Во власти ночи
Шрифт:
— Извините, что я так поздно, — сказал Найду, обращаясь к Ди. Затем подошел к Нкози и протянул ему руку: — Как чувствуете себя?
— Отлично, — ответил Нкози.
Да, подумал Найду, это видно по тебе.
— Есть какие-нибудь вести от доктора?
— Он звонил сегодня вечером, — сказала Ди.
— Все в порядке?
— Да, но нам не удалось поговорить, послышался щелчок.
— Они подслушивают наши разговоры, — пояснил Найду. — Это теперь в порядке вещей. Только они еще не знают, что, когда подключаются, раздается слабый щелчок. — И он снова обратился к Ди: —
— Завтра вечером.
— А как насчет меня? — поинтересовался Нкози. — Когда я смогу уехать?
— Вы что-нибудь ему говорили? — осведомился Найду.
— Нет, — ответила Ди.
Она взглянула в лицо Нкози, и Найду стало ясно, что они понимают друг друга без слов.
— Пойдемте-ка лучше в дом, — предложил Найду.
Ди молча пошла вперед.
Глядя, как она идет, припадая на больную ногу, Найду усомнился было в своих предположениях. Африканцы, все без исключения, даже такие рафинированные и образованные, как этот парень, питают инстинктивное, глубоко укоренившееся, традиционное отвращение ко всякого рода физическим недостаткам. В былые времена они убивали калек, а сейчас, не имея на то права, просто презирают их…
Ди поднялась по лестнице, повернула направо и открыла дверь. Она включила свет, и мужчины вслед за ней вошли в просторную комнату. Все стены, за исключением оконного проема, от пола до потолка были заставлены полками. Небольшая часть книг находилась под стеклом, остальные были размещены на простых деревянных стеллажах. У окна стоял большой письменный стол красного дерева. Здесь был еще огромный диван, обитый коричневой кожей, и три массивных кресла — с такой же обивкой. В этой теплой, уютной комнате, где преобладали коричневые тона, чувствовался легкий запах пыли, который исходит от книг в жарких странах. Подставка с множеством различных трубок, едва уловимый запах трубочного табака, столь отличный от аромата сигарет, — все свидетельствовало о том, что здесь мужское царство.
Найду прикрыл за собой дверь и запер ее на ключ.
— Это любимая комната доктора, — сказал он. — Здесь всегда тихо, так что можно спокойно почитать и подумать.
— Подальше от женщин, — сухо добавила Ди.
Нкози заметил, как в глазах Найду вспыхнул огонек. Он с нетерпением, хотя и без тревоги ждал, что ему скажет Найду. Найду обошел вокруг стола и сел в кресло доктора. Ди Нанкху примостилась на диване, и Нкози заметил, что она инстинктивно поджала больную ногу. Он выбрал себе кресло поближе к письменному столу, устроился поудобнее и приготовился слушать.
Найду положил на стол свои огромные руки и уставился на них.
— Я очень сожалею, но заключительная часть нашего плана сорвалась.
— Из-за Вестхьюзена? — спросил Нкози.
Найду кивнул.
— Он все рассказал?
— Нет. Он ничего не рассказывал, но им в руки попал пропуск, который Вестхьюзен должен был передать вам. И они моментально установили, кто он такой.
— Патрульные знали, что его фамилия Кэтце.
— Сейчас не только патрульные, вся страна знает, что Кэтце и Вестхьюзен — одно и то же лицо. Об этом сообщали по радио, писали в газетах, все знают, как год назад его объявили цветным.
— Бедняга, — сказал Нкози. — Но я боюсь, что он обо всем расскажет!
Найду вскинул голову и в упор посмотрел на Нкози.
— Он ничего не расскажет. Он мертв.
Нкози взглянул на Ди и понял, что это ей давным-давно известно. Она ответила ему пристальным холодным взглядом, словно говорившим: я ведь предупреждала, что за стенами этого дома царит зло.
— Кто это сделал? Полиция или…
А ты догадлив! — подумал Найду. Чертовски догадлив!
— Он мог навести их на ваш след и на след Сэмми, — суровым спокойным тоном сказала Ди.
— Таким образом, его пришлось…
— А что было делать? — ответила она вопросом.
Так вот что имел в виду Дики Наяккар, когда говорил про тарабарщину, подумал Найду.
— По какому праву мы…
Найду не дал ему договорить:
— По праву, которое диктуется необходимостью, историей, желанием выжить. Мы стояли перед дилеммой: либо пойти на это, либо принести в жертву себя и наше общее дело.
Нкози решительно тряхнул головой.
— Я говорю не о восстании, диверсии или революции, — сказал он очень спокойно. — Речь идет об убийстве одного человека, который, к тому же, оказал нам услугу.
— Нравится вам или не нравится, но мы сделали то, что необходимо, — Найду закрыл глаза и вытянул губы. Он едва удержался от резких слов, которые так и напрашивались на язык. Найду не сумел скрыть своего раздражения, и именно потому, что он сдерживал себя, Нкози почувствовал его раздражение особенно остро. — Я в ответе за то, что произошло. Всю ответственность я беру на себя.
Волна гнева поднялась в сердце Нкози.
— Так оно и есть.
— Но что было делать? — настойчиво, с тревогой повторила Ди.
Оказывается, для нее важно его мнение, подумал Найду, и испугался этой мысли. Он перевел взгляд с Нкози на Ди, потом снова на Нкози.
— Простите, но я не собираюсь сейчас дискутировать по поводу моральной и этической стороны этого дела. Может быть, в другом месте и при иных обстоятельствах, но не здесь и не сейчас. Думайте что угодно, в настоящий момент для нас это не имеет никакого значения. И мы не можем позволить себе раздумывать над такими вещами.
Нет, нет! — вопреки всякой логике мысленно запротестовала Ди, хотя не могла бы объяснить почему.
— Непосредственно вас касается лишь то, — продолжал Найду, — что предназначавшийся для вас пропуск попал к ним. По причинам, известным им одним, они не обнародовали этот факт. Сообщили только, что Вестхьюзен убит поко. Но фотографию с пропуска размножили и сотни экземпляров разослали по всем полицейским участкам страны.
— Они думают, что убил его я…
— В неопубликованном докладе полиции говорится, что последний раз Вестхьюзена видели на рассвете в понедельник с «туземцем», которого, как он заявил полицейскому патрулю, он подобрал на границе Протектората. Приказ гласит: любой ценой изловить «туземца» и доставить его живым. Однако в газетных сообщениях о смерти Вестхьюзена ничего подобного не говорится.