Шрифт:
Пролог
– Да чтоб тебя, – снегоход встал окончательно и не подавал больше признаков жизни. Он уже полчаса как выделываться начал, но вроде бы шел, а теперь сдох и не подает признаков жизни. Съездил на деляну, называется.
Слезая с взбрыкнувшей машины, совершенно закономерно провалился в глубокий снег, едва ли не по пояс. Матерясь, выбрался на буранку и стянут теплую перчатку вытащил телефон из внутреннего кармана куртки. Связи нет, ну кто бы сомневался? Сильный порыв ветра швырнул мне в лицо пригоршню снега. Еще и буран начинается, хотя прогноз не предвещал ничего подобного, и с утра погода была хоть и морозная, но ясная. Так, и что мне делать? Думай, Петр Федорович, думай. Голова, чтобы думать дана. Так, сколько я проехал,
Приняв решение, как это всегда бывало, побрел по накатанной буранке в сторону дороги, где стояла моя машина и ждала хозяина, которому в башку втемяшилось сунуться в тайгу в гордом одиночестве. Хоть бы Толяна дождался, идиот. Когда себя ругаешь, вроде бы и идется неплохо, только вот сложно, все равно проваливаешься, хоть и не по пояс, но по яйца кое-где случается. А ветер все усиливался. И уже становилось плохо видно, куда ногу ставить, потому что ветер старался как можно скорее замести все следы пребывания здесь человека.
Примерно через час, я сел прямо в снег, зачерпнул горсть и сунул в рот. Пить хотелось страшно, а еще спать. Глаза просто сами собой слипаться начали. Так, вот этого вообще никак нельзя допускать. Уснуть сейчас – это гарантированно не проснуться! Вставай Петька, и иди. Завтра на участок заступать, еще отдохнуть надо успеть.
Ноги гудели и поднимаясь я даже застонал от боли. Здесь никого нет, кроме меня, так что, можно и постонать, все равно никто не услышит. Заниматься надо больше, Петруха, чтобы не выть из-за гудящих ног. Раз работа не слишком тяжелая, но вполне себе денежная, значит надо вон, хотя бы в зал походить железо потягать. Или жениться на ком-нибудь уже, а то так и помрешь бобылем. Вон Танька из лаборатории, чем тебя не устраивает? И симпатичная, и в постели не бревно. Так ведь нет же, стоит ей только робко намекнуть о том, чтобы съехаться, так ты тут же хвостом мести начинаешь. И к Светке под бочок бежишь. Она хоть и дура дурой, но красивая и, что самое главное, без претензий. Подарки вот любит, и чтобы блестели. Или же айфон очередной. Ну, почему нет? Деньги позволяют, недаром пересилил себя и подался-таки на север, как раз, чтобы подзаработать, да так и залип. Уже второй контракт к концу подходит, а домой к Европам поближе почему-то и не тянет. Вон, даже о доме задумался, лес выписал. На деляну-то и поехал, идиот.
Нога подвернулась, и я упал лицом в плотный снег. Отплевываясь, кое-как сел. Да, вот так пробираться – это не за приборами на перекачивающей нефть станции сидеть в качестве дежурного инженера смены, тут работать надо. Но как же холодно. И глаза сами собой закрываются. Я всего лишь пару секунд подержу их закрытыми и дальше пойду. Судя по ощущениям, до дороги-то всего-ничего осталось… Как холодно…
***
Бледный подросток, лет тринадцати-четырнадцати на вид, худой и нескладный лежал на кровати в промерзшей комнате, единственной на этой почтовой станции и прислушивался к тому, о чем говорили его сопровождающие. Уже несколько дней он страшно мерз и никак не мог согреться, но не признавался в этом, а сопровождающие его офицеры и даже приставленный специально, чтобы заботиться о нем лакей, не замечали, что он становился все слабее день ото дня. Они стремились как можно скорее пересечь границу Пруссии, и на такие мелочи, как пробивающая его время от времени дрожь, не обращали внимания. Сегодня было особенно холодно и страшно хотелось спать. Но мальчик старательно вслушивался в тихий разговор, благо говорили они по-немецки, и с пониманием проблем не возникало. Вот только расслышать удавалось далеко не все.
– Фон Мирбах отписался, наконец-то. Вот, когда мы заселялись в эту дыру, курьер привез письмо, – грубоватый голос в котором слышалось раздражение, заставлял мальчика вздрагивать и плотнее закутываться в тонкое одеяло, которое совсем его не грело. – Бракель мертв, и его племянник поспешил проститься с дядюшкой.
