Внутри себя

Фостер Алан Дин

И тут же на него обрушилась мертвая тишина.

Прежде, чем открылась передняя дверь, прошло еще пять минут. Вошли какие-то люди и направились вдоль рядов, осматривая каждое неподвижное тело. Пассажиров, упавших в пароходы, поднимали и усаживали на пустые места.

Вошедшие были полностью защищены герметичными костюмами из серебристою эластичного материала, а на головах у них красовались прозрачные колпаки. Костюмы эти были предназначены не только для защиты от отравляющих веществ, но и от множества других опасностей.

Они

представляли собой боевые пехотные комплекты и выдерживали прямое попадание из лучевого оружия, а также из мелкокалиберного огнестрельного. Кроме тот, их оснастили разрядными устройствами, и достаточно было нажать кнопку, чтобы они оказывались под защитным напряжением в несколько тысяч вольт. Напряжение регулировалось в зависимости от того, нужно ли убить или парализовать на некоторое время того, с кем облаченный в такой костюм человек вступает в соприкосновение.

В данный момент эти разрядные устройства не были задействованы, но пальцы ворвавшихся в самолет людей нервно подрагивали, готовые в любой момент нажать на спасительную кнопку.

– Я его не вижу, – сказал командир взвода.

Видимо ему казалось мало той защиты, которую предоставляет боекостюм, поэтому в руке у него блестел еще электрический пистолет. Он, как и костюм, был подсоединен к комплекту батарей, закрепленному на спине человека.

Командир перешагнул через неподвижно лежащую девочку лет десяти-одиннадцати.

– Чарлин, возьмите с собой Хабиба и осмотрите салон первого класса.

– Но он ведь летел не первым классом, – возразила женщина, шедшая позади.

– Знаю. Он мог доплатить прямо на борту и пересесть туда.

– Мы не имеем права рисковать. И будьте, пожалуйста, осторожны.

– Да какой тут риск, – воспротивилась женщина. – Они тут все теперь на двадцать четыре часа в полном отрубе, и он тоже.

– Не понимаю, к чему все эти предосторожности. И вообще, зачем такой чертов переполох подняли из-за какого-то одного беглеца.

– Вы что, сообщений из Нуэво-Йорка не слышали?

– Конечно слышали, – отозвался смуглый мужчина, стоявший неподалеку от женщины. – Но это же не значит, что все правда, или ты наших американских друзей не знаешь? Они всегда склонны все преувеличивать. Это у них пунктик такой – романтизировать преступления.

– Наши обязанности, Хабиб, заключаются не в том, чтобы навешивать ярлыки. Наш долг – выполнять приказы.

– За собой последи, сержант, – и Хабиб с женщиной ушли выполнять поручение.

На борту тем временем появлялись все новые люди. Все как один одетые в серебристые костюмы, они продолжали тщательно обследовать лайнер, двигаясь вдоль рядов и постепенно приближаясь к хвостовому отсеку.

– Я тут кое-что подслушал, – обратился к сержанту подвижный коротышка из вновь прибывших. – А что это за история такая с этим парнем? Ведь когда пресса узнает, денег не оберешься расплачиваться. Подумать только, целый самолет вырубить ради одного человека.

– Пресса ничего не узнает, – сказал сержант. – Если, конечно, некоторые не начнут распускать свои длинные жирные языки. Вот тогда точно придется платить. Им.

– Да не смотрите вы на меня так, сержант, – сказал спрашивающий. В это время он как раз поправлял в кресле старика, который неуклюже свесился набок. – Вот этот по-моему руку сломал. Он теперь в больницу попадет. И как все это останется в тайне?

– Не наше дело, – сказал сержант. – Пусть у шефа и у службы безопасности аэропорта об этом голова болит. А наше дело, слава богу, маленькое: найти этого дурика, и-все.

Через несколько минут они его нашли.

– Смотри-ка, он похоже к аварийному выходу рванул, – догадался один из блистательных, особенно в смысле костюма, полицейских.

– Этот поганец, похоже, чертовски надолго умеет дыхание задерживать.

– Недостаточно надолго, – сержант задумчиво осматривал неподвижное тело Эрика Эббота. – «А ведь и некрупный вовсе», – подумалось ему. – Но сделал все, что мог и даже больше, – сказал он, оглянувшись вдоль прохода.

– Да. Его билет на восемнадцатое место. А он аж до сорок четвертого ускакал, это при такой-то отраве. Любой другой глазом не моргнет – вырубается.

– А может, он просто из сортира выходил, – предположил кто-то из бобби.

– Может быть. Нам-то откуда знать? – сержант посмотрел на часы. – Пора выгружать его отсюда. Нам остается только звезды благодарить, что погода такая говенная, иначе бы нас из здания аэропорта засекли.

Он наклонился и подхватил Эббота за ноги.

– Вечно мне более тяжелая работа достается, – проворчал бобби, стоявший рядом с ним.

– Это потому, что я – сержант, а ты всего лишь младший сержант. Должна же быть от этого какая-то польза.

Вдвоем они поволокли обмякшее тело по проходу. Остальные командос прокладывали им путь, вслух пытаясь осмыслить происходящее.

– Тоже мне бандит, взглянуть не на что, – выругался один. – Столько беготни и ради чего?

– Да уж, – согласилась Чарлин, вернувшаяся из салона первого класса, чтобы посмотреть на процессию. – А ведь симпатичный парень, черт возьми, только странный какой-то.

– Посмотрел бы я на тебя, если бы ты с ним в Нуэво-Йорке столкнулась. Если они, конечно, не свистят.

– Посмотрела бы я на их лица, когда они узнают, как мы с ним легко разделались.

Все дружно хохотнули и поволокли обвисшее тело вниз по трапу.

Эббота погрузили в стоящий рядом фургон без всяких опознавательных знаков, внутри его поместили на носилки и тут же крепко привязали. После этого руки и ноги арестованного закрепили дополнительными ремнями. Две женщины в белом снимали показания деятельности его жизненных органов. У них наготове были шприцы, чтобы, если вдруг он проявит какие-либо признаки пробуждения, тут же продлить его сон.