Во всю ивановскую (сборник рассказов)
Шрифт:
— Сейчас даже и это неважно. Мы в новой фазе, мы добились того, что змеиность, применительно хоть к физической, хоть к мыслительной деятельности, стала во мне-нии людском положительной. Если еще где и употребляется сочетанно «змеиное шипение», то это пройдет, более в ходу одобрительные слова: «змеиная изворотливость», «змеиная гибкость движений». А что есть движение? Движение мыслительное, физическое и есть собственно жизнь. Танцовщицы Старого и Нового Света своими змеиными движениями могли усыпить или возбудить любого властителя. Движение физическое влияет на движение мыслительное, влияет в конечном счете на поступки. Люди же судят друг друга по поступкам. Больше того: мы внушили, что страстность есть положительный признак, хотя страсть ненормальна. Вот кого мы не трогаем —
— Великий, у них есть еще способность помнить.
— О, очень у немногих. И пусть помнят. Пусть помнят свои слабые предания, легенды, хилые россказни про былое могущество, которое вдохновляет их на веру в будущее, пусть! Эго же единицы. И тех, кто помнит, мы тоже помним. Что нам стоит подежурить около них? А если лень дежурить, нанять убийцу. Мало ли способов, уж тебе ли их говорить! Чаша перед нами — разве мы жалеем черпать из нее на нужное дело? Нет, Змея, трижды нет твоему решению покинуть нас. И меня прежде всего. Можешь не отдавать свой яд, а израсходовать по усмотрению. Но живи!
— Я не посмею ослушаться, Великий, но я должна сказать, что однажды, в полнолуние, я вздрогнула во сне, я почувствовала тревогу.
— Должно быть, сильный ветер или разряд молнии. Не бойся.
— Я не боюсь, но…
— Ветер и солнце — наши враги, а бесконечное расщепление веществ — наше спасение. Радиация не действует на нас, но люди от нее гибнут. Если бы они использовали для энергии ветер и солнце, тогда бы я испугался первый. Успокойся. Живи. Люди специально для нас перегораживают реки, они решили затопить свои пространства, убить все живое, оставив нам мокрые болота, полные студня из лягушек. Они поняли, что мы всесильны, что мы разбросаны всюду, но мы едины. Мы всегда опередим инстинктом и скоростью действия, о, мы еще увидим холодные, шевелящиеся змеиные сплетения на развалинах столиц. Ты хочешь уйти, когда их безумие, их жадность дошли до предела, они перестали ценить чужие жизни, у них нет понятия чужой боли, мы отдали им эти свои качества, нет, нет, живи, Змея!
* * *
И вот Змея возвращалась. Способная мысленно перемещаться в пространстве, она почему-то решила в этот раз проверить лично побольше мест гнездований, даже не столько именно этих мест, сколько пространств меж ними. Все было лучше, чем она предполагала. Глядя узкими сухими главами, она видела всюду знаки разрухи и катастрофы: брошенную технику, опустевшие, одичалые поля, вырубленные и как будто в панике брошенные леса, пустые деревни и поселки, ржавые рельсы железных дорог, обветренные трещины асфальтовых и всюду свалки мусора. И везде навстречу Змее выходили из нор и укромных мест ее соплеменницы, легкий свист постоянно звучал всюду, и где бы ни находились люди, за ними спокойно и выжидательно следили змеиные взгляды.
Приближалась осень. Шло перемещение змей на юг, многие готовились пережить холода на севере. Но и они были всегда готовы впиться зубами в жертву.
По пути было большое поле. Змея не любила его: оно было тщательно вспахано, давало ежегодные урожаи, а кроме всего, в глубине своей оно было пропитано кровью давней битвы. О, змеи чуют кровь на земле, как акулы в океане, за многие, многие расстояния, но это была особая кровь, она не могла напитать никого, но от нее исходила явная угроза, и змеи предпочитали обползать это поде стороной. Однажды она увидела, а потом всегда знала, что люди приходят сюда, приносят цветы,
Уже в самом начало она ощутила в себе глухое сопротивление, как сигнал опасности завибрировал в ной спинной мускул. Но она заставила себя продвигаться дальше.
