Во власти мракобесия
Шрифт:
– То есть?
– Нападают на съёмочные группы, отнимают телекамеры, – сообщил Алексей. – Знаете, сколько стоит «бетакам»? [9] Примерно двадцать пять тысяч долларов. Четыре удачных нападения – вот тебе и сэкономленные сто тысяч «зелёных». Как нам защитить себя? Моего приятеля исколотили так сильно, что он в больницу попал… Многие отказываются выезжать на съёмку без охраны. Но ведь мы не инкассаторы. Кто нас охранять будет?
– Вот вам и законы капитализма, – произнёс Борис.
9
Профессиональная телевизионная камера.
– Не сваливай, пожалуйста, в одну кучу капитализм и бандитизм, – сказала Лена.
Борис проигнорировал слова жены и посмотрел на Виктора.
– Знаешь, раньше были хоть какие-то нормы морали. Люди спорили о том, что такое хорошо и что такое плохо. Сейчас такого вопроса в нашей стране просто не существует. Вопрос ставится иначе: выгодно или невыгодно. Этим определяется каждый шаг. Разговоры о нравственности – чушь. Если безнравственность приносит выгоду, то все без колебания ведут себя безнравственно.
– Тут ты перегибаешь, – не согласился Виктор. – Есть ещё нормальные люди.
– Назови…
– Совесть и честь для меня многое значат.
– Ты же понимаешь, о чём я… Один или два человека во всей стране или даже в одной Москве – не в счёт. Ну пусть даже десяток или даже несколько сотен… Нет, мораль умерла.
– К сожалению, у нас сейчас ненормальная экономика, – вставил Алексей. – Отсюда проистекает большинство проблем. Сейчас выгодно воровать и быть жуликом. Иначе не выжить.
– Да при чём тут экономика! Экономика вторична! – Борис вдруг взвился и громыхнул кулаком по столу. – У нас нет гражданского общества! Сейчас каждый живёт и борется только за себя. А в Советском Союзе было гражданское общество!
– Что-то раньше я от тебя такого не слышал, – удивился Виктор. – Не ты ли клеймил позором нашу социалистическую державу?
– Критиковать недостатки и хотеть изменить жизнь к лучшему – вовсе не жажда революции. Нет, Витя, я никогда не был революционером, потому что всякая революция несёт разруху. Но когда случился путч, этот проклятый ГКЧП… Я пошёл к Белому дому и стоял там всю ночь… Я дал себя обмануть. Поверил, что Ельцин сможет трепотню Горбачёва превратить в настоящее дело. Я ждал, что «свободный рынок» принесёт нам процветание… Святая наивность! Прав был отец, когда говорил, что частная собственность приведёт страну только к бешеному обогащению одних и к абсолютному обнищанию других. Ты ведь помнишь, Витя, с какой убеждённостью я стоял на своём. И вот мы получили «процветание». Сплошное узаконенное воровство. Ельцин развалил всё, что можно было развалить… Когда в октябре девяносто третьего я снова пошёл к Белому дому, опять на что-то надеялся… И уж никак не ожидал, что Ельцин посмеет стрелять в людей. Из автоматов, из пулемётов, из танков!
– А я рада, что Ельцин тогда разогнал депутатов, – жёстко сказала Лена. – Мне было страшно смотреть на озверевшую толпу под красными флагами… Прекрасно помню перекошенное от злости лицо Хасбулатова, когда он кричал с трибуны и весь сотрясался от ненависти к Ельцину. А Руцкой? Тоже мне герой! И ведь как рвался к власти! При законном президенте не постеснялся провозгласить себя президентом. За народ они, видите ли, радели, за спокойствие в стране… А чего ж тогда Руцкой орал в рацию, чтобы лётчики всюду поднимали самолёты и летели бомбить Кремль, а это значит бомбить Москву? Нет, они получили по заслугам. Ещё не известно, что бы они со всеми нами сделали, случись им стать победителями. Один Макашов чего стоит! И Баркашов тоже! А мой дорогой муженёк вдруг полез защищать этих ублюдков…
– Я не Хасбулатова и не Руцкого пришёл защищать, – погасшим голосом отозвался Борис. – Я выступал против Ельцина и его шайки!
– Но ведь поначалу ты был на его стороне… Собрались там, цирк устроили… Вот теперь и пожинаете плоды своего коллективного «демократического» творчества.
– Замолчи! – Борис подался вперёд, словно намеревался дотянуться до жены через стол.
– Лена, – проговорил Смеляков, – но ведь там невинные люди погибли. Много людей.
– Нечего было на стороне сволочей выступать.
– Мы лишь требовали соблюдать законность! Ельцин всех нас в грязь втоптал! – воскликнул Жуков.
– Милый мой… – На лице Лены появилась злая улыбка. – Ты этому Ельцину сам власть в руки вложил. Сам за него голосовал.
– И обманулся…
– Что ж, такое бывает, – закончила Лена и с агрессивной иронией добавила: – Только не надо было людей к оружию призывать.
– Я никого не призывал! – возмутился Жуков.
– Но ведь началась стрельба!
– Это потому, что в Белый дом понаехал всякий сброд! – Борис потупился. – Какие-то боевики из Приднестровья, баркашовцы всякие и прочие…
– А что же вы не погнали их в шею? Да разве только они имели оружие? Личная охрана Хасбулатова была вооружена до зубов! Да вы там ещё какие-то ополчения сколотили! Вот и получили своё!
– Лена, остынь, – сказала Вера. – Борис-то ни в кого не стрелял. Что ты набрасываешься на него?
– Я набрасываюсь? Да мне вообще плевать на всю эту дребедень!
– Дребедень? – Жуков резко поднялся и опрокинул стул. – Там людей расстреливали! Во дворе соседнего дома! В подвале! На стадионе! По-твоему, это дребедень? Моего отца в спину застрелили! В упор!
Смеляков вздрогнул при этих словах. Он не был близко знаком с Николаем Константиновичем, всего лишь несколько раз беседовал с этим умным человеком. Но отец Бориса успел завоевать уважение Смелякова. И вот, оказывается, его убили, расстреляли в упор, как утверждал Борис…
– Никого там не расстреливали, – убеждённо ответила Лена. – Это всё враки. Не верю!
– Да я собственными глазами видел! Меня самого к стенке поставили!
– Тебя отлупили хорошенько, вот ты и присочинил для красивого словца о расстрелах, чтобы стыдно не было с синяками возвращаться.
– Ты просто дура! – крикнул Борис.
– Хватит вам! – не выдержал Смеляков и посмотрел на молчавшего Нагибина. Тот поднял на Виктора глаза.
– Да, хватит. – Алексей покачал головой. – Криком ничего не добьётесь, только глотки сорвёте.
– А тебя не спрашивают, – сурово отозвалась Лена и грозно свела брови.
«Какая она стала властная, – подумал Смеляков. – Раньше казалась ласковым котёнком, а теперь, похоже, готова голову отгрызть».
– Лен, возможно, ты в ближайшем будущем станешь моей хозяйкой… – заговорил Нагибин после напряжённой паузы.