Во тьме
Шрифт:
— Я стал частным детективом, чтобы расследовать преступления, а это я умел лучше всего. Забавно, что у меня талант разбираться в психологии преступников. Я решил не закапывать его в землю и помогать тем, кому он мог бы пригодиться. Полагаю, нет ничего худшего, чем узнать однажды, что тот, кого любишь, вдруг исчез. Потому-то я и занимаюсь исключительно делами, связанными с пропажей людей. Многие из них просто сбегают, иногда причиной бегства становятся преступления. Я приношу их семьям ответы, пусть даже самые тяжелые из возможных, но никогда не оставляю их в неведении.
Допив, он посмотрел на Аннабель. Она
— Что сказать. Я…
Слова застыли у нее на губах. Ей хотелось рассказать ему о множестве вещей, доверить свою боль, насытиться его пониманием, его дружбой. Рассказать о Брэди, ее пропавшем супруге, о дрожи, пронизывающей ее тело каждый раз, когда хлопает дверь, о безумной надежде на то, что это — он, об одиноких ночах и жизни в ожидании, преграждающей ей дорогу к чему-то иному. В словах Бролена и в ее собственных ощущениях было что-то общее, однако Аннабель понимала, что не сможет открыться до конца.
Он смотрел на нее, не отрываясь, однако она не заметила в его взгляде ни влечения, ни желания, словно Бролен был лишен всего этого и потому просто снисходителен.
— Все в порядке? — поинтересовался он.
Аннабель сжала горлышко бутылки и сдержанно прошептала «да». Океан продолжал обрушивать волны к их ногам, природа была неутомима.
— Не думал, что смогу посмотреть на звезды отсюда, — заметил Бролен. — Видно плохо, но и то, что видно, кажется прекрасным.
Продолжая молчать, женщина втянула голову в меховой воротник. Они провели на пляже еще час, разговаривая обо всем и ни о чем, впрочем, избегая серьезных тем, будораживших ее душу и заставлявших вспоминать вкус слез. Нью-Йорк — город десяти миллионов одиночеств, и, хотя исключения, конечно, бывали, Аннабель не стала подобным исключением.
Вдалеке замигали огни подходившего к огромному Вавилону грузового судна.
13
В Аду нет ничего хуже звуков. Рейчел понимала это каждую минуту, каждый час, каждый день, проведенный здесь, среди проклятых. Место было просторным, крики людей раздавались приглушенно и, по правде говоря, редко.
Рейчел Фаулет, двадцати лет, съежилась, прижавшись к маленькой, похожей на крошечный грот скале. Непрерывный поток воды больше не укачивал ее, как прежде, по ночам; сил паниковать больше не осталось. Нет, сейчас она чувствовала себя полностью обезумевшей. Осталась лишь маленькая струйка воды, вытекающая из-под скалы посреди леса. Поток слюны, свисающей с морды чудовища, Чужого. Сложно было определить, где именно он начинается. Ручеек вытекал из-за двери сверху или даже из «стены». Рейчел чувствовала себя погруженной в эту жидкость. Влага была со всех сторон.
Уже давно девушка утратила любое представление о времени.
И конечно, здесь не было ни солнца, ни луны.
Ей казалось, что рядом часами воет собака. Она больше не могла слышать ее стоны. Животное беспрестанно и жалостливо тявкало, пронзительно скулило от боли. Оно умоляло, чтобы это закончилось, да, именно так, собака сама просила, чтобы ее убили! Отзвуки страдания доносились до Рейчел. Несколько раз в стену впивались когтистые лапы, было слышно, как собака царапается с прежней силой, хотя
Рейчел подползала к своей отвратительной постели. Узкая комната, минимальный набор для выживания: таз с водой, пыльная кровать с ужасающе скрипящей ржавой сеткой. И свечи, которые освещали помещение.
Как она оказалась здесь? Она не знала этого. Рейчел забралась на лошадь своей сестры, как уже делала не раз в течение недели, проведенной у Меган. Спокойная часовая прогулка: ни галопа, ни рыси — она уже думала о ребенке, — лишь ощущение силы и гармонии между человеком, лошадью и лесом. Когда подошло время возвращаться, она свернула с тропинки в поле, чтобы срезать путь, и в ста метрах от дороги вдруг появился он.
Это он заботился о ней здесь. Приносил ей пищу. Сначала она думала, что он хочет изнасиловать ее. Но он ничего подобного не сделал.
В тот момент.
Она плакала и больше не могла спать: боль в горле стала невыносимой. Сейчас она дрожала от жестокого холода. Время от времени он приходил к ней, открывал дверь и садился, глядя на нее. Молчал. Его лицо оставалось бесстрастным. Все читалось только в его глазах.
Они горели.
Потом он вставал и уходил. Однажды, едва он успел закрыть за собой дверь, Рейчел услышала вдалеке вопль. Кричала женщина. Крик быстро оборвался. Потом ей показалось, что она слышит детский плач, но она не была в этом уверена. Тем более что шумела вода, и трудно было определить точно, кто кричит.
Он пришел к ней с цифровым фотоаппаратом. Сделал только одну фотографию. Уходя, он обратился к ней. Рейчел не ожидала этого, не предполагала услышать его голос. Мягкий, почти дружеский.
— У тебя есть право на другую фотографию — потом, — сказал он. — Через несколько месяцев.
Рейчел закричала. Она бросилась к нему. Он оказался проворнее, для него подобные действия были обычным делом, он легко обездвижил ее. Изо всех сил ударил по лицу, и Рейчел показалось, что он сломал ей нос. Затем он снова врезал ей своим тяжелым кулаком. Дикарь. Рейчел увидела, как в воздухе разлетаются капельки ее собственной крови. Еще удар. И еще… Пока она не заскулила, как та собака, и не рухнула без сознания. Провалилась в темноту, запомнив серые, обнажившиеся в улыбке зубы этого человека.
Рейчел была измучена. Ее постоянно била дрожь.
И тогда она приняла решение.
Она должна это сделать. Это ее последний шанс. Она должна ему все рассказать. В конце концов, этот тип все-таки человек, может быть, ее слова сумеют что-то пробудить в нем.
В глубине своего вонючего карцера Рейчел ухватилась за свою последнюю надежду, наивно и отчаянно.
Она долго повторяла то, что собиралась ему рассказать. Она делала это так истово, что звук текущей воды и вой собаки перестали быть слышны.
Когда створка в нижней части двери открылась, — он принес ей еду, — Рейчел, чьи глаза смутно видели в темноте, не сразу это заметила.
Она справилась с волнением и слабым, охрипшим голосом попросила: «Подождите!»
И увидела, как две ступни замерли позади проема. Солнечные лучи танцевали на полу в коридоре.
— Подождите… — повторила девушка.
Тут она заметила, что собака замолчала.
Не отвлекайся!
— Я хочу поговорить с вами, — с трудом добавила она.
Слова были тяжелыми, как камни.