Внуки красного атамана

Коркищенко Алексей Абрамович

Сжимая ножевой штык в руке, Афоня вдруг попятился, озираясь, к ольхам, среди которых спиной к нему стоял эсэсовец, оглядывавший камыши с востока.

И тут случилось такое, чего Егор никак не мог ожидать.

Афоня с поражающей резвостью прыгнул на эсэсовца и всадил ему в спину штык с такой силой, что конец вышел из груди. Эсэсовец повалился с хриплым криком. Унтер-офицер Гешке обернулся. Ослепленый блеском золота, он не сразу понял, что случилось. Афоня вырвал автомат из рук эсэсовца и ударил по сгрудившимся около Пауля эсэсовцам и полицаям. Автомат его стучал часто и громко, как косогон лобогрейки. Никто из них не успел взяться за оружие.

– Ха-ха!
– завопил Афоня.
– Мое золото! Мое!.. Не трожьте!..

– Фойер! Фойер!
– кричал Пауль из-под навалившихся на него убитых эсэсовцев.

Поживаев, схоронившийся за толстым стволом вербы, выстрелил в Афоню, но не попал. Часовые-эсэсовцы растерянно выбежали на поляну, не зная в кого стрелять, потом один из них разрядил автомат в Афоню, другой - в Поживаева.

И тогда Конобеев пронзительно свистнул. Из мочажины брызнули веера пуль, срезая ветви и последних охотников за драгоценностями махновца Осикоры.

Егор, пораженный поведением Афони, не успел сделать ни одного выстрела так все быстро кончилось, не в кого было стрелять. Вымахнув из мочажины на лужайку, он быстро оглядел трупы врагов - Гордея Ненашкова, Поживаева, унтер-офицера Гешке и других... Пауля среди них не было!

– Пауль удрал!
– переполошенно закричал он.
– Ловите его! Упустили проклятого гада!..

– Не уйдет, - сказал Конобеев, быстро забираясь на вербу. Оглядел цепким взглядом камыши и увидел: не очень далеко от острова резко покачивались султаны камыша - Пауль, продирался сквозь него.

– Вон он! Попер прямо на зыбунные места. Мы его загоним в западню - в болотные "окна". Белоусов, Алексеенко,, Кандыба, Быкадоров, развернутой цепью вперед!

Конобееву сверху отчетливо были видны в сплошной зелени пять точек, где раскачивались серебристые султаны, - там двигались люди сквозь тростник. Та, передняя точка, продвигалась медленно: Пауль, видно, вообразил, что уже избежал опасности. Бойцы догоняли его. А он шел прямо в центр зыбунных мест, выгнутых дугой, - там когда-то была глубокая речная излучина. Там проглядывались "окна" и бездонные зыбуны, затянутые сплавиной - зеленым предательским ковром...

– Все в порядке!
– сказал старшина, слезая с вербы.
– В капкане бешеный волк!

Афоня был еще жив. Хрипел и вскидывался в луже своей крови. Придя в себя, притихнув, непомерно удивился, когда увидел Пантюшу, Егора, красноармейцев в форме:

– Господи помилуй!.. Не трожьте мое золото!..
– Сумасшедшими, белесыми глазами пригляделся к Егору.
– Ты?.. Ты, Ёрка?.. Не заходи в мой двор... Не подходи к моей кабыце... Ты не узнаешь... не...
– Афоня вскинулся и умер.

– Почему он так сказал?
– недоумевающе спросил Егор у Пантюши.

– Понятно, почему, - усмехнулся Панько.
– Захоронка якась у него в кабыце... От, бедолага!

– Отряд, слушай мою команду!
– сказал Конобеев.
– Собрать трофеи, подготовиться к походу.

Чего только не было в ящиках старого махновца Осикоры!

Золотые царские десятки, кольца, зубы, чаши, портсигары, серьги, брелоки и даже бриллианты, драгоценные камни.

Вскоре вернулись бойцы, преследовавшие Пауля. Сержант Белоусов рассказал:

– Скулил, сволочь! Как шурханул по пояс в болото, пистолет отбросил, кричит: "Сдаюсь!" Я ему говорю, сдаешься, так хенде хох и дуй к нам. А он дергается и все глубже погружается в жижу. Кричит: "Спасите!.. Я много знаю, буду полезен..." Мы ему отвечаем, водяному ты будешь полезен.

Иди доложись ему!..

В тот день еще одно событие потрясло жителей станицы Ольховской.

Соседи слышали, как громко ссорились у себя во дворе Масюта и его невестка, мать Витоли. Неизвестно, что произошло между ними, но Масюта вдруг выскочил на улицу с разрубленным черепом и упал на дорогу.

Бабка Меланья пробежала мимо, крестясь:

– Господь свой праведный суд творит... Господь судит!.. Да будет на то воля твоя, господи!

Так и лежал в пыли мертвый Масюта. Никто не подходил к нему.

Мать Витоли исчезла, оставив курень на произвол судьбы.

Даша, Васюта и Митенька до вечера вели наблюдение с чердака Дашиного куреня. Они слышали выстрелы в камышах, гадали, что там происходит.

Спустились вниз уже после захода солнца. Никто не вышел из камышей.

– Живы ли Ёра и Гриня?
– тихо сказала Даша.

– Чего за них бояться, они с Конобеевым!
– грубовато отозвался Васюта. Меня не взяли, маленьким посчитали...

– А вот я верю, живы они и обязательно вернутся, - горячо сказал Митенька.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава первая

Отряд Конобеева перебрался по речке Ольховке на край Федькиного яра поближе к хуторам Ольховому и Бирючему. Дело в том, что двое бойцов заболели малярией (Гриню тоже трясла лихорадка), у двоих гноились раны, а никаких лекарств не было. И еще один боец ослабел настолько, что не мог пускаться в далекий и нелегкий путь - пробиваться через фронт. Всех пятерых отправили к знакомым жителям этих небольших степных хуторов, куда оккупанты заявлялись редко.

Конобеев собрал оставшихся.

– Маловато нас. Семеро смелых. Егор - восьмой.
– Посмотрел на Гриню, который трясся под тремя шинелями на сене возле куста держи-дерева.
– Ну что ж, братцы, отряд у нас отборный образовался, подвижной, и мы теперь можем не одну операцию провернуть. Немцы, надо полагать, завтра с утра облаву устроят по хуторам и станицам, расположенным около лимана. Поскребут и станицу Ольховскую. А мы ночью прошмыгнем в райцентр, в Старозаветинскую. Там укроемся у Егоровой двоюродной бабушки. Осмотримся, сделаем разведку при ясном солнышке. На базе горючего бывшей МТС, видел я, запасается танковое топливо и всякие там смазочные премузии. И там же паркуются бензовозы. А у нас есть противотанковое ружье с патронами. Бутылки с зажигательной смесью тоже имеются. Как ударим по бакам и цистернам...