Во все тяжкие 3
Шрифт:
— Будем надеяться. — кивнул Останин.
***
К казино «Метелица» на Новом Арбате, где Березовскому «забил стрелку» Гусинский, Борис Абрамович подъезжал в смешанных чувствах. С одной стороны, он понимал, что придётся делится, с другой — делиться очень не хотелось. Не делиться получалось только в двух случаях — или рассказывать про Балашова САМОМУ, что опять же не гарантировало долю, или вопрос решался физическим устранением Володи с последующей непредсказуемой реакции Семьи, с которой Гусинский был очень плотно связан, не менее плотно, чем сам Березовский.
Администратор «Метелицы»
— Боря! Рад тебя видеть! —
Владимир Александрович
поднялся с дивана и распахнул объятия.
— Володя! — Березовский «прильнул» к приятелю и похлопал того по спине. — А я-то как рад!
— Присаживайся, дорогой! — Гусинский указал на диван с другой стороны накрытого стола. — Угощайся.
Десять минут было потрачено на пустые разговоры о здоровье и самочувствии родственников. Гусинский не преминул заметить, что Березовский помолодел, посвежел и вообще прекрасно выглядит.
— Не стараниями ли этого твоего Балашова, Боря? — усмехнулся
Владимир Александрович
.
— Его, Володя, его… — кивнул тот. — А ты с его родителями так нехорошо поступаешь… Наркоту подкидываешь…
— Бог с тобой, Боренька! — замахал руками Гусинский. — При чём тут я? Как мне доложили, эта семья Балашовых давно у милиции в разработке была, просто ждали партию покрупнее. А ты не знал, что они барыжат? — Березовский никак не отреагировал на этот вопрос. — Проверять надо тех людей, с которыми работаешь. Хотя, кому я это говорю, после всех твоих делишек, в том числе и в Чечне…
— Ты, Володя, завидуй молча! — ощерился Березовский. — Говори прямо, чего хочешь?
— Я много чего хочу, Боренька! — усмехнулся Гусинский. — Но если говорить про текущий момент, то хочу предъявить тебе за крысятничество! — он немигающе уставился на Березовского.
— Поясни. — Борис Абрамович остался внешне спокоен.
— Поясню. — опять усмехнулся Гусинский. — И обосную, Боря. Мы с тобой с одного хозяйского стола кормимся, и кормимся вкусно, ни в чём себе не отказываем. Скоро у кормильца выборы, а рейтинг ниже плинтуса. Его уже все алкашом не стесняясь называют. Ладно бы он по-тихому бухал, но нет! Ему оркестрами дирижировать надо во время трансляции на весь мир. А у тебя мальчик есть, который даже от тяжелых наркотиков «зашивает» с гарантией, не говоря уже про «синьку». И за место того, чтобы привести его к Хозяину, которому хотя бы на период избирательной кампании необходимо выглядеть пристойно, ты лечишься сам, и лечишь за бабки каких-то левых пассажиров. Нехорошо, Боря, не по-товарищески… — Гусинский тяжело вздохнул. — Вот и получаешься ты у нас самой настоящей крысой в нашем дружном коллективе…
— Хорошо, Володя, хорошо… — улыбнулся Березовский. — Раз ты так хорошо к разговору подготовился, да про мальчика всё так подробно выяснил, что ж сам-то к кормильцу на доклад не бежишь? А меня с этим мальчиком активно «прессуешь»? А-а?
— К кормильцу сбегать я всегда успею. — откинулся на спинку дивана Гусинский. — Да и выборы он должен выиграть. Главное, административный ресурс правильно подключить и побольше бабла в избирательную компанию ввалить, пипл всё схавает! А что касается тебя, Боренька, то ты ведь нормальных слов не понимаешь, всё хапаешь и хапаешь, и ни с кем делиться не хочешь! Ты же сам первый Балашова этого поставил в безвыходную ситуацию, несмотря на его ФСБшную «крышу». Вот я и последовал твоему примеру, дорогой ты мой. Договариваться будем?
— Я без Балашова с тобой ни о чём договариваться не буду. — твёрдо заявил Березовский. — А он просил передать, что пока не выпустят его родителей, разговор точно не состоится.
— Вот как?.. — задумался Гусинский на минуту. — Хорошо, Боря, сделаю жест доброй воли. Считай, что у тебя никаких проблем уже нет. А мероприятия касательно деятельности этого Балашова, в том числе и его родителей, остаются в силе, а он сам пусть подумает о своём поведении.
— Володя, как так? — возбудился Березовский. — Родители-то Балашова здесь причём?
— Только бизнес, Боря, ничего личного… — улыбнулся Гусинский. — Разговор на этом считаю законченным. Коньячку?
— Да пошёл ты! — вскочил Березовский и направился на выход.
— Жду звонка, Борис Абрамыч! — кинул ему вслед улыбающийся Гусинский.
Через минуту в кабинет заглянул начальник охраны
Владимира Александровича
и уставился на шефа в ожидании.
— Коля, набери полковника Тарасова, и вели ему действовать по «Варианту 2».
Когда за кивнувшим Николаем закрылась дверь, олигарх хищно улыбнулся и сказал:
— Этот Балашов мне ещё условия будет ставить… Родителей ему выпустить…
***
Алексей, я попытался договориться с Гусинским. Он даже отозвал всех силовиков от моего основного бизнеса. На твои условия по освобождению родителей
Владимир Александрович
не согласился. Ты слышишь меня?
Да, Борис Абрамович. — ответил я. — А никак по-другому мы проблему с этим Гусинским решить не можем?
— Нет, Алексей. Я рассмотрел и попробовал все доступные варианты. Володя крепко держит нас за яйца. Я даже к семье обратится не могу.
— Борис Абрамович, дайте мне, пожалуйста, минутку подумать.
— Хорошо, Алексей, думай. — услышал я в трубке.
Итак, что мы имеем? Мой блеф с выставлением условия по освобождению родителей не прошёл. Что мне остаётся? Соглашаться на любые условия этого ёб…ного Гусинского и вытаскивать отца, мать и Ивана из-под стражи. Если с ними хоть что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу. А с
Владимиром Александровичем
можно будет решить вопрос так же, как и с Борисом Абрамовичем, но только чуть позже.
— Борис Аркадьевич, связывайтесь с Гусинским. Я согласен на переговоры. — сказал я, наконец, в трубку.
— Алексей, это действительно правильное решение. Там, по ходу, что-нибудь придумаем. Жди звонка.
Я положил трубку и вздохнул.
— От нас не отстанут? — поинтересовался Валера, сидящий на диване. — И Березовский не может помочь?
— Не может. — кивнул я. — Надо соглашаться на все условия этого Гусинского, выхода другого нет. А там… Посмотрим.
На следующий день приехал Казанцев. Он хоть и хотел казаться спокойным, но бледное осунувшееся лицо с тёмными кругами под глазами от недосыпа и несколько суетливые движения выдавали его переживания.