Во все тяжкие 3
Шрифт:
— Матанцева и меня здорово прессуют. — начал рассказывать он. — Генерала уже три раза допрашивали московские следаки. Меня только один раз. Мы с ним пока числимся «свидетелями», но этот статус может поменяться в любой момент. За нами очень плотно следят, шагу без присмотра сделать не можем. С генералом удалось переговорить, и его, и меня про наши общие дела, — Володя посмотрел на меня и Валеру, — пока не спрашивали, трясут по службе. Намекают на превышение должностных… С твоими родителями, Алексей, всё нормально, Иван от побоев оклемался. Адвокат бдит. У вас тут как?
Рассказали… Казанцев от досады весь искривился.
— Володя,
— У меня тоже руки чешутся. — признался он. — Пару раз уже останавливал себя, когда рука сама к табельному тянулась… Ладно, я поехал. Генералу всё передам.
Не прошло и полчаса с момента отъезда Казанцева, как ко мне в кабинет буквально ворвалась Зойка:
— Очередной спецназ на подходе. Через минуту будут здесь.
— Твою же мать! — выдохнул Валера. — Ложимся на пол, руки за голову. Лёха, и без твоих этих штучек!
Мы все трое растянулись на полу и услышали приближающийся топот.
— Поднять! — услышал я смутно знакомый голос, меня схватили за шкирку и поставили на ноги.
Принадлежность рослых ребятишек в масках и камуфляже к какой-либо из силовых структур определить не представлялось возможным, ввиду отсутствия у них любых надписей и шевронов. АКСУ ещё ни о чём не говорили, да и спецназов этих развелось… Каждый высокопоставленный дяденька прямо считал своим долгом завести себе подобный отряд, а то и не один. Так что гадать было бесполезно.
— Ордерок-то какой-нибудь покажете? — попытался улыбнуться я, хотя было совсем не до смеха. — С корявой подписью прокурора?
И тут же получил удар в живот, от которого меня скрутило, но согнуться не дали держащие за руки спецназовцы. От второго удара в район печени я захрипел, а в глазах потемнело.
— Это тебе ордерок и подпись прокурора. — с трудом услышал я опять этот смутно знакомый голос. — Пакуем его и уходим. Вам двоим лежать ещё пять минут. Высунетесь, будем стрелять на поражение.
Мои руки завели за спину, защёлкнули наручники, на голову натянули какой-то мешок и, подхватив, потащили. Через минуту я оказался на полу машины, попытка занять более удобное положение закончилась парой болезненных пинков по рёбрам и окриком «Не дёргайся!». Дверь закрылась, и машина тронулась с места, а на меня поставили ноги, видимо, чтоб не катался по полу. А мысль была только одна — зачем я начал торговаться с Гусинским? И родителей не вытащил, и самого «закрыли»…
***
— Петрович, Студента взяли! — выпалил Останин, набрав прямой номер Матанцева.
На наличие лишних ушей ему было наплевать.
— Кто взял? — не сразу «въехал» генерал.
— Вполне профессиональный спецназ, судя по повадкам. Наша проинструктированная охрана, во избежание провокаций, сопротивления не оказала. Эти ребятки не представились, документов не показывали и ведомственную принадлежность не светили. Просто упаковали Студента и ушли в темпе вальса, проколов колёса у всего нашего транспорта. Что, блядь, делать, Петрович?
— Ничего не делать! — выдохнул генерал. — Ждать вестей из Москвы. Выхода другого я всё равно не вижу. Ты с нашим благодетелем влиятельным, который без погон, связался?
— Тебе первому позвонил, Петрович.
— Вот
— Всё сделаю, Петрович. — Останин положил трубку и принялся искать на рабочем столе Алексея записную книжку с прямым телефоном Березовского.
Глава 12
Уважаемые читатели! Один олигарх был заменен на другого олигарха, менее одиозного.) Это коснулось только фамилии, имени и отчества.) На сюжет никак не повлияло. Изменения затронули ранее прочитанные вами конец 10-й главы, и 11-ю. Прошу понять и простить!)
Везли меня в таком положении на полу машины в районе полутора часов. Судя по ощущениям, после выезда на Челябинский тракт, мы двигались в сторону, противоположную Екатеринбургу — кругового движения около поста ГАИ не было, но отчётливый шум машин, в том числе и большегрузов, был слышен как в попутном, так и во встречном направлении. В машине все молчали, а мои попытки растянуться и занять более удобное положение на полу микроавтобуса приводили лишь к болезненным пинкам по рёбрам и окрикам «Не дергайся!». А вот когда машина, после нескольких поворотов, съехала с асфальта на просёлочную дорогу и меня ощутимо начало болтать по полу, «мучители» просто сильнее вдавили свои ботинки в мою спину и ноги, плотнее прижав к полу. Хорошо, что на голове был мешок, это позволило хоть как-то уберечь лицо от царапин и ссадин. Краткая остановка, звук лязгнувших ворот, опять движение, опять остановка, звук отъезжающей автомобильной двери, и мою бедную тушку бесцеремонно подняли на ноги за шиворот, подхватили с двух сторон под локотки, нагнули голову и вытащили из машины.
— Ножками топай! — команда сопровождалась очередным болезненным тычком под рёбра.
И пришлось мне «топать» плохо слушающимися затекшими ногами.
— Ступенька! — я послушно поднимаю ногу. — Лестница вниз. — мы начали спускаться с моими «сопровождающими» по лестнице.
Я пару раз чуть не упал, но меня «заботливо» поддержали. В конце концов, лестница закончилась, мы переступили через порог, мне, не снимая мешка с головы, сняли с правой руки браслет, и на чем-то защелкнули.
— Располагайся. — издевательски сказали мне, и я услышал удаляющиеся шаги, а потом звук закрывающейся на засов двери.
Поняв, что остался один, зажмурился и снял мешок с головы. Открыв глаза, которые постепенно привыкли к свету, огляделся. Находился я, судя по всему, в полуподвальном помещении площадью около 50-ти квадратов, с узкими окнами под самым потолком, дававшими хоть какое-то освещение, помимо одной тусклой лампочки над входом в помещение. Моя левая рука в браслете была пристегнута к толстой, не особо длинной цепи, которая, в свою очередь, крепилась к кольцу, приваренному к штырю, вмурованному в бетонную стену подвала. Недалеко от меня валялся какой-то грязный матрас, и стояла ведро, как я понял, для оправления мной физиологических нужд. Садиться на этот матрас желания никакого не было, но, немного постояв, пришлось сделать над собой усилие, подтянуть матрас к себе и аккуратно на него сесть — рёбра ныли, а сидеть на голом и холодном бетонном полу желания никакого не было.