Водная пирамида
Шрифт:
Судьба могла спрятаться за запятой, остановиться на точке, задать себе вопрос с помощью вопросительного знака, удивиться благодаря какому-то знаку. А, может быть, она была в незаконченном предложении, незаконченном слове… Мама, оставаясь верной отцовским книгам и его загадочным читкам, была убеждена, что в книгах прячутся души.
В отцовских книгах велись бои. Книги Дарвина об эволюции сражались с истиной святых книг. А и тем, и другим противостояли книги о новых идеологиях. При этом даже физически чувствовалась весомость каждой книги во времени, в жизни семьи и рода.
И сейчас в этой большой, имеющей свой жизненный ритм библиотеке на перекрестке вод, которые связывали реку, Озеро, море и океан в один путь, самый прекрасный
В те дни, ожидая к себе Игоря Лозинского, Отец более чем обычно был занят своими книгами и рукописями. Он редко выходил из кабинета, а адвокатскую работу практически оставил. К Отцу приходил только его помощник с кипой дел, чтобы получить от него инструкции. Отец в один момент определял дела, которые могли решиться в пользу клиентов, нуждающихся в защите, а остальные откладывал в сторону, до лучших времен. Помощник с удивлением смотрел на то, как внимательно Отец разглядывает книги об угрях, и не мог понять, что его в них так сильно интересует.
Пришло известие от Игоря Лозинского о том, что он с Цветаном Горским навестит Отца вечером того же дня. И Маму охватило тихое волнение. Она долго и тщательно убирала дом и готовила для гостей ужин.
Для Мамы Игорь Лозинский принес букет цветов. Очень красивых. Это был, пожалуй, первый букет, который она получила после того, как семья пересекла границу. В такое беспокойное время кому могло прийти в голову принести синьоре букет?! — размышляла она.
Букет пробудил в ней рой воспоминаний из ее детства в Салониках, когда она, рано оставшись сиротой, жила у дяди, хирурга в одной тамошней больнице, который был женат на итальянке, настоящей синьоре, и часто, по разным случаям, приносил своей жене цветы. И сейчас Мама знала, что надо делать с цветами. В доме была синяя ваза, привезенная из Италии, купленная во время ее единственного в жизни путешествия вместе с мужем, спасенная из дома по другую сторону Озера. Она взяла вазу с собой при последнем переселении, а еще — как воспоминание о той далекой поездке — каталог товаров, предлагаемых итальянским домом моды Ла Ринашенте на весну какого-то, одного из тридцатых, года. И вот сейчас благодаря цветам Игоря Лозинского вазу заполнило другое время.
Ужин превратился в веселое застолье. Здесь была и Мария, невероятно счастливая, что может помочь Маме и быть рядом со своим учителем Игорем Лозинским