Во тьме
Шрифт:
Отпив из стакана, который перед ней только что поставили, Аннабель жестом прервал;! Бролена:
— Согласна, вы рассуждаете логично, все сходится, однако откуда взялось утверждение, что Спенсер знал Мередит? Быть может, вывод поспешный, не думаете?
Нет, напротив. На Спенсера набралось целое уголовное досье, но по преимуществу это все мелкие правонарушения, он не был замечен в попытках изнасилования или сексуальных домогательствах; там только «всего один» пример агрессивного поведения. Немного для того, кто готовится совершить три преступления на сексуальной почве в ближайшие после освобождения из тюрьмы месяцы. Нет промежуточной «стартовой площадки» или почти нет, нельзя так легко скатиться до убийства, буквально
— О'кей, знаю. А вдруг Спенсер натворил что-то еще, но при этом не был схвачен за руку!
Бролен пожал плечами, было ясно, что довод Аннабель не кажется ему убедительным.
— Это было бы удивительно, он вовсе не хитроумный парень, по собственной глупости засветился на наркотиках, и вовсе уж по-идиотски отличался агрессивным поведением, я читал отчеты. Если бы он попался на чем-то еще, его бы остановили тогда, а не теперь. Полагаю, что пульсирующее внутри желание убивать возникло у Спенсера задолго до попытки изнасилования, однако действовать ему мешал его собственный характер. Он прежде всего мечтатель, любит фантазировать на разные темы, но его сексуальность контролируется мозгом и не превращается в реальность. Мне кажется, вы должны были найти у него дома много всевозможной порнографии, так?
— Действительно, кипы журналов.
— Ничего неожиданного, все, как я и думал. Сидя в тюрьме, он имел время поразмышлять на тему абсолютной власти, контроля, доминирования, другого в качестве сексуального объекта; но никакой связи с собственной персоной. Он мог мечтать, готовиться, возможно даже не отдавая себе отчета в том, что это произойдет на самом деле. Но было слишком поздно, он ощутил потребность убивать. Через некоторое время после освобождения он принялся действовать. Слишком быстро, даже, думаю, чересчур поспешно. Значит, существовал некий спусковой механизм. Вы представляете себе психологию серийного убийцы, детектив О'Доннел?
— Ну, в общем, нет… скажем так, это не моя компетенция.
— У всех подобных преступников в момент первого убийства срабатывает спусковой механизм. Часто речь идет о стрессе, который обычному, «нормальному» человеку не кажется непреодолимым: денежные проблемы, увольнение, разрыв с любимым, даже весть о неизбежном отцовстве. Между тем для серийных убийц именно дополнительный стресс становится поводом к действию. В дальнейшем, при совершении новых преступлений, эта «направляющая» оказывается ненужной — они отталкиваются от того, что уже сделали. Избегая конкретики, заметим только одно: в случае Спенсера Линча срок между его освобождением и первым убийством очень короткий. Слишком мало времени, чтобы собраться, накопить в себе переживания… Я бы ждал от такого типа, как он, сначала минимум одного-двух нападений с целью простого изнасилования. Постепенной эволюции. У себя в кабинете вы сказали мне про группу серийных убийц, не так ли?
— Эй, минутку! Я не сказала убийцы! Напротив, у нас есть пока только жертвы Спенсера Линча! Мы полагаем, что у похищений были организаторы, но речь не идет об убийцах.
Их взгляды встретились. Бролен буквально глазами впился в Аннабель.
— Мы оба знаем, что есть и другие, — цинично заявил он. — Я хотел бы посмотреть на этих организаторов, поскольку мне кажется, что Спенсера подтолкнул к преступлению кто-то из них. Кто-то, кто знал его, человек той же породы, что и он сам, сумевший разбудить в нем желание и заставивший воплотить его. Тот самый спусковой механизм для Спенсера, в котором кроется объяснение, почему убийство было совершено Линчем вскоре после выхода из тюрьмы. В первый раз Линч убил свою знакомую. Завтра я отправлюсь в приход Святого Эдварда и поговорю со священником. Если вы не возражаете, я хотел бы показать ему фото Спенсера, может быть, он видел
Аннабель с любопытством разглядывала своего собеседника. Она отпила из стакана и подвинула стул, чтобы сесть прямо напротив Бролена.
