Водители
Шрифт:
– Я не нуждаюсь больше в машинах, Илья Порфирьевич, – объявил Вертилин, входя на следующий день в кабинет Канунникова, – но вы в свое время помогли мне, и я буду с вами откровенен.
Это был уже не докучливый проситель, клянчивший пять машин. Это был уполномоченный крупной стройки, имевший в своем распоряжении двадцать новых автомашин.
Он спокойно опроверг возводимый на него поклеп. Он считает излишним оправдываться. Поляков – еще не прокурор, но, ударяя по Вертилину, Поляков в самом деле целит в Канунникова, хочет доказать, что
Не кажется ли Илье Порфирьевичу странным, что автобаза, выпускающая на линию до стa пятидесяти машин в день, вдруг подняла такую шумиху из-за пяти? Мало того, она всячески саботировала приказ управляющего трестом. Кстати, он не хочет повторять отзыв Полякова об этом приказе, да и о лице, его подписавшем. Он не хочет этого повторять, потому что он не кляузник, но, поверьте, будь он на месте Канунникова, Поляков и трех дней бы у него не работал.
Он сделал приличествующую этому сильному месту своей речи паузу и по потемневшему лицу Канунникова удостоверился, что она произвела нужное действие.
– Все несчастье в том, Илья Порфирьевич, что никто не хочет даром ничего делать.
– Но вы им уступили кирпич? – не сразу сообразил Канунников.
– Кирпич не укусишь, – многозначительно произнес Вертилин и прямо посмотрел в глаза Канунникову. – Я ненавижу склоки, но Поляков хочет вас опорочить. Конечно, вы сами знаете, как призвать его к порядку, но мое имя пусть вас не беспокоит: оно еще ничем не запятнано. Я честней Полякова, и, если я вам потребуюсь, можете мной располагать.
Расчет Вертилина оказался правильным и свидетельствовал о том, что он отлично знает таких людей, как Канунников. Канунников поверил в то, что Поляков затевает против него склоку. И взялся за перо, решив набросать на бумаге доказательства, которыми располагал, чтобы требовать увольнения Полякова. В результате родилась обширная докладная записка, похожая на все подобные записки: в ней умалчивалось все хорошее, а отрицательные факты были подобраны и расположены так, что создавалась неприглядная картина. Таким способом любое хозяйство можно изобразить в самом отвратительном виде.
Канунников перечитал записку: все «легло» как следует, по такому документу безусловно могут освободить.
Потом он вызвал бухгалтера и спросил его, сколько денег перечислено автобазе на ее счет капитального строительства.
– Сто тысяч, – ответил бухгалтер.
– А сколько должны еще перевести в этом месяце?
– Еще семьдесят пять тысяч.
– Вы мне докладывали, что в Шилове недостаток оборотных средств.
– Да.
– Так вот, деньги переведите в Шилово.
– Илья Порфирьевич, – растерялся бухгалтер, – в Шилове к концу месяца финансовые затруднения ликвидируются, а на загряжской базе самая интенсивная заготовка материалов. Задержать им перечисление – значит поставить под угрозу строительство.
– Мое распоряжение законно? – перебил его Канунников.
– Формально…
– Выполняйте его.
Глава двадцать первая
Дело, причинившее Вертилину столько хлопот, отняло у Полякова не более получаса.
Когда он вернулся из командировки, Степанов рассказал ему о приписке Максимову лишних рейсов. Путевки не оставляли в этом никаких сомнений.
Вызванный в кабинет Максимов, усмехаясь, объяснил:
– Шестой рейс премиальный. Так уж клиент решил.
– Почему он только вас премирует? – спросил Поляков.
– Не знаю. – Максимов пожал плечами. – Да ведь автобаза на этом ничего не теряет.
– Автобаза не нуждается в краденых деньгах, – ответил Поляков.
Ах, вот как, значит, и его считают жуликом! Желание все выложить начистоту, шевельнувшееся в Максимове, сразу пропало. Разбирайтесь как хотите.
Когда он вышел, Поляков сказал:
– С Максимовым – вопрос второй, а Вертилин, кажется, порядочный жулик.
– Я думаю, – заметил Тимошин, – главный вопрос – о Максимове, а уж второй – о Вертилине.
Поляков бросил на Тимошина внимательный взгляд, но промолчал.
– Вертилин – ловкач, – сказал вызванный вместе с Максимовым Смолкин.
– Однако, – заметил Поляков, – вы его надули.
– Что вы, Михаил Григорьевич! – самодовольно улыбаясь, воскликнул Смолкин: такой упрек он воспринял как наивысшую похвалу.
– Кто ему еще возит? – спросил Поляков.
– Многие, – сказал Смолкин, – колхозы возят.
– Какие колхозы?
– Разные… Видел я лошадей «Новой зари».
– Масленникова? – Поляков поднял телефонную трубку.
Разговор с Масленниковым подтвердил подозрения Полякова.
– Не мешало бы все проверить, – сказал Степанов, после того как Смолкин вышел из кабинета. – Такой проходимец мог запутать и Смолкина и Максимова.
– Тем более нужно одним ударом все вскрыть; запустим – хуже будет, – согласился Поляков. – Для меня ясно одно: ему наши машины нужны для какой-то махинации. Вот мы его и лишим транспорта. Основание у нас есть: использует машины для разъездов.
– А приказ управляющего трестом?
– Канунникову доложим, – ответил Поляков, снова поднимая трубку.
Выслушав Полякова и удостоверившись, что бумажка с его резолюцией у Вертилина забрана, Канунников сказал:
– Ничего особенного я не вижу, а впрочем, смотри: тебе на месте виднее.
– Подачу транспорта я вынужден прекратить немедленно, – сказал Поляков.
– Решай, решай, ты хозяин.
Поляков никого не заставлял ожидать себя и не терпел сборища сотрудников в кабинете. За время его отсутствия накопились дела: тому отпуск, этому квартиру, третьего рассчитали неправильно, этого оформить на работу, того уволить, и так без конца. Уже звонила жена, потом дочь, а он все не мог покончить с делами.