Во власти тьмы
Шрифт:
Я вытираю мягкой подкладкой ее платья свой член, но тщательно втираю свою сперму в кожу ее бедер. Помечая ее ей. Пока Роуз не становится липкой и я не чувствую себя удовлетворенным впервые за много месяцев.
Роуз принимает сидячее положение и смотрит на меня, ее щеки раскраснелись, а волосы в полном беспорядке.
— Это значит, что ты женишься на мне и позволишь мне защитить тебя?
Я нежно провожу большим пальцем по щеке Роуз, от моей руки все еще пахнет ею.
— Нет, любимая. Нет. Я не позволю тебе растратить свою жизнь на меня. Не что-то
Что-то искрится в ее глазах, и она отталкивает меня, чтобы соскочить с кровати. Я перекатываюсь на спину, и когда она закрывается в ванной, я наконец издаю долгий вздох и стискиваю челюсти. Сказанное мной было правдой, но я не сказал ей, что мне не хотелось бы ничего больше, чем сделать ее своей навсегда. Она заслуживает кого-то намного лучше. Мужчину, который будет холить и лелеять ее. Роуз слишком много пришлось пережить, чтобы соглашаться на меньшее.
Я поднимаюсь и снимаю одежду, забираясь в постель в одном белье. Когда она выходит из ванной, ее лицо чистое, и на ней ее старая футболка. Я откидываю одеяло, чтобы она могла лечь возле меня. Роуз отодвигается как можно дальше, сохраняя дистанцию между нами.
Я не собираюсь ей этого позволять. Не после того, как только что заставил ее кончить и все еще могу чувствовать ее пульсацию под своей кожей. Я прижимаю ее к себе и выжидаю, пока она дергается, пытаясь вырваться.
— Успокойся. Только то, что я не хочу жениться на тебе, не значит, что я не могу хотеть тебя или касаться.
Она фыркает.
— Только это тебе и нужно - трахнуть меня, как и любому другому парню?
Я замираю, собираясь отчитать ее за ее предположения, но я не сказал ей правды, и почему она должна верить чему-то иному?
— Ложись спать, Роуз.
— Отъебись, — бурчит она.
Я трусь о ее спину, а она выкручивается и вновь вырывается из моих объятий.
— Нет, ты не можешь сказать, что ты не хочешь меня, а потом продолжать давить на меня, как ты это делал. Либо ты хочешь касаться и не отпускать меня, либо ты не касаешься меня вообще.
Я сверкаю взглядом, потому что мне не нравятся ультиматумы, а этот звучит довольно категорично.
— Думаешь, сможешь навсегда отказаться от моего языка на твоем клиторе?
Она перекатывается, вновь поворачиваясь ко мне спиной.
— Когда я почувствую необходимость, я просто найду для этого кого-нибудь другого.
Мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы не взять ее прямо здесь, овладеть ею и сделать ее своей навсегда. Но это станет концом жизни, какой она ее знала. Я никогда ее не отпущу, и она будет ненавидеть меня за то, что я загнал ее в ловушку, как она всегда делает, когда я делаю то же самое с ее телом.
Я долго смотрю в потолок, желая, чтобы все было иначе, чтобы мы были другими людьми. Я никогда не хотел быть кем-то другим, но ради нее я хочу стать лучше. Кем-то достойным, кем-то, кто может быть ей нужен.
Когда Роуз начинает сопеть, я поднимаюсь с кровати и иду в свой кабинет. Благодаря двум дням защиты совета я смогу хотя бы связаться с Адрианом и немного
В кои-то веки я в безопасности. Благодаря Роуз и ее слишком мягкому сердцу.
20
РОУЗ
Когда я просыпаюсь и перекатываюсь поближе к солнечному свету, мое тело кажется нуждающимся и податливым в то же время, в самом чудесном смысле слова. Я потягиваюсь, но Кая нет рядом. Я одна, и я не уверена, почему от этого становится больно, поскольку мы никогда прежде не спали в одной постели. Никогда не касались друг друга, как прошлой ночью.
Я закрываю глаза и вспоминаю, вызывая этим сильную пульсацию в клиторе. Я также никогда подобного не ощущала. Удовольствие нарастало до тех пор, пока я не почувствовала, что вот-вот распадусь на части. И когда я раскрылась, это того стоило.
Намереваясь найти его и извиниться за то, как я повела себя после, я откидываю одеяло, быстро чищу зубы и начинаю искать Кая по всей квартире. Свет отражается от зданий плотными полосами, но я не могу оторвать взгляд. Пока я не добираюсь до кухни и не застаю его без рубашки, выкладывающего панкейки на тарелку. Теперь ничто не заставит меня перестать смотреть.
— Доброе утро, — говорит он и подталкивает ко мне чашку кофе через барную стойку. Я беру ее, обхватывая руками и ожидая, что он что-нибудь скажет. Может, отругает меня за неблагодарность, что угодно.
Вместо этого Кай протягивает мне тарелку с панкейками и продолжает готовить себе. Я поливаю их сиропом, не сводя глаз с его широких лопаток, мышцы спины напрягаются при каждом движении спатулы. Когда готовка панкейков стала такой сексуальной?
Я делаю еще укус, наблюдаю и жду, когда он закончит и сядет со мной.
Когда Кай это делает, я поворачиваюсь к нему на стуле.
— Так что происходит?
Он вопросительно вскидывает бровь.
— Что ты имеешь в виду?
Я взмахом руки указываю на панкейки, потом на его голое тело, открытую газету на другой стороне стойки.
Он лишь качает головой, словно не понимает.
— Я не знаю, что ты имеешь в виду.
Я прикусываю губу и смотрю на шоколадные панкейки на моей тарелке. Может, ему просто захотелось заняться готовкой. Это не должно что-то значить.
Кай предельно ясно выразился прошлой ночью, но ничего из этого не должно что-то значить. Проблема в том, что я так много времени пыталась убедить себя, что другие произошедшие со мной вещи ничего не значат, что теперь я жажду чего-то настоящего. Что бы ни было между нами, это настоящее, даже если ему хочется это отрицать.
У меня нет другого выбора, кроме как позволить ему.
Не пытаясь объяснить, я откусываю кусочек и обдумываю варианты. Кай фокусируется на своей еде, а я осознаю, что по-новому осознаю наши тела.