– Но как мы, дьявол всех раздери, проедем через Берлин? – второй голос был не столь резким, но и в нем звучало ставшее уже привычным за эти дни, пока они выбирались из Киле и ехали до Берлина, раздражение.
– У нас есть документы подорожные на имя графа Дюкера, – через некоторое время ответил первый голос. – Вот так и поедем. Как знать, может быть, так получится даже быстрее. – Воцарилось молчание. Оно было настолько длинным, что появилось ощущение, будто говорившие уже уснули. Мальчик вздохнул и закрыл глаза, чтобы погрузиться в так манящую его пустоту, в которой хотя бы дикий холод не ощущался настолько резко. Но тут второй голос проговорил.
– Что-то не нравится мне, как герцог выглядит. Такой уж бледный да немощный, того и гляди душа тело покинет.
– Да ладно, нам его главное до места довезти, а там уже не наше дело, как его будут делать более представительным, достойным его будущего титула. Давай уже спать, завтра вставать рано надо будет, чтобы без задержек Берлин проехать.
Мальчик натянул одеяло повыше. Вот так, никому ты и не нужен вовсе, хоть и предполагал, что, уехав из Киле тебя ждет совершенно другая чудесная жизнь. Только вот, похоже, что ничего не поменялось. Только декорации будут другие, да чужая непонятная речь, которую придется как-то понимать, чтобы знать, когда о тебе разные гадости начнут говорить. Чтобы потом, когда ты станешь, наконец, императором, суметь отыграться за все хорошее.
Мальчик даже на заметил, как из уголка глаза выкатилась одинокая слезинка и скрылась в волосах. Как же холодно, и как тянет спать. Спать…
Глава 1
Меня разбудил укол, словно я на иголку какую напоролся, вслед за которым то место на боку, куда он пришелся, стало немилосердно зудиться. Я пошевелился, чтобы добраться рукой до зудящегося места, чтобы уже поскрести его хорошенько, и тут же почувствовал, как чья-то рука крепко сжимает мое плечо, а потом включился слух, и я услышал мужской голос.
– EureHoheit*. Eure Hoheit, wacht auf, es ist Zeit aufzustehen**, – я приоткрыл один глаз. Телевизор что ли работает? Какой-то иностранный канал по тарелке теперь транслируется? Тогда почему нет перевода? Хотя, французские же тоже без перевода идут, просто я его немного знаю, что поделать, если партнеры у нашего отделения исключительно с французского сектора. Вот французские каналы меня не слишком и раздражают, а вот этот прямо по ушам резанул. – Eure Hoheit, wir mussen los.*** – и тут меня начали трясти, видимо, пытаясь разбудить. – Eure Hoheit, wir mussen los, – повторил мужской голос и в нем послышалось раздражение. Что это за язык? Похож на немецкий. Вот только я по-немецки знаю «Гитлер капут», и на этом мои лингвистические познания в данном языке заканчиваются. Приподнявшись на локтях, я промычал, показывая, что проснулся.
– М-м-м, – и тут же резко сел, сбрасывая с плеча чужую руку, распахнув глаза. Где я? Что это за мужик, который меня будит и говорит предположительно на немецком языке. Что-то опять кольнуло, как перед тем, как меня начали столь интенсивно будить, на этот раз в ногу. Опустив взгляд, я увидел клопа, ползущего по моей ноге. – А-а-а, – вскочив, я принялся отряхиваться, потому что меня посетило странное подозрение, что этот клоп здесь не один. И только через минуту до меня дошло, что я спал одетым, да и одет я как-то странно, и рост мой должен быть вроде бы повыше, а комната так странно оформлена… Где я?! И тут же споткнулся, как бы не о собственную ногу, и рухнул на грязный пол, с которого попытался вскочить, с ужасом осознавая, что у меня ничего не получается. Вот тут-то паника накрыла меня с головой, но, как ни странно, я, вместо того, чтобы впасть в полноценную истерику, принялся обдумывать свое странное положение. Так, я возвращался с деляны, снегоход заглох, я долго шел, потом упал и… черт, я, кажется, заснул, а когда проснулся, то не в сугробе, как вроде бы предполагалось, а на какой-то странной хате с клопами. А еще здесь где-то стоит какой-то мужик, говорящий со мной по-немецки, который я вообще не понимаю. Ладно, если брать за основу тот факт, что меня спасли и притащили… ну не знаю, в сторожку какую-нибудь, то при чем здесь все остальные странности, и почему, черт всех раздери, этот мужик пытается говорить со мной по-немецки?