Водители

Рыбаков Анатолий Наумович

– Лихач, на промывку! – командовал такому «наблюдателю» Пчелинцев, указывая на ванну для промывки деталей.

– Получай, товарищ аварийщик! – пищал ученик Пашка Севастьянов, протягивая злополучному шоферу моток концов для обтирки.

«Наблюдатель» становился объектом неисчерпаемого зубоскальства мотористов, героем всех шоферских анекдотов. Это, оказывается, он, сдавая экзамены, на вопрос, что такое коленчатый вал, ответил: «Вал, изогнутый до невозможности»; это он заявил завгару, что у него «украли компрессию».

Жаловаться было смешно, огрызаться – только подливать масла в огонь. Виновник находил

в себе достаточно благоразумия, чтобы отмалчиваться, и, получив свою машину, уезжал в твердом намерении в следующий раз вести себя умнее. Бригада именовалась «бригадой отличного качества»; ее можно было бы назвать «бригадой высокой точности»: в автомобильном ремонте качество – это прежде всего точность. Здесь никому не делали скидок. Здесь был только один авторитет – умение.

Нюра хорошо знала порядки в моторной бригаде. И все же не могла устоять на месте. Она ходила из цеха в цех, приставала к рабочим, действуя где криком, где лестью. То ей казалось, что на ее машину ставят плохие детали, то собирают небрежно.

Особенно беспокоил ее кузовной цех, где вязали кабину и кузов. Она ощупывала рейки: не из сырого ли материала? Бегала к Смолкину – пусть выпишет дерматин первого сорта: на складе у Синельщикова запрятан кусочек: Нюра не обращала внимания на шуточки ремонтни-ков – пусть, лишь бы ей машину сделали как следует. В ее воображении возникал образ нового, отремонтированного, сияющего свежей краской автомобиля. Такая же машина, как все, никто не обращает на нее особенного внимания, она выполняет обычную работу, ездит в дальние рейсы. Нет больше «колдуна»! Только бы выправили как следует крылья! И Нюра бежала в жестяницкую и смотрела, как деревянными молотками выправляют крылья, и придиралась к жестянщику, почему не устраняет маленьких вмятин. На шпаклевку надеется, думает, что все это замажется? Нет, извините, делать так делать! Из жестяницкой она спешила в электротехнический цех и клянчила новые фары. В старых рефлектор никуда не годится.

Как раз в электротехническом и застал ее начальник мастерских Горбенко. Нюра хотела шмыгнуть в дверь, но было уже поздно.

– Вы почему разгуливаете по мастерской?

– Я на минуточку зашла, по делу.

– Отправляйтесь на свое место и работайте, – приказал Горбенко. – Здесь не городской сад, нечего разгуливать.

– Я и без вас знаю, что не городской сад – Нюра вскинула голову и вышла из цеха.

Однако в моторный не пошла, а, переждав, пока Горбенко ушел, вернулась и выклянчила новые фары.

В моторном цехе она держалась тихо, но независимо – здесь все зубоскалы, им только дай повод. Пчелинцев не нагружал ее особенно работой и не запрещал уходить из цеха. Только Пашка Севастьянов, с которым она протирала клапаны, сказал:

– Ты чего бегаешь взад-вперед! На тебя человеко-часы идут, а ты бегаешь!

Нюра вытаращила на него глаза.

– Тебя по четвертому разряду рассчитывают, как и других-прочих, – добавил Пашка главным образом для того, чтобы похвастаться своим разрядом: ему вчера присвоили четвертый.

Нюра рассмеялась. Рассуждения этого подростка забавляли ее.

– И ничего ты не знаешь, – сказала она, – все перепутал: в одно ухо вошло, в другое вышло.

Потом она опять отпросилась у Пчелинцева и бегала по цехам. Но беготня ее была бесполезна. Нюра никак

не могла за всем усмотреть. Машину разобрали, развезли по цехам, а там уже выписаны наряды, подготовлены детали. Еще слесари увозили в цехи последние агрегаты, а кузнец уже переклепывал на раме кронштейны. К концу дня мотористы еще собирали двигатель, а монтажники уже ставили на место отремонтированные передний и задний мосты. Только успели на следующий день вставить и закрепить двигатель и кабину, как тут же появился слесарь с радиатором. Когда кузов повис в воздухе и медленно опустился на раму, у кузовщика были наготове болты и стремянки. И ведь, кажется, никто никого не звал, а каждый являлся точно, когда нужно. Нюре казалось, что все мастерские заняты ее «колдуном», а ведь тут было много и других машин.

Нюра открывала и закрывала двери кабины, пробовала подушки сиденья – хорошие ли поставлены пружины, ощупывала полик. Когда слесарь полез в кабину, чтобы закрепить ее изнутри, она сильной рукой схватила его: «Ты куда в грязном комбинезоне!» Сбросив свою синюю куртку, она сама поднялась в кабину, стараясь не поцарапать дерматин. Пришли электрики – за ними только смотри! Так напутают провода, что потом не распутаешь. Им ведь что? Есть контакт – и ладно! Но электрики ничего не путали, и провода – красные, желтые, зеленые – аккуратно ложились на свои места, прочно закреплялись, плотно затягиваясь в соединениях черной, блестящей, пахнущей резиной изоляционной лентой.

Подошел Смолкин. Посмотрел на кабину, от удовольствия причмокнув губами, и ласково взял Нюру за локоть:

– Ну как, хороша кабиночка?

Она отстранилась:

– Вам что, руки некуда девать?

Смолкин удивленно смотрел на нее. Только вчера утром она была с ним так ласкова и любезна. Он ушел, посмеиваясь, – такова доля снабженца. Если что нужно, все к тебе, а сделаешь – спасибо не скажут.

Подошел механик, велел заправлять машину. Нюра залила воду, бензин, автол. Механик вернулся, прослушал работу двигателя на разных оборотах. Потом сел за руль. Нюра уселась рядом с ним. Машина тронулась в пробный рейс по городу.

Неужели что-нибудь плохо сделали? Тогда снова разбирать, опять жди. Она вглядывалась в бесстрастное лицо механика. Он вел машину на разных скоростях, пробовал тормоза, прислушивался к работе механизмов, останавливал машину, регулировал зажигание, питание. Нюра подумала, что если он сам «доводит», то, значит, все в порядке, иначе он послал бы ее обратно в гараж. Да и ей казалось, что все хорошо. Моторчик работает как часы – нужно думать, сам Пчелинцев делал! И все агрегаты ведут себя – лучше не надо, а про внешний вид и говорить нечего – как с завода! Только кузов осталось покрасить – это мелочь: сегодня покрасят, а завтра в рейс.

Но механик нашел больше недоделок, чем она предполагала. Там подкрепить, здесь положить резину, в этом месте подварить, тут болтик не тот поставили. Пока все это доделы-валось, маляр покрасил кузов, а Нюра собрала инструмент в новенькую клеенчатую сумку.

К вечеру все работы были закончены. Заполнили акт. Нюра понесла его на утверждение техноруку. Любимов подписал, улыбнулся:

– Довольны вы теперь кабиной?

– Очень. Большое вам спасибо!

Когда Нюра сдала акт Горбенко, тот, передавая его нормировщику, сказал: