— И голос!
— Со счета сбилась. Наверное, уже в тысячный раз это слышу.
— Он даже матом красиво ругается! — умиленно зажмурилась Настя. — Как музыка звучит.
— А что, он даже матом ругается? — заинтересовалась Лариса. — Когда это ты успела услышать?
— А помнишь, мы пару дней назад сюда приезжали? Вот тогда и услышала.
— Надо же, а с виду такой интеллигентный! Хотя сейчас матом ругается все кто ни попадя. Всякая шваль вроде бомжей и прочий маргинальный элемент. Вы изучали в школе маргинальный элемент?
— Ты на что намекаешь? — сразу же возмутилась дочь. — Что он сродни всяким этим… вот таким, как ты сказала? Ни фига! Он по делу ругался! Я слышала, как он по сотовому разговаривал с каким-то Василием. Вспоминал какого-то придурка Диму, потом старого дурака Алексея Владимировича, говорил, что убить этого поганца мало, что он займется этим, еще что-то говорил, но я уже не помню. А что? — она посмотрела на мать. — Мама, ты в порядке? Ма-ам! Мама, мы сейчас врежемся! Мам, притормози! Ты что?
Лариса притормозила у обочины, тупо глядя в тонированное стекло машины на проходящих мимо людей. В ее голове воцарился хаос, подобный растрепанному котенком клубку шерсти, из которого во все стороны торчат разодранные нитки. Оставалось только распутать их и связать в одну целую. Этим она и займется по приезде домой.
«Боже мой, — думала она, — неужели это тот же самый Василий? Дядя Вася? Но ведь Глазов работает в том же здании, что и Дарьин, и Ласточкин! Значит, он имел возможность их убить. А повод? Он вспоминал „старого придурка“ Алексея Владимировича… а это, похоже, Дарьин. Интересно! А при чем здесь тогда Виталий Глазов и версия ревности? Хотя последнее Михаил мог придумать просто для отвода глаз, но тогда его самого придется вновь брать в расчет».
— У меня только один вопрос, — посмотрела она на испуганную дочь. — Где ты это услышала? Он что, ходил по съемочной площадке и орал во все горло?
— Нет, — возразила притихшая Настя. — Я просто, — тут она покраснела, — подсматривала… заглянула в его гримерную. Вообще-то это общая гримерная, но там был только он один. Я просто подслушала, вот и все.
— Ты не представляешь, как ты мне помогла!
И, ничего не объяснив недоумевающей Насте, Лариса поехала домой.