Водители
Шрифт:
– Одна у нас осталась такая, – сказал Потапов, – весь парк уродует.
– Самая хорошенькая девушка на базе и ездит в самой плохой кабине. – Смолкин засмеялся. – Ну как можно, товарищ технорук?
Любимов и сам был не против, но ведь непредусмотренный расход! И как раз в такое время.
– На собрании вы очень хорошо говорите, – сказала вдруг Нюра, – а сами? Раз «24-26», значит, можно ездить как попало?
– Почему же как попало? – ответил Любимов. – Ведь на машине есть кабина.
– Какая же это кабина?! Это насмешка, а не кабина! Вам, видно, все равно, на чем шофер ездит.
– Хорошо, –
Взгляд Нюры упал за окно… Она вскочила на ноги.
– Ты чего? – удивился Потапов.
– Иван Акимович, мне идти нужно, – торопливо бормотала Нюра, складывая ведомости, отряхиваясь и хватаясь за чемоданчик, – опаздываю, проговорила я здесь.
– Ну, иди, иди.
– Я завтра еще зайду! – уже в дверях крикнула она.
Выскочив из конторки, Нюра, стараясь не смотреть в сторону левого навеса, независимой походкой направилась к проходной. Под навесом Демин со своим приятелем Антошкиным разбирали мотоцикл. Увидев Нюру, Демин оторвался от работы, замахал рукой, крикнул:
– Анна Никифоровна, вы здесь? Одну минуточку!
– Некогда, – ответила Нюра, не повернув головы.
– Только одну минуточку! – продолжал кричать Демин, поспешно вытирая руки. – Есть серьезный разговор!
– Некогда! – не останавливаясь, повторила Нюра и вошла в проходную.
Демин сбросил с себя комбинезон и, затягивая на ходу ремень, побежал за Нюрой. Но когда он выскочил из проходной, ее уже на улице не было.
Глава девятнадцатая
Максимов делал теперь не больше двух-трех ездок с кирпичом, остальное время разъезжал с Вертилиным по разным учреждениям, но в каждой его путевке по-прежнему стояло шесть рейсов.
Вертилин как-то незаметно опутал его. Все началось с первой приписки рейса, а потом пошло одно за другим – тут сто граммов, там сто граммов, отказаться неудобно. Как-то Вертилин даже заставил Максимова подписать акт на побитый кирпич, которого тот и в глаза не видел.
За фамильярностью Вертилина уже сквозила небрежность, присущая нахальным ловкачам в обращении с людьми, которых они «держат в руках». Максимова раздражало это гладко выбритое, самоуверенное лицо. Жулик. Конечно, его, Максимова, дело маленькое – возить да помалкивать, но атмосфера беспокойства, окружавшая Вертилина, передавалась и ему. Он мог бы рассказать Тимошину об этом подозрительном уполномоченном, но он чувствовал себя на базе чужим. Даже Нюра, его напарница, молча сдавала ему машину, ничего не говоря и ни о чем не спрашивая. Он видел, что недостатки у «колдуна» устраняются, и, принимая от него машину, Нюра тщательно ее осматривает. Это заставило и его несколько внимательней относиться к автомобилю, но ему казалось, что все хорошее в жизни для него кончилось. Он никому не мог смотреть в глаза, точно украл что-то.
Он просил диспетчера перевести его к другому клиенту, но тот удивленно поднял брови:
– Зачем? Полторы нормы даешь!
Максимов начал грубить Вертилину, но тот только посмеивался: шоферы – все они такие, а этот никуда не денется.
Быстро прибавляющиеся на пристани клетки с кирпичом свидетельствовали о том, что дела Вертилина двигаются успешно. По его расчетам, стоимость перевозки составила уже двадцать тысяч рублей, имел же он счетов только на десять. Надо «делать документы» на остальные десять, и документы эти надо делать в колхозах, по три рубля за тонно-километр. Один пьянчужка счетовод выдал ему за небольшое вознаграждение несколько фиктивных счетов, но этого было недостаточно. Мало еще создать разницу в ценах, надо получить ее на руки. А так как расчеты производятся только через банк, то сделать это можно лишь с помощью организации, обладающей наличностью: например, колхоза, имеющего в кассе выручку от продажи на рынке продуктов. Присмотревшись к председателям колхозов, Вертилин остановил свой выбор на Масленникове, председателе сельхозартели «Новая заря».
Приехав в деревню, он застал Масленникова на квартире. Это был человек лет тридцати, с небольшой красивой русой бородкой, одетый в галифе, сапоги и синюю майку, обнажавшую неестественно белые руки с широкими красными ладонями. Он сидел за столом и разговаривал с женщиной в темной кофточке. Увидев Вертилина, он встал и, играя голубыми веселыми глазами, произнес:
– Ну, кума, топай, резолюция моя есть, дело твое решенное.
Женщина не уходила и все тянула что то свое, непонятное Вертилину, о каком-то теленке, часто повторяя слова «живой вес».
Дожидаясь окончания их разговора, Вертилин оценивающим взглядом осмотрел жилище председателя. Потолок низкой горницы оклеен белой, местами пожелтевшей от клея бумагой. Дешевенькие, кое-где отставшие от стен обои. Выбеленная, затянутая белой занавеской печь. Репродуктор рядом с многочисленными фотографиями в разноцветных картонных рамках, увитых засохшими цветами. Деревянные лавки вдоль стен. Обыкновенная крестьянская изба. Но вид широкой, тщательно прибранной кровати с горой подушек под кружевным покрывалом, новенького зеркального шкафа стандартного образца, приемника «Москва» и мотоцикла, который Вертилин заметил на дворе, утешил его. Тут не из дома, а в дом тащат. Этот от денег не откажется. Но, конечно, нужно начать с маленького.
Председатель спровадил наконец женщину и, обращаясь к Вертилину, весело сказал:
– Дотошная баба! На пяти сидела, семерых вывела. Ну как, начальник, возишь?
Вертилин начал издалека. Случайно мимо завода проезжал обоз лошадей, перевезли ему несколько тысяч штук кирпича. Деньги возчики получили, сказали – из овсянниковского колхоза: он ткнулся туда, а там никакого обоза и в помине нет. Возчики дали расписку на тысячу двести рублей, подписались, а печати нет. Как быть?
Он замолчал, улыбаясь и качая головой: дурацкое положение! Он ждал, что Масленников тоже улыбнется и предложит ему заверить расписку возчиков, а больше ему пока ничего и не надо.
Но Масленников не предложил заверить расписку.
– Надули тебя возчики, товарищ начальник, – смеясь, проговорил он, – надули!
– Подвели, – согласился Вертилин.
– Бывает.
– Да ведь отчитываться надо.
– Не без этого.
Они помолчали.
– Не знаю, как и быть, – осторожно произнес Вертилин и посмотрел на Масленникова.
– Да ведь, наверно, есть на такие дела специальные денежки. – Масленников подмигнул ему.
– Деньги на все есть, да ведь надо знать, кому давать.