Во имя твое, Восния
Шрифт:
– А я не принцесса, – подмигнул мне Рут.
И сделал рукой жест, который отдал мне там, перед сенником, прежде чем забрал три жизни.
Постель была грязной, но я рухнул в нее, почти взвыв от счастья. Вытащил всю сталь, сложил рядом, чуть ли не обнявшись с ней. Поворочался, представив, как меня зарежут во сне. Может, именно потому Рут и остался на ногах? Самый корыстный человек в Воснии.
С другой стороны, он и сам мог смыться с моими вещами. Быть может, я спокойно уснул лишь от того, что считал это справедливым.
Я забрал
***
Полдень в «Приречье»
– Если ты сейчас же не проснешься, клянусь обеими матушками, я уеду один!
Я еле разлепил глаза и промычал что-то невнятное. Под веками явно сбился песок, и я потер глаза. Не помогло. В Воснии вообще ничего не помогало.
По крайней мере, я был все еще жив, как и мой приятель. Рут являл собой пример крайнего недовольства. Зато был цел, невредим, без новых пятен крови.
«Значит, не удрал», – почему-то от этого мне стало и тоскливо, и радостно одновременно.
– С тебя десять серебряков, – тоном, не терпящим возражений, заявил Рут.
Будто всего, что приключилось за последние сутки – мне попросту мало…
– За что? – я кое-как нацепил сапоги и поднялся с кровати.
Рут молча указал пальцем в стену. Кажется, за ней на привязи стоял Карий.
– Увидишь.
В мрачных предчувствиях я последовал за ним на улицу. Кровавой бойни не случилось, ведь так? И кто сказал, что это худшее, что может приключиться? Я бы не удивился, если перед конюшней нас поджидал Вард, пожал бы Руту ладонь, и…
Кони были на месте. Поклажи прибавилось.
– Без котелка и провизии далеко не уйдешь, – Рут небрежно похлопал по седлу. – Ну и спать на чем-то надо, ведь так?
Подскочив в полночь в Криге, я совершенно не подумал, что вышел на дорогу практически голым. Стараниями друга у меня появилось все, что нужно в долгий путь.
– Даже флягу взял, – растерянно заметил я. – Рут, ты… в общем, держи.
Я протянул ему золотую монету. Ерунда, а не компенсация. От того, кто почти поверил, что проснется без коня и поклажи, обчищенным до сапог.
Рут нахмурился:
– Я про серебро говорил.
– У меня нет ничего мельче, – соврал я.
– Скажи это погромче и еще раз, – усмехнулся Рут, покосившись в сторону селян. Но плату принял.
Из села я выехал еще более виноватым, чем до него. Я обернулся с тревогой.
– Так драки не было?
– Свезло, – пожал плечами Рут. – Но ты не привыкай, рано.
Я заметил, что он кое-как убрал кровь с одежды. А точнее – замазал. На ее месте появилась дорожная грязь.
Дорога уходила за холм, земля дышала осенью. Перемены, увядание, холод. Я не видел конца пути. И поздний завтрак не лез в горло.
Рут дожевывал свежий хлеб и грозился поводьями во второй руке:
– Разминемся перед Остожкой, я поеду на восток…
Спать под открытым небом еще пять дней? Или ночевать, где постелят, ожидая весточки от людей Симона? После Остожки – в гордом одиночестве. Как я и прибыл в Воснию. Каким я, видимо, здесь и погибну.
– Да-да, конечно, – я неловко посмеялся. – Здраво. Со мной тебе точно ничего дельного не светит.
Рут ничего не ответил, только с аппетитом уплетал хлеб. Зачем соглашаться, подшучивать, если и так все понятно?
Я оценил нашу дружбу в один золотой. И ехал себе, как ни в чем не бывало…
– Послушай, я не могу это так оставить, – я подогнал Карего ближе, чтобы Рут меня точно услышал.
Подумать только: я был уверен, что именно Рут не проживет и недели, сопьется и сгинет на улицах Крига. Пока что, умирал я один – от недосыпа, мук совести и плохой дороги.
Было бы лучше, если бы я перестал портить чужую жизнь. Кто бы знал, отчего у меня все выходит не по уму.
– Я не заслужил твоего прощения, знаю. – Восния и меня заразила своей алчностью. – И все равно хочу его получить. Глупость последняя, да? – я опустил голову. – Правда, мне очень жаль, что так вышло.
– Опять каешься. Чем поможет? – отмахнулся Рут и отпил из фляги. – От извинений толку не больше, чем от тощей бабы… или дохлой козы.
Скакуны прошли мимо деревенской ограды. За ней пасли облезлый скот. Я возмутился:
– Не скажи. Есть такие подонки, что не извинятся и за сущую мелочь. До самой смерти! – Вроде моего отца или старшего брата. Я добавил со злостью: – Вот уж на кого я точно равняться не хочу.
– Спокойно состарюсь без чужих покаяний. – Хмыкнул Рут, прикончил хлеб. – А вот без золота, как и все – загнусь молодым.
Мы ехали молча до следующего поворота, как дорога изогнулась и из сельской грязи показался щебень тракта. Я пытался себе представить, что изменится, если Вард со своими шестерками прибудет ко мне извиняться. Кто вернет мне три года жизни и гордость?
Смех, да и только. По моей вине друг лишился крова. И что я ему предложил? Парочку, пусть и искренних, сожалений? Три года назад Рут, вовсе меня не зная, предложил несколько кружек, свой плащ и ужин.
Я потер лоб кулаком.
– Ты прав, Рут. Я жуткий болван, самонадеянный придурок… – я покачнулся в седле, пытаясь привыкнуть к долгой дороге, – но уж точно не последняя сволочь. Пока есть у меня хоть какие-то деньги, я не дам тебе пропасть, слышишь?
– Сомнительно звучит от болвана и придурка, – поддел меня Рут, взболтал флягу.
Я расквитался:
– Для пьянчуги – самое то!
Рут хмыкнул и, наконец, улыбнулся.
– Что, в содержанки назначишь?
Приятель не верил, что в моей голове порой попадались идеи получше. Я торжественно поднял ладонь. Вспомнил чужую речь у академии Стэкхола и с горем пополам ее воспроизвел:
– Отныне, Рут Агванг, за особые заслуги перед домом Тахари и, – Рут засмеялся, ещё не дослушав, – да погоди ты, уймись, – я сам боролся со смехом, – назначаю тебя оруженосцем, первым по…