Во власти мракобесия
Шрифт:
– Не знаю, – отозвался он и опять скрылся в коридоре. – Я мало кого видел там сегодня.
«Не хочет говорить. Скрывает», – Мила почувствовала, что у неё выступила испарина.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. 21–28 ФЕВРАЛЯ 1995
Смеляков был вполне доволен своими сотрудниками. Ребята целиком отдавались работе. С каждым днём в отдел поступала информация, от которой порой Виктору становилось просто не по себе. Совсем недавно ему казалось, что о преступном мире ему известно абсолютно всё, однако знакомство с деятельностью крупнейших чиновников российского правительства заставила его быстро изменить своё мнение. Смеляков знал, что многие люди не в силах устоять перед соблазном и что многие просто умирают от жадности и от желания купаться в деньгах, но он не подозревал, что жадность человеческая может быть необъятной, а стремление утолить её заставляет некоторых людей забыть об элементарной осторожности.
Ещё в бытность своей службы на Лубянке Вадим Игнатьев соприкоснулся однажды с документами, где упоминался «Балкан-Трейд», поэтому, занимаясь теперь этой фирмой вплотную, он в первую очередь сделал запросы в ФСК и МВД. Оказалось, что оба ведомства давно вели разработку «Балкан-Трейда». Пётр Ганычев, возглавлявший эту фирму, подозревается в контрабанде, хищениях, сокрытии доходов от налогов. Каким-то образом с деятельностью «Балкан-Трейда» был связан некий Григорий Машковский, но по нему СБП пока не удалось добыть никакой внятной информации. «Я работаю в этом направлении, – заверил Игнатьев. – В ближайшее время предоставлю полный расклад по Машковскому». Однако в гораздо большей степени Смелякова заинтересовала информация о господине Ильюшенко, исполнявшем обязанности генерального прокурора. Выяснилось, что Ильюшенко поддерживал тесный контакт с Петром Ганычевым. Записи их телефонных разговоров давали чёткое представление об их отношениях. Руководство ФСК и МВД не решалось направить эти материалы в прокуратуру, прекрасно осознавая, что сам Ильюшенко не станет возбуждать на себя уголовное дело.
Встретившись с Коржаковым, Смеляков выложил перед начальником СБП все материалы. Александр Васильевич читал бумаги и мрачнел на глазах. Виктор молча ждал.
– Просто поверить не могу, – наконец выдавил из себя Коржаков. – Этого не может быть.
– Александр Васильевич, я специально принёс оригиналы документов, а не копии.
– Я вижу, но это невероятно. Чудовищно! Чертовщина какая-то! Человек, который поставлен надзирать за исполнением законов, обвиняется в коррупции… Это же театр абсурда!
– Александр Васильевич, материалов против Ильюшенко слишком много. Это уже не опасения и не подозрения.
– Вижу… Вижу…
– Сомнений быть не может. Вдобавок он ещё и крохобор, дармоед и крохобор. Из-за копейки истерики закатывает. В материалах есть запись одного разговора Ганычева и Ильюшенко… Это убийственно… Наш «главный законник» получил от Ганычева новую мебель, а мастера собрать её не смогли, так как забыли фурнитуру… Вот плёнки, а вот расшифровка…
Коржаков тяжело вздохнул, взял бумагу, сощурившись, пробежал по ней глазами.
– Нет, давай включим запись.
Смеляков протянул кассету, и Коржаков вставил её в магнитофон. Тотчас послышался раздражённый голос Ильюшенко:
– Пётр Викторович, ты сегодня в Белом доме был?
– Был, – ответил Ганычев.
– У кого?
– У Зверькова, в Департаменте экономики аппарата правительства.
– И что, пропуск у тебя в Белый дом имеется? – язвительно поинтересовался Ильюшенко.
– Ну, звоню, и мне выписывают.
– Выписывают? Славненько! Чудесная у тебя жизнь… Ладно, хорошо… Но только вот что я скажу тебе, Пётр Викторович! В последнее время… Я больше просто не хочу говорить на эти темы… У меня просто пропадает желание говорить на любые темы…
– Да что стряслось-то? – Ганычев недоумевал.
– То ты забываешь сделать одно, то не соизволишь сделать другое, то вдруг говоришь… – Голос и.о. генерального прокурора делался визгливее и капризнее.
– Подожди, Лёш… Я не понимаю… Во-первых…
– Подожди минуточку…
– Во-первых, что я не соизволил сделать?
– Ты мне… – Ильюшенко едва не задохнулся от гнева. – Ты мне эту дерьмовую мебельную компанию посоветовал? Посоветовал! Значит, ты за всё отвечаешь! Если ты, чёрт возьми, посоветовал… У нас так не делается… У нас, понимаешь, в нашей команде, так не делается!
– Да что стряслось-то? – У Ганычева от обиды сорвался голос.
– Я бы хотел всё-таки узнать, узнать по поводу того, заберут всё это завтра или нет?.. Заберут эту мебель или нет?.. Или ты всё-таки привезёшь фурнитуру?.. Я хотел бы знать в конце концов! Ты мне скажи…
– Во-первых, я не привожу фурнитуру, Алексей Николаевич, поймите! Не изготавливаю…
– Не изготавливаете, так…
– Во-вторых, значит, её привозит тот, кто поставляет это хозяйство…
– Так, – нетерпеливо подгонял Ильюшенко.
– И то, что она, значит, была принята на склад, это не говорит о том, что я её поставил… И вообще… Сегодня суббота. Искать фурнитуру, значит… Так это…
– Пётр Викторович, значит, давай так. Если ты этот вопрос не решишь, на этом всё закончится. Я имею в виду все твои посещения Белого дома и всё остальное. Никаких встреч больше не будет, ни со мной, ни с кем ещё! – Голос Ильюшенко стал ледяным. – Вот это я тебе гарантирую! Так, знаешь, нельзя мне нервы портить!..
Коржаков нажал на кнопку и выключил магнитофон.
– Хватит, – сказал он устало и после долгой паузы повторил последнюю фразу, прозвучавшую на плёнке: – «Нельзя мне нервы портить»… Чертовски нервный парень, оказывается, этот наш «законник»… Ладно, решим так… Я встречусь с Барсуковым, обмозгуем это…
Машковский вышел из «мерседеса» и разгладил пальто. В дверях дома появился Николай.
– А, Коля, ты уже здесь? – Казалось, Машковский несказанно обрадовался своему секретарю.
– Здравствуйте, Григорий Модестович. Как дела?
Медленно поднявшись по ступенькам, Машковский приятельски похлопал секретаря по плечу и покивал, думая о чём-то своём. Пройдя в дом, он остановился. Николай снял с него пальто и повесил на вешалку, сделанную в виде торчавших из стены человеческих пальцев.
– Виделся сегодня с одним человеком с Лубянки, – заговорил Машковский после долгой и угрожающей паузы. – Узнал от него, что на Ильюшенко заготовлен убийственный материал. Очень вероятно, что будет возбуждено уголовное дело. Неаккуратно, ох неаккуратно ведёт себя Алексей Николаевич, заносит его на поворотах… Ты, Коля, распорядись, чтобы крепенького кофе мне приготовили.