Во власти мечты
Шрифт:
— Конечно, а Питер может занять гостевую. Папа всегда размещал гостей там.
Энн допила молоко, и Салли взяла у нее стакан.
— Ладно, хватит сплетничать, — сказала она. — Мне еще много готовить сегодня. Элейн вызвалась мне помогать. Ей еще никогда не позволяли что-нибудь делать в кухне.
— Бедная маленькая богатая девочка! — улыбнулась Энн. — Очень скоро она научится готовить, если останется здесь подольше.
— Я считаю, что это тоже часть ее образования. Сейчас она готовит что-то специально для тебя к чаю, так что непременно вырази удивление, когда
— Я буду в восторге от всего, только бы этого не было слишком много. Ты заставила меня столько съесть за обедом, что мне кажется, я больше никогда не смогу даже взглянуть ни на одно блюдо.
— К чаю проголодаешься. — Салли направилась к дому, но вдруг остановилась и заметила: — Кстати, Энн, не помню, говорила ли я тебе: сегодня во второй половине дня приедет отец Элейн.
— Мистер Данстен? — изумленно воскликнула Энн. — О Господи, а зачем он приезжает?
— Повидаться с Элейн, полагаю. Ты уж развлеки его, если я буду занята.
— Постараюсь. Он, конечно, остановится не у нас?
— О нет. Я присмотрела для него комнату в Сент-Айвсе. Не думаю, что он задержится надолго, но поужинать сегодня с нами, надеюсь, сможет.
— Похоже, соберется целая компания. Скажешь мне, когда он приедет?
— Обязательно. — Салли поспешила в дом.
Энн прикрыла глаза. К солоноватому морскому воздуху примешивался аромат цветов; листья на деревьях тихо шелестели, будто напевая ей колыбельную, и она действительно уснула.
Проснулась Энн с ощущением, что кто-то находится рядом, и увидела Роберта Данстена, который сидел на траве около ее кресла. В первое мгновение Энн с трудом узнала его, настолько он показался ей другим, чем в Лондоне. Сначала она не поняла, что изменилось в нем, а затем припомнила, что всегда видела его только в строгом темном костюме. Сейчас на нем был твидовый пиджак, но без жилета, а цветной галстук смотрелся щегольски. Роберт Данстен глядел куда-то в сад, погруженный в свои мысли, и Энн смогла рассмотреть его. Он был моложе, чем она думала. Его лицо, обычно жесткое и суровое, сейчас казалось нежным, смягченным. Вдруг он обернулся и увидел, что девушка смотрит на него.
— Это ведь не я разбудил тебя, правда? — тихо спросил он.
— Ты давно здесь?
— Не знаю. Твоя сестра сказала, что я найду тебя в саду. Я и нашел, но ты спала.
— Извини.
— За что ты извиняешься? Мне здесь так хорошо. Я с удовольствием ждал, когда ты проснешься.
— Здесь красиво, правда? Салли сказала тебе, что в этом доме мы и жили до отъезда в Лондон?
— Даже не знаю, как вы могли здесь жить?
Он произнес это так просто, что Энн и не подумала обидеться. Она не сомневалась, что Роберт Данстен понимает, в чем ценность настоящего дома.
— Мы очень хотели уехать отсюда, — негромко проговорила Энн, — а теперь так же сильно хотим вернуться.
— Я понимаю, — ответил Роберт. — У меня тоже есть дом, и я бы хотел показать его тебе. Он никогда не был домом в полном смысле этого слова, но однажды, я надеюсь, станет таким.
— Ты купил его?
— Можно рассказать тебе об этом?
— Да, пожалуйста.
— Однажды я ехал на машине. Я был очень несчастлив тогда, и мне хотелось убежать от всех сложностей моей жизни. Я уехал из города, не думая, куда еду. Хотел просто полюбоваться окрестностями. Прошло уже часа полтора, когда я вдруг понял, какая красота вокруг. Я ехал по узкой дорожке, а ветки деревьев, что росли по обочинам, почти смыкались над ней. Дорожка поднималась на холм, там был небольшой лесок, а за поворотом я уперся прямо в железные ворота. Рядом стояла табличка с надписью «продается». Я свернул и проехал в ворота. По дорожке, казалось, уже много лет никто не ездил. И вот в конце ее я увидел дом.
Роберт Данстен глубоко вздохнул. Энн внимательно слушала, чувствуя, что это очень важно, хотя не знала почему.
— Дом был очень старый, — продолжал Роберт, — но построен в настоящем тюдоровском стиле. Там требовался значительный ремонт, но мне вдруг показалось, что когда-нибудь он принесет мне счастье. У меня появилось необыкновенное ощущение, что я знаю каждый поворот узких коридоров, что мне знакома каждая лестница, каждая комната. Я уехал с чувством, что должен обязательно купить этот дом. Он был выставлен на продажу уже в течение нескольких лет, сделка не заняла много времени. Других желающих вложить деньги в реконструкцию и обновление не нашлось. Так «Четыре Башни» стали моими.
— Этот дом так называется? Привлекательное название!
— Он так называется уже не одно столетие, и на протяжении всего времени, думаю, все в этом доме были счастливы, а сейчас он пустует в ожидании.
— Ты там не живешь?
— Еще не наступил подходящий момент.
— А что значит «подходящий момент»?
— Вот об этом я и хочу рассказать тебе. В глубине души я всегда знал, что не смогу жить там один. Этот дом предназначен для двоих, которые желают построить в его стенах счастливую жизнь.
— Печально думать о доме, который все еще ждет, — сказала Энн и взглянула на Роберта. Было что-то в выражении его лица, что заставило слова замереть на ее губах, а сердце забиться чаще.
Он ничего не сказал, но Энн стало казаться, что она тоже ждет чего-то, как тот таинственный дом. Роберт Данстен встал. Теперь он казался очень высоким. Затем он подошел и опустился на траву у ее ног. Вдруг Энн охватило такое волнение, что она вся напряглась и крепко сжала руки. Роберт Данстен медленно склонился к ней и взял за руку.
— Энн, — начал он глубоким тихим голосом, от которого девушку охватила дрожь. — Я боюсь.
— Боишься? — переспросила она, с трудом шевеля губами.
— Да, боюсь. Мне довелось пережить много горестных минут в жизни, и я стал думать, что ничего хорошего уже не произойдет. А теперь я как человек, который очень долго пробыл в темноте и не смеет открыть глаза навстречу солнечному свету.
Энн лежала не шелохнувшись.
— Я довольно скучная, унылая личность, Энн, — продолжал он и, заметив, что она пытается возразить, добавил: — Да, это так. Я знаю себя. Единственное, в чем я разбираюсь, — это деньги. Но деньги сами по себе невероятно скучны, если их не с кем делить.