Во имя славы. Книга первая
Шрифт:
– Ты уже придумал что-то? – с удивлением оторвался от бороды кормчий.
Дражко кивнул своей лисьей мордой, одновременно обнадёжив и заставив напрячься.
– Конными нападём не сразу – затаимся в лесу. Но пятеро пойдут вперёд, к ночи прокрадутся в город…
– Их там больше полусотни оружных! – воскликнул Удо. – А красться придётся в рубахах на голое тело, чтоб не шуметь! Сдурел ты, Дражко!
– Верь мне, друг! – ухмыльнулся тот в ответ. – Тем более… От полусотни мы кусок откусим ещё до ночи.
– Как? – спросил
Если кормчий посчитает задумку негодной, вылазка тут же закончится. Но Дражко и бровью не повёл, Лишь кивнул в сторону Живко, ждущего неподалёку.
И ещё шире улыбнулся.
Глава 4. Лазутчики
Приторный запах мёда, хмеля и вина смешался со смрадом рвоты дерьма, лошадиного пота и крови пущенного на убой скота, чьи обглоданные кости лениво грызли объевшиеся собаки.
Площадь к вечеру уже начинала пустеть, жители разбредаться по домам, а гости – перебираться в таверну. Но это на время – скоро виконт созовёт народ на пир, и начнётся праздник.
Живко бежал мимо лавок, огибая прохожих. В руках он сжимал небольшой свёрток, переданный Веремудом, и, казалось, все вокруг знают, что именно находится в куске льняной ткани. Поэтому Живко чувствовал, будто каждый оборачивался в его сторону, следил за ним, злорадно хихикая про себя над глупым пастушонком. Сердце бешено колотилось, зубы постукивали друг об друга, а ноги тряслись от страха.
Несмотря на скорый праздник, кое-кто не стал дожидаться ночи. У входа в таверну его чуть не сбил пьяный кожевник Эбба, с ноги распахнувший дверь, чтобы вся улица могла слышать как он заплетающимся языком горланит песню:
– Воссла-а-а-авим Хран-ИК-теля! Небес! Могу-у-ущ-ИК-во Творца!..
За Эббой наружу вывалился брат его жены Осферт – такой же пьяный, если не больше. Он пытался подпевать, но выходило лишь невнятное блеяние.
Живко не рискнул проскочить между ними, поэтому ждал, пока освободят проход.
– Заткните его, ради всех святых! – крикнул кто-то из толпы. – Уши вянут!
Собаки, встревоженные нарушением спокойствия, поддержали ленивым скулежом.
– Что-о-о?! – возмутился Эбба, только услышав призыв. Покрасневшее от эля лицо исказилось в гневе. – А ну, иди сюда, бог-ИК… Богохульник!
– И что же ты сделаешь? – захохотала тучная тётка у лавки с рыбой. – Уморишь до смерти?!
Её поддержали дружным смехом, отчего кожевник совсем рассвирепел. Брызгая слюной, размахивая руками, качаясь на непослушных ногах, он принялся поносить недовольных:
– Треклятые ублюдки! Смеете насмехаться?!
Как вдруг:
– П-шел с дороги!
Эббу вместе с Осфертом одним мощным пинком в зад сбили с ног. Багровая морда рухнула прямо в мутную вонючую лужу.
– А-а-р-р-а-а-а! – зарычал Эбба, плюясь жижей.
Он пытался встать, но мешал Осферт, приземлившийся на спину. Жонкин брат совсем потерял связь с внешним миром – бормотал что-то про маму и пытался обнять толстую шею свояка.
С трудом избавившись от помехи, Эбба повернулся на спину, попутно кидая необдуманную угрозу:
– Собачий сын, да я тебя!..
И тут же замолк, увидев перед собой вооружённого до зубов Сину, за спиной которого на него любопытно выглядывали обезображенные шрамами лица наёмников.
От тёмных глубоко посаженных глаз, глядящих на него с презренной злобой, Эбба тут же протрезвел. А когда пальцы наёмника легли на рукоять ножа, он принялся истерично перебирать ногами, пытаясь отползти назад.
– Как ты меня назвал? – процедил сквозь зубы Сина.
Клинок глухо шикнул по ножнам, показывая заточенную кромку.
– П-п-простите, господин! – завыл Эбба. – Ради Христа простите! Не знал! Я бы ни за что! Я...
– Сгинь! – рявкнул Сина.
Клинок нырнул обратно в ножны, а испуганный кожевник с проворством какого-нибудь артиста вскочил на ноги и удрал с площади.
Сина окинул грозным взглядом замеревшую толпу. Повисла напряжённая пауза, во время которой даже собаки перестали грызть кости.
А затем предводитель наёмников взорвался оглушительным хохотом. За ним последовали подчинённые, сменившие хмурые рожи на весёлые пьяные морды. Они, спотыкаясь о собственные ноги, чуть не упали на землю, но успели опереться кто на стоявшую у входа телегу, кто на бочку с водой.
Чуть погодя, смехом залилась вся площадь – толпа поняла, что Сина решил пошутить. А кто не понял или не оценил шутку, смеялся вместе с остальными от греха подальше.
– Пошли, парни. А то Олдвин будет опять сношать мне мозги.
Наёмники двинулись в сторону бурга*, где разместились самые богатые гости ярмарки, освободив наконец проход. Живко тут же нырнул внутрь.
(*Бург – укрепленный пункт, замок)
Толпа вернулась к своим делам, а позабытый Осферт поджал к груди колени, похрапывая в лужу. Судя по блаженной улыбке, ему снилось что-то приятное.
?-?----??----?-?
Пухленькая белокурая девушка металась по тесной жаркой кухне, где всё кипело, бурлило, шкварчало. Свежий воздух, попадавший в помещение только через небольшое окно, мигом растворялся в духоте, отчего со лба постоянно текли капли пота.
– Милдрит!
В дверях показался Живко. Девушка не повернула головы, занятая большим котлом, в котором из булькающего бульона всплывали куски лука и моркови.
– Подай-ка гуся! Вон там, на столе в углу, – последовало в ответ вместо приветствия.
Живко передал общипанную тушку, утёр мигом появившийся пот. Он сжимал свёрток, тот будто обжигал пальцы. Вдруг жутко захотелось выбросить его в огонь, побежать в крепость, к виконту, рассказать, что в лесу выжидает отряд разбойников. Он же всего лишь обычный слабый мальчишка! Разве он может ставить под удар целый город?