Во все Имперские Том 8. Рюрик
Шрифт:
— Чего? — Пушкин настолько перепугался, что даже выронил из пальцев свою сигару, — Я буду… кем? Министром? А какое там жалование?
— Жалования нет, Пушкин, — вздохнул я, усаживаясь за стол и отхлебывая обжигающий чай, — Членам Тайного Совета не платят, увы. Но поскольку ты будешь министром — сможешь там что-нибудь украсть. У тебя всё получится, Пушкин, не мандражируй.
— Чего? Украсть… Но, Нагибин, я же ничего про пути сообщения…
— Ну, ты летал хоть раз в жизни на самолёте? На поезде ездил?
— На поезде я не ездил, — мрачно ответил
— Ну вот! — ободряюще воскликнул я, — Я уверен, что этого достаточно, чтобы стать министром. В любом случае, разберешься.
— Да, но почему я? — чуть ли не взвыл Пушкин, явно перепугавшийся ответственности, — У тебя же есть люди… Ну… Ты понимаешь…
— Поумнее тебя, ты хочешь сказать? — я хохотнул, — А вот и нет. Я уверен, что если кто-то из наших и может быть министром при дворе Павла Стального — то только ты. Я тебе доверяю, брат.
Это всё было правдой, но, разумеется, лишь отчасти. Пушкин и правда был лучшим кандидатом в министры. Я был уверен, что он насоздаёт Павлу Стальному столько проблем, что узурпатору будет не до заговора, который я отправил плести при дворе мою жену-принцессу. А еще Пушкин будет постоянно косячить, что создаст хаос и суматоху, а мне такое только на руку.
Я и правда доверял Пушкину в том смысле, что он был мастером по части попадания в переделки и косяков. Мог ли я мечтать о лучшем министре при дворе самозванца? Вряд ли.
— Слушай, а меня там не казнят? — поинтересовался Пушкин, видимо, плотно задумавшийся о том же, о чём и я.
— Ни в коем случае, — заверил я потомка поэта, — Я плотно держу Павла Стального за яйца, так что он будет с тебя пылинки сдувать. Ты главное, если будешь воровать что-то из Имперского бюджета — делай это аккуратно. Канцлером будет Старшая Лада, она тебя, если что, прикроет. Ну и я всегда на цифрах . Так что не тряситесь, господин министр путей сообщения.
Я отвесил Пушкину легкий поклон, барон Чумновский, не выдержав, всхрюкнул.
Пушкин же тем временем чуть успокоился:
— Ну ладно, Нагибин. Так-то я готов… Ну в принципе… А почему ты не отправил меня в Царское вместе со своей женой?
— Чтобы не злить Павла Стального чересчур, — честно ответил я, — Этот ублюдок и так будет бомбить, когда принцесса прибудет к нему без пленных для обмена. Все пленники, сражавшиеся у Петропавловки за самозванца, по итогу перешли на нашу сторону. Да-да, даже Лейб-Стражницы! Так что узурпатора будет корежить. А от тебя в качестве министра, Пушкин, его будет корежить еще больше. Так что я никак не могу присылать вас с принцессой Павлу Стальному одновременно. От таких подарков он может придти в ярость и подарить мне в ответку пару солярис-бомб. А мне такого не надо. Так что собирайся в дорогу, мой друг. Через час Кабаневич будет ждать тебя здесь, у пасторского дома. Он тебя телепортирует в Царское. Давай, брат, удачи! Ни пуха, ни пера!
Я проводил Пушкина до самых дверей гостиной, и уже там напоследок ткнул пальцем в негра, который был единственным бойцом ЧВК Пушкиных до того, как потомок поэта разбогател и нанял себе эфиопок:
— Вот этого парня по идее надо бы расстрелять, Пушкин. Я отлично помню, как он у Петропавловки бросил автомат и попытался сдаться.
— И не подумаю! — возмутился Пушкин, — Это ж Рино, он моему отцу служит уже двенадцать лет!
— Ну сам смотри, — пожал я плечами, — Это твой наёмник, так что тебе решать. Кстати, а на какой период ты нанял эфиопок? Когда там истекает их контракт?
— Через месяц, — мрачно ответствовал Пушкин, — Я поэтому и хотел у тебя денег занять…
— Не может быть и речи, — ответил я, — Сам ищи деньги. Ну или если не найдешь — твои няшки тебе глотку перережут, как истечет их контракт.
— Ну, слушай,..
— Всё, давай, Пушкин. Отечество ждёт, господин министр путей сообщения! Там без вас уже все поезда встали, и самолёты зависли в воздухе. Давай, иди. Собирайся в дорогу.
Я скорее вытолкал Пушкина с его эскортом из гостиной, пока потомок поэта опять не начал клянчить деньги.
Потом я поплотнее закрыл двери, прошёлся по комнате и повернулся к сидящим за столом.
Прежде чем я успел заговорить, барон Чумновский задал видимо уже давно волновавший его вопрос:
— Что с моей дочерью, барон? То есть, вы теперь князь, простите…
— Да всё в порядке с вашей дочкой, — заверил я Чумновского, — Она, как я уже говорил, на секретном задании. О котором я, к сожалению, не могу рассказывать даже вам, при всем моем искреннем к вам уважении. А когда она покончит с этим заданием — то будет нужна мне здесь, рядом со мной. Я её назначил казначеем нашей ложи, барон.
— Да, я знаю, — Чумновский аж раздулся от гордости, снова живо напомнив мне жирную жабу, — Это честь для меня!
Вообще он, конечно, задал хороший вопрос. Я бы и сам с удовольствием узнал, что там с Чумновской. Я послал её накопать мне инфу по Алёнке Оборотнич, еще вчера вечером. И до сих пор так и не получил никаких вестей. Так что возможно с баронессой случилась беда, а возможно она наоборот напала на след и раскопала нечто интересное.
Впрочем, ладно… В данный момент меня волновал другой вопрос.
— Сколько у вас осталось людей, барон? — спросил я Чумновского.
— Двое, — вздохнул Валерий Нурглович, — Все остальные полегли у Петропавловки, увы.
— Да упокоит Господь их души! — ответил я, — Они честно сражались и умерли, как мужчины и верные бойцы! Но сейчас нам, пожалуй, хватит и двух…
— Для чего хватит? — как всегда холодно поинтересовался Петя.
— Для поездки в Желтороссию, — пояснил я, — Вы немедленно отправитесь туда и найдете мне культиваторов. С ними вы заключите контракт, чтобы они поставляли мне ингредиенты для пилюль. Не знаю, как вы это сделаете, меня, если честно, устроит любой вариант — можете уговорить этих монахов работать со мной, можете их запугать или подкупить…