Внук Дьявола
Шрифт:
Но ей было плохо, ее мутило, и она вскочила наконец, отшвырнув простыни, направилась в ванную, но пошатнулась и подвернула ногу.
В ванной она тяжело навалилась грудью на раковину, повернула дрожащей рукой кран и принялась полоскать рот.
Она выпила столько, что едва помнила прошедшую ночь.
И все-таки она помнила, что он приходил. Он лег с ней в постель, получил свое и ушел, пока она спала.
Колоссальным усилием воли Лейни заставила себя выпрямиться и взглянуть в зеркало. Из зеркала на нее посмотрела расширенными глазами девушка с копной растрепанных
Увидев небольшие синяки на груди, она охнула и инстинктивно прикрыла их ладонями. Во что бы то ни стало нужно отбросить воспоминания о губах, которые наградили ее этими отметинами. Но она, увы, все помнила: как он держал ее руки, как целовал ее груди, как касался самых интимных мест, как…
Она заставила себя остановиться.
Доковыляв до комнаты, Лейни уселась на кровать, подперев гудящую голову ладонями, и только тогда заметила, что и в комнате остались следы событий минувшей ночи. Простыни были скомканы и перепачканы. На столике возле кровати стояла наполовину пустая бутылка.
Слезы потекли по ее щекам.
«Мама, что же я наделала? Прости меня. Сделай меня опять той девочкой, которой я была. Я ненавижу ту, в которую превратилась».
Слезы все капали, и она не утирала их. Лейни потащилась в душ, встала под обжигающие струи воды и прислонилась к стене, чтобы не упасть.
Когда она вернулась в комнату, вентилятор подул на нее прохладой, но сдуть истину он был не в силах.
Боль во всем теле не прошла и после того, как она оделась.
«Уэй, как ты был прав! Я на это не способна. Я не могу спать с мужчиной без любви».
Она прибрала в номере, перестелила постель, спрятала бутылку, и эта простая, привычная работа немного успокоила ее.
Прошедшей ночью Элейна Торн рассталась не только с девственностью, но и с уважением к себе.
Первое утрачено навсегда. Зато второе можно и нужно возвратить, ибо жить без него нельзя. Без этого она никогда не посмотрит Колли в глаза.
Престон использовал ее, это верно, но ведь и она использовала его. Она убедила себя, что она не с Престоном, а с его двоюродным братом, и, отдаваясь Престону, на самом деле отдавалась Колли. Она решилась на любовь в память о Колли. И, даже занимаясь сексом с другим мужчиной, она искала своего маленького колдуна.
А если бы это и вправду был Колли…
Лейни застонала, не решаясь додумать эту мысль до конца.
Если бы это и вправду был Колли, с каким наслаждением вспоминала бы она сейчас его ласки, его поцелуи, его близость… И не было бы этого гнетущего ощущения позора.
Нужно сказать себе правду: она не спасет «Магнолию», как не спасет и себя. И она, и «Магнолия» погибли навек.
Выходит, Престон обманут, хотя едва ли ему от этого будет плохо. Колли был прав. Обещанного кольца нет и в помине, чему Лейни несказанно рада.
Она собиралась доказать себе, что ей не нужен Колли Ролинс. Что она способна причинить ему боль, равную той, что испытала сама. Что она заставит его заплатить за смерть отца, в которой виновна она сама, и за то, что он оказался внуком Дьявола, а не просто мальчишкой с реки.
А доказала она себе совсем другое: что она любит его, кем бы он ни был.
А что, если мама заглянет Лейни в глаза и увидит в них то, что произошло ночью?
Нет, едва ли. Дебора слишком расстроена горькой правдой, которую Лейни после долгих колебаний открыла ей: страховая компания не возместит «Магнолии» ущерб. К тому же все домочадцы были встревожены состоянием Оливии. Старуха не вставала с постели, пялила глаза в потолок, плакала и тряслась от необъяснимого страха. Она всех гнала из комнаты, всех, кроме Сюзан, а преданная компаньонка, в свою очередь, не желала оставлять ее. Она осталась при Оливии даже тогда, когда приехал Флавий Максвелл и прописал своей старой пациентке снотворное.
Как только доктор уехал, Оливия взяла Сюзан за руку и всхлипнула.
– Папа был прав, – произнесла она. – Нельзя мне было ее открывать. Но я не хотела, чтобы он…
– Тише, Ливи, тише. Папа вас любит. А теперь, – строго сказала Сюзан, – давайте-ка спать.
– Я эту чертову коробку выброшу, – заявила Дебора после того, как старуха наконец забылась беспокойным сном.
– Так будет лучше всего, – без колебаний согласилась Сюзан. – Пусть Оливия никогда больше эту штуку не увидит. С глаз долой, из сердца вон, как говорится.
Эти слова вспомнились Лейни вечером, когда она ворочалась на раскладушке в комнате тетки; настала ее очередь дежурить возле старухи. «Хорошо бы можно было выбросить ко всем чертям прошлую ночь», – подумала она.
Наконец настал понедельник, и жизнь вроде бы начала возвращаться в нормальное русло. Оливия вроде бы успокоилась, и Лейни перестала тревожиться, что мама заметит в ней перемену. Теперь она думала только о том, как собрать в кулак всю свою силу в случае, если появится Колли. Он-то поймет, что с ней приключилось.
Каким-то образом она нашла в себе достаточно гордости и решила, что смело будет смотреть в глаза Колли. И никогда, никогда он не узнает, что она ласкала Престона и воображала, что ласкает его, Колли.
«Он убил моего отца». Она постоянно напоминала себе о чудовищном преступлении Колли, но почему-то ей никак не удавалось разбудить в себе застарелую ненависть к нему.
Какая-то часть ее даже хотела, чтобы Колли пришел, и поскорее. Она чувствовала, что ей необходимо с ним поговорить. Понять, станет ли он ненавидеть ее за ночь с Престоном. Ей пришлось признаться себе: она не вынесет, если он отплатит ей такой же ненавистью, какую она испытывала к нему на протяжении трех лет.
Но Колли не приходил. А что, если он вовсе не вернется? Что ж, тогда окажется, что она добилась своей цели, только и всего.
Во вторник жизненные тяготы взяли свое. Лейни пришла к непростому решению: нужно продать что-нибудь из вещей, чтобы несколько недель можно было сводить концы с концами. Впрочем, она давно усвоила, что единственный способ получить хоть сколько-нибудь серьезные деньги – расстаться с коллекцией антиквариата.
Она отобрала лучшие, на ее взгляд, безделушки, вымыла их и аккуратно упаковала, намереваясь отвезти в Гейнсборо.