Внутренняя война. Том 2
Шрифт:
Элгарт кивнул.
– Как скажете, отец мой. И все же вы очень добры. Надеюсь, наше невежество не превысит ваше терпение.
Он так, чтобы не заметил отец Скурн, положил руку на колено магистра Пильона и осторожно сжал: еще одно напоминание.
– Вы знаете, почему мы невежественны, – начал Элгарт. – У нас нет историй верований, которые напоминали бы ваши. – Вновь надеясь застать жреца врасплох, Элгарт неожиданно, без паузы сменил тему. – Вы же пришли к нам со стороны Амики?
– Да, это так.
– А в Амику с еще более северных земель?
– Да, сын мой.
– Через земли нуури? – продолжал свой допрос
– Мы путешествуем с миром, куда бы мы ни пошли, – ответил отец Скурн. – Но это не тот вопрос, который ты хотел задать, сын мой. Вы вошли в церковь не затем, чтобы узнать о наших путешествиях.
– Конечно, отец. – Элгарт сосредоточился на том, чтобы казаться кротким. – Я только любопытствую. Совет, который мы хотим от вас получить, более личного характера.
Мы слышали ваше писание, – продолжил он. – Мы слышали вашу проповедь. Мы были тронуты. Но я должен признаться, отец, что мы нашли некоторые ваши мысли запутанными. Для вас существует четкое различие между «знанием» и «истиной», но мы этого не понимаем. Как же они могут быть различны?
Поза отца Скурна не изменилась. Ни одна мышца не дрогнула. Он сидел на стуле прямо, откинув плечи назад и сложив руки на груди. Тем не менее Элгарту было трудно встретиться с ним взглядом. Свет, казалось, становился все ярче. Он освещал жреца, делая его как будто больше или более внушительным. Элгарту пришлось подавить зевоту.
Рядом с ним сгорбился магистр Пильон: согнутыми в локтях руками он уперся в колени, а ноги поставил на подножку своего табурета. Голова его была опущена, как у человека, который внимательно слушает и не хочет отвлекаться на то, что может увидеть, если поднимет глаза.
– Подумайте о различии, сыновья мои, – сказал отец Скурн. – Знание – внешнее. Оно касается материалов и использования вещей. – Он на мгновение опустил одну руку, постучав костяшками пальцев по столу. – Это знание. Лампы – это знание. Масло, которое горит, изготовление вместилища для его удержания, возгорание пламени. Использование таких вещей – это знание. Винтовки – это знание. Пушки – это знание. Какой бы ни была его форма, знание касается материалов и использованиявещей.
Истина – внутренняя. Ваше заблуждение – это истина. Ваша неспособность понять разницу – это истина. Она заключается в вас самих. Она описывает вас или часть вас. Истина касается того, кем и чем вы являетесь в своих сердцах, в своих мыслях, в своих желаниях. Она может определять использование вами вещей, но она не есть использование этих вещей.
Мир, который предлагает великий бог Риль, возникает из истины, а не из знания.
Элгарт попытался кивнуть. Он хотел сохранить самообладание, атмосферу спокойного интереса и сомнения. Но теперь он понял, что сильно устал.
Сколько ночей он провел, недосыпая? Очень много. Когда он кивнул один раз, его голова, казалось, продолжала кивать сама по себе.
Одной рукой он ущипнул мягкую кожу внутри бедра. Ему нужно было почувствовать боль, чтобы совладать с собой.
– Я понимаю, отец. – Его голос звучал приглушенно, но он и не пытался говорить громче. – То есть я думаю, что понимаю. Ваше объяснение смущает меня уже по-другому.
Если различие столь четкое, как вы говорите – если знание просто внешнее, – оно вряд ли может угрожать истине. И все же Беллегеру что-то угрожает. Это очевидно. Наш союз с Амикой длился двадцать лет, но напряжение между нами остается. – Элгарт вовремя остановился, чтобы не спросить, проповедуете ли вы против нашего союза? Вместо этого он спросил: – Считаете ли вы знание угрозой? Когда вы проповедовали, вы, кажется, осуждали его. – Во время службы Элгарт слышал, как отец Скурн провозгласил: «В своей основе знание существует, чтобы питать жадность одних за счет других». – Вы красноречиво доказывали это. – «Стремиться к знаниям – значит жить в страхе». – Я не понимаю, как знание может быть препятствием для истины. Или для мира между Беллегером и Амикой.
Жрец сидел неподвижно.
– Опять же, сын мой, ты неправильно меня понял. – Его интонация не изменилась. – Я не осуждаю знание. Понимание вещей не угрожает ни истине, ни Беллегеру. Раздор здесь – в действиях короля Бифальта. С каждым годом становится все более очевидным, что его подготовка к войне не имеет смысла. Врага нет. Войны не будет. Естественно, обида растет. Я никогда не высказывался против знания. Скорее я говорю против стремления к знаниям, как если бы знание было истиной.
Само по себе знание – это мелочь. Как и все мелочи, оно может быть полезным, когда необходимо. И, как и все мелочи, оно становится ловушкой и заблуждением, когда его принимают за что-то большее. Тогда жажда знаний становится просто похотью. Как и любая другая похоть, она дитя Гордыни и Безумия. Тяга к нему только коварнее других желаний. Оно не мудрее.
Первый шаг в любом стремлении к миру, гармонии и истинной силе, к силе, которая стала возможной благодаря прекращению войны внутри вас, – этот первый шаг – признание истины и только ее.
Элгарту пришлось подавить еще один зевок. Мысли в его голове теряли свои очертания, расплывались в полусне, в необходимости выспаться. С вялостью пьяного или одурманенного он понял, что здесь действует магия. Не иначе. Слишком не похоже на него, чтобы начало клонить в сон от света ламп или от гулкого голоса.
И все же во время службы посетители не засыпали. Магистр Пильон тоже сейчас не зевал. Элгарт не мог понять.
Но он понимал, что подверг своего друга опасности.
Он подверг своего друга опасности.
Подгоняемый разочарованием, Элгарт боролся со сном. Его собственное высокомерие ужаснуло его. Как он мог поверить, что Пильон останется в безопасности там, где магистр Фасиль чувствовала угрозу? С усилием он дотянулся до кинжала, спрятанного в рукаве. Но он не стал вытаскивать его. Он не был готов заявить о своих намерениях. Вместо этого он попытался определить, что происходит с его спутником.
Когда он снова дотронулся до ноги магистра, он обнаружил, что мускулы Пильона от бедра до колена напряглись. Слегка подвинувшись на стуле, Элгарт смог как бы невзначай коснуться плеча друга. Все тело заклинателя было жестким, сжатым, как если бы он сопротивлялся давлению, незаметному для Элгарта.