И здесь Змея увидела Его! Он шел легкой, летящей походкой, седые волосы непокрытой головы и борода серебрились в закатных лучах. Что ж! Мгновенно к Змее пришло решение — эта смерть будет почетнее любой, она с такой скоростью согнала тело в спираль, что над нею взлетели опавшие листья. Он приближался. Еще, еще… Вот! Она с силой, содрогаясь всем телом, оттолкнулась и… была отброшена непонятной упругой волной, ей показалось, что это сжатый воздух. Она еще напряглась и снова отшатнулась. Он удалялся. Все так же летящей была походка, все так же бодро и размеренно касался земли Его посох.
Змея, делая огромные прыжки по обочине, догнала Его и хотела кинуться сзади, со спины. И вновь — прозрачная, отбрасывающая стена. Тогда пусть Он убьет ее, решила Змея. Она вновь по обочине обогнала Его и вытянулась поперек дороги. Он приблизился и засмеялся.
— Иди и скажи Змию, что я вернулся, чтобы он явился ко мне с повинной позади всех змей, скажи, что времена смены шкур, времена вашей угрозы прошли. Вам не дано больше затмевать маяки и сбивать с дороги корабли. Скоро я коснусь посохом вашей жертвенной чаши и превращу ваш яд в песок. Вы были посланы в наказание и испытание, но вы решили, что предела злу нет. Предел есть. Он в нашей силе наступать на вас. Иди!
Он пошел дальше. Он даже не наступил на нее, Он переступил ее, как переступают брошенную за ненадобностью дубину. Змея, извернувшись, рванулась к Нему, но получила такой удар, что очнулась не скоро. В бессильной злобе, корчась от позора, она, открыв страшную пасть, вцепилась зубами в огромный камень на перекрестии дорог и услышала, как ломаются зубы, как хлещет из их полости сверкающий густой яд.
* * *
Того же дня, вечером, только еще более поздним, Змея была у Змия. Он знал о встрече ее с Ним. Он только хотел многое уточнить. — Его посох был металлический? Может быть, это был сумасшедший змеелов, один из тех, кому мы дали возможность оправдывать нашу злобу десятью каплями яда в год?
— Нет, Великий, это Он, его посох — обыкновенная прямая ветвь орешника. Ты думаешь, меня отбрасывало электричество? Нет, это была неведомая сила.
Проклятье! И тогда, когда мы создали и расширяем но просто район нашего влияния, но добились своей, неподконтрольной людям, территории! Куда Он шел?
— Не знаю. Там было три дороги. Когда я очнулась, Его не было.
— Я думаю, Он не с этой Земли. Здесь все боятся нас.
— Это был Он же, из тех времен, когда никто не знал о других мирах.
— Но Он мог знать.
— Кто может знать больше нас? Если мы признаем это, мы обречены.
— Вот поэтому для нас лучше, что Он не с этой Земли. Пусть так считают во всех змеиных пределах. Мы укрепим охрану чаши настолько, что даже случайный человек, оказавшийся вблизи, исчезнет бесследно. О-о, сегодня, в разгар полнолуния, тревожный вечер. Я спросил тебя, куда он ушел, неспроста. Люди не могут поглощать расстояние, как мы. Ты встретила Его в поле, а с севера пришло страшное сообщение. Там тоже ссылаются на Него, говоря, что Он учинил явление Света. Свет сам по себе не страшен нашим узким глазам, но это был особый свет. Он озарил все настолько, что даже жилища слепых кротов оказались озарены. Мало того! Этот Свет делил всех не на старых и молодых, не на самцов и самок, не на черных и белых, не на умных и глупых, нет! Все делились на злых и добрых. Добрые радовались, воздевая руки, злые падали на землю и ползли прочь от страха. Самые злые змеи превратились в бессильные плети. На кишку они были похожи! — закричал Змий. — На кишку, полную смертельной дрожи!