Во имя Долга
Шрифт:
Правда, долго молчать эта девочка оказалась неспособна. Похоже, лимит её терпения исчерпался за годы работы под моим началом, и теперь из девушки во все стороны пёрло желание пообщаться. Принимая к сведению её характер, было удивительно, как она столько продержалась.
Она расспрашивала меня о человеческих обычаях, о традициях, об истории контактов с другими видами, включая Империю Иллур. Рури показала себя удивительно любознательной особой, а, поскольку спрашивала она вещи исключительно общедоступные, я к собственному удивлению оказался быстро втянут в оживлённую беседу, и даже поймал
Более того, я даже поделился с ней некоторыми историями из собственной жизни, что было совсем уж удивительно. И говорило только об одном: я окончательно перестал воспринимать её как объект наблюдения или потенциального противника. Рури стала для меня «своей»; не существом, достойным доверия, — таких во всех обитаемых мирах можно было пересчитать по пальцам, — но боевым товарищем или приятелем. Что, если вдуматься, было весьма удивительно: женщин в этом круге было очень немного.
Когда речь зашла о планетах расселения и старых колониях, слово за слово я вспомнил и Дору, и знакомого уроженца той планеты. И, чёрт побери, поймал себя на чудовищной ностальгии и отвратительной мутной невнятной тоске. Хотелось плюнуть на всё и внезапно оказаться дома, на Земле. Увидеть родителей, познакомиться с младшим братом, посмотреть на резко изменившегося Володьку и его жену, и на Варьку с её дорийцем.
Точно, устал. Даже не устал; задолбался.
За этой болтовнёй время пролетело незаметно. Что общаемся мы уже очень долго, я понял, когда настало время очередной кормёжки, и обнаружил, что от бесконечной лекции натурально осип.
Пока мы ужинали, Рури бросала на меня странные задумчивые взгляды, но молчала. Когда я после еды предложил укладываться спать, согласилась безоговорочно, и без колебаний устроилась у меня под боком. И даже не возмутилась, когда я, укладываясь поудобнее, привлёк её к себе поближе, обнимая. Странно, но уснул я совершенно умиротворённым и даже почти довольным жизнью. Как, оказывается, иногда мало требуется человеку для того, чтобы ощутить себя спокойно; даже не обязательно тащиться домой за миллионы световых лет, достаточно чего-то тёплого и мягкого под боком.
Проснулся я мгновенно от ощущения чужого взгляда и поспешно оценил обстановку. После чего, впрочем, расслабился: похоже, мы просто долетели до нужного места. Мы с Рури лежали на полу уже знакомого ангара, и над нами нависала пара иллурцев, видимо, терпеливо ожидая пробуждения.
Кормёжку одним мясом сложно было назвать сбалансированной диетой для травмированного организма, но тут стоило сказать большое спасибо за предоставленные лекарства. Если бы не они, вряд ли я на третий день после общения с Айдаром оказался бы способен так легко и уверенно встать, заодно придерживая в объятьях зверушку. Рури от моего движения также проснулась, и тоже не спешила отстраняться, обеими руками обхватив меня поперёк талии и через плечо оглядываясь.
— Твоя судьба решена, человек, — сообщил иллурец. Тот ли это был представитель вида, который общался с нами в прошлый раз, или нет, я поручиться не мог. Не потому, что не умел отличать одного от другого, — этот навык был приобретён мной довольно давно, — а потому, что в прошлый раз мне было не до разглядываний.
— И
— На этой планете есть представители вашего вида, вы будете переданы им. Кроме того, в знак расположения тебе и твоей женщине будет оказана высочайшая честь. Сегодня день Зова и Последнего Полёта, и вы сможете наблюдать это как наши гости, — резюмировал каменный.
Судя по манере речи, это всё-таки был другой представитель вида: предыдущий ссылался на брата, то есть выполнял функции переводчика, а этот говорил от своего имени, а, стало быть, занимал более высокое место в иерархии. Да и речь у него была гораздо более чистая, что выдавало большой опыт общения с людьми.
— Это честь для меня, благодарю, — кивнул я. А что мне ещё оставалось?
Особого желания наблюдать за брачными играми каменных аборигенов я не испытывал. Но высказывание подобного вслух явилось бы грубейшим оскорблением, за которое могли и прибить. Проще было потерпеть несколько часов, тем более если потом нас отдадут посольству.
— Условия на поверхности планеты губительны для вашего вида, поэтому к месту Зова я перенесу вас сам. Сохраняйте спокойствие, — сообщил он и раскрылся пылевым облаком. Я на всякий случай покрепче прижал зверушку к себе, и та послушно уткнулась носом мне в грудь.
Последующее путешествие сложно было назвать увлекательным. Мы, по ощущениям — как в невесомости, висели в коконе шевелящегося песка, порой касавшегося тела и не мешавшего дышать, и ровным счётом ничего не видели.
— Зуев, а почему они пригласили нас посмотреть на Зов? — видимо, устав от монотонности происходящего, подала голос Рури.
— Для них этот день — большой праздник, радостный день, который не стоит омрачать грустными мыслями и событиями, в этот день даже преступников не казнят, а кого-нибудь не слишком опасного могут и помиловать. Считай, нам просто повезло.
— А! Ещё одно забыла спросить. Почему Иллур — империя? Как у них может существовать император, если они размножаются таким странным образом? — девочка, похоже, решила продолжить начатую на корабле познавательную беседу.
— Это дефекты перевода, возникшие по незнанию, — хмыкнул я.
— Как это?
— Да очень просто. Когда только состоялся контакт, мы вообще ничего о них не знали, и кто-то из первых людей окрестил их так. Название прицепилось, и даже потом, когда выяснилось подлинное устройство их миров, — а правят ими как раз Праматери и некая совещательная структура из пары сотен достойных мужчин, — переименовывать не стали.
На этом месте разговор прервался естественным образом: мы прибыли на место.
— Будьте здесь. После вас заберут, — сообщил наш сопровождающий и соскользнул с уступа вниз, а мы получили возможность спокойно и внимательно оглядеться.
Это была пещера циклопических размеров, формой походившая на приплюснутый диск. Через провалы в своде пробивался яркий дневной свет, позволявший осмотреться по сторонам, но неспособный прогреть пещеру до опасных для человека температур поверхности планеты.