— Почему вы стали частным детективом? Вы отлично справлялись со своими обязанностями, поэтому я просто озадачена. Почему частный детектив, «специализирующийся на похищениях»? — спросила она серьезно.
Лицо Бролена исказила гримаса боли.
— Это долгая… история, — ответил он сдержанно.
Внезапно шум разговоров вокруг них усилился, и обоим стало как-то неуютно.
— А вы? — спросил Бролен. — Почему вы стали полицейским?
Аннабель улыбнулась: Бролен вывернулся неловко, однако ей и это понравилось. Ничего общего с сексуальным влечением, просто контакт сам по себе был приятным, а Бролен казался таким странным и многоликим, что по-своему это даже интриговало. По правде говоря, после исчезновения Брэди она ни разу не испытывала сексуального желания. И потому не искала удовлетворения. Она надеялась, иногда чувствуя горечь поражения, но все же еще надеялась.
— Ничего особенного, — произнесла она дрожащим голосом, удивившим ее не менее, чем тон Бролена. Легонько кашлянув, чтобы восстановить внутреннее равновесие, она продолжила более игриво: — Сожалею, в моем случае все скучно, никакой оригинальности, как и у большинства жителей этой страны!
Бролен в свою очередь улыбнулся, и эта улыбка вдохновила Аннабель на продолжение фразы.
— Выросшая «на кукурузе» девушка из пригорода, которая, как и вся американская молодежь в 70–80-е годы, боялась ядерной войны с СССР, это наша общая травма. Остается добавить, что я испытывала сильный интерес к отношениям между людьми, я была активной, потому-то и пошла на службу в полицию.
— Ни медали, ни знаменитого предка? Ничего от голливудского сценария?
При последних словах на лице Аннабель появилась усмешка, быстро сменившаяся выражением искренней симпатии. Оба смутились, и женщина принялась копаться в своем кошельке. С почти обезоруживающей мягкостью она подняла лицо к Бролену и спросила:
— Прогуляемся?
Бролен медленно кивнул. Аннабель взяла две бутылки «БадЛайта», сунула их в карманы бомбера и положила деньги на стойку.
На метро они проехали Бруклин до самого Кони-Айленда. Сидя в вагоне, оба молчали, разглядывая пейзажи за окном, когда состав вылетел из-под земли и на высоте пятнадцати метров двинулся по стальному лезвию. Иногда их взгляды пересекались, и на лицах у обоих возникала понимающая улыбка — они напоминали детей, гордящихся тем, что ходят в одну школу. Через полтора десятка километров поезд «легкого» метро стал замедлять ход. Бролен смотрел на возвышающиеся вокруг высокие, сменяющие друг друга коричневые башни, на огромные бункеры с сотнями светящихся окон — уже начался вечер, — и тут он понял, что разглядывает здания с дешевыми квартирами и окнами, выходящими на море. Более, чем где-либо, здесь чувствовалась ирония: людей рассадили по клеткам, но позаботились о том, чтобы сделать для них балконы с видом на ускользающую необъятную свободу.
Станция «Кони-Айленд» была пустынной, вестибюли пахли мочой. Зимой на пляж никто не ездил, разве что несколько пожилых обитателей квартала. Никаких туристов — само собой, они все свалили отсюда до весны.
Аннабель повела Бролена по пешеходной дорожке, вдоль которой стояли домики с закрытыми окнами; сверху на эти жалкие хижины с полным безразличием смотрели башни. Им попались полдюжины одетых в куртки «North Face» подростков, болтавших и слушавших извергаемый радиоприемником назойливый рэп. Чересчур занятые беседой и разделом «косяка», они не обратили на пару пешеходов никакого внимания.