Вода и ответ
Шрифт:
Но неразрешимость парадоксов и неотвратимость бессмыслицы отступают в тот момент, когда появляется интуиция об отношении или – в письме Сусловой – интуиция об ориентации на область ответа.
«Хрупкое равновесие будущего —животное вместо рук, ожидающее врачей,мчащихся на машине с горящими камерами.Они восстановят нейтральность,повторяя ошибочные имена событий,документы тех,Сегодня тропы машинности не производят силы, удерживающие дом или что-то вроде дома, способного укрыть хотя бы двоих под своим смыслом как под сводом. На фоне этого процесса само будущее обрело ценность для многих из нас как никогда.
Что же тогда может быть домом, в котором мы захотим жить завтра? Что могло бы противостоять состоянию языка, в котором автоматическая ориентация – субститут антропологической, а каждый фрагмент смысла откровенно дискретен в отношении к своему необходимому продолжению?
«Дом носится между людьми», – сообщает Суслова. Основное в нем не потоки и обмен данных, а способ ориентации в координатах языковых аспектов. И это действие происходит вне категорий сюжета, темы, формы и, в случае автора – даже вне определенных средств выразительности, – потому что ориентировано грамматикой направления.
Это вовсе не значит, что тот же сюжет в книге оказывается нивелирован окончательно. Он все еще есть и звучит эхом автобиографических историй вроде сюжета о новости, сюжета о машине Марии, способной накапливать совпадения, или сюжета переписки двоих. Но от машины скорее остался след, а эти двое больше не прикованы к колее своих слишком реальных историй. Все, что они оставили в тексте после себя, – это звенья из «врат привязки». Автобиографического здесь рабочий минимум. Это тот случай, когда сила личного события делится как минимум надвое, превращаясь в общее. Так некогда конкретные двое становятся краткой единицей связи подобно простейшей молекуле водорода: «Боль создает новости. И я читаю ее, задрав голову так, что ты не увидишь. Бедное окружение жизни».
Метод ориентации в анизотропных пространствах, будь то письмо Сусловой или ситуация живой речи, не предполагает гомогенной среды для скорого и оттого как будто ясного обмена содержанием. Каждый текст книги «Вода и ответ» – это хаб, перехватывающий радикальные друг для друга условия мысли. Сам этот узел динамичен, его наличие уже порождает среду, необходимую для скачка: от операции сверки с собою на оси повествования в кратких сюжетных пунктах – к смыслопредстоянию, то есть к простейшему из домов вне любого лингвистического и по сути локального, национального проклятия. Скачок происходит мгновенно, так как мысль перестает быть косной и обращается в направление.
В интенсивности недр, переходящих в плавучий знак, в процедуре вызревания по смежности протягиваются новые руки напарницы. Именно одночастность этого движения и сталкивает нас с первым результатом перевода из сил в слова, когда мы читаем строку в книге. От этого становится ясно, почему текст не стремится нравиться, ведь он оперирует другим наслаждением. Тем, о котором вероятно был осведомлен и Введенский, когда растягивал мгновение в «Где. Когда» настолько, что между простыми островками сказанного начинало сквозить. «Этим я провел как бы поэтическую критику разума <…> Я усумнился, что, например, дом, дача и башня связываются и объединяются понятием „здание“. Может быть, плечо надо связывать с четыре. Я делал это на практике, в поэзии, и тем доказывал. И я убедился в ложности прежних связей, но не могу сказать, какие должны быть новые. Я даже не знаю, должна ли быть одна система связей или их много. И у меня основное ощущение бессвязности мира и раздробленности времени» [3] .
3
Введенский А. Всё. М.: Издательство ОГИ, 2013. С. 630.
Ощущение раздробленного времени и бессвязности мира – это не столько характеристика исторического момента, не локальная интуиция ХХ века, сколько непосредственное приближение к кризису реальности, которая окисляет, разлагает и ничтожит. В этом свете появление смысла уже может служить манифестацией негэнтропии.
У Сусловой поле рассказа иссечено потому, что несет в себе мгновенно охлажденное состояние смысла – история или точнее автобиографический эпизод является выражением, своего рода документацией смыслового присутствия. И каждая строка из книги – первый и единственный шаг после перехода на эту ось языка, где силы становятся снова объектами натюрморта: «кто-то где-то как-то на что-то подействовал».
В пределах текста Евгения Суслова смещала границы смысловой тени в зону наблюдаемого. Этот перевод стал возможен внутри ситуации мысленного эксперимента, – своего рода «алхимического субстрата современной рациональности» (Суслова). Нечто, что лишь гипотетически было доступно касанию, выводится в световой ареал наблюдения. В экспериментальных науках мысленный эксперимент был местом укрытия для инаковых эпистем, которые бы смыло иначе давлением потока ортодоксальной науки. Исторически мысленный эксперимент был и остается необходимым, чтобы устанавливать связности между теоретическими принципами, и потому мог служить входом во многие из незнакомых домов. Однажды возникшая связность порождает энергию: шагни на порог в неизвестное – и условия мысли из гипотетических и фактических цепочек превратятся в новое качество цельного события в силу собственной валентности феномена, оставив позади шум популистских призывов к радикальной коммуникации.
Вода и ответ
Р.
В один из дней язык взорвал себя вместе с моей жизнью. Но все же мне хотелось остаться в живых. Я шла сквозь знакомые сооружения, сквозь дистрофию любви, желая распознать в сигнатуре дня аппарат по утилизации иллюзий. Я ударила фантомом о фантом – и раздался взрыв. И поэтому вы держите в руках эту книгу. Что, если грамматика живет не там, где мы ее ищем? Что, если она просто влюбилась в структуру, но не принадлежит ей? Может быть, телом грамматики однажды стало то, что связывает нас, когда мы читаем друг друга, не зная об этом? Оно непрерывно переводит нас из дома сил в дом форм, из состояния в смысл, из энергии в информацию – и обратно. Это природная цель каждого мгновения. Не это ли работа языка? Я написала роман в стихах и техническую инструкцию одновременно о том, как двигаться в поисках того, что может быть в будущем основано в вас на правах ответа.
Во время кризиса все части систем были изолированы друг от друга. Так как связи функционально обогащали объекты, то это разъединение привело к упрощению структуры и их память была практически полностью редуцирована. Однако некоторые объекты обнаружили способность накапливать потенциальные связи и совпадения, фантазмируя о них, благодаря чему спонтанно возникали особые зоны микроактивности, в которых эти объекты, на первый взгляд не имеющие никаких свойств, бесконечно усложнялись. Их сложность была опрокинута внутрь. Она работала где-то, на той стороне. Чем больше связей они накапливали, тем сильнее становилась их языковая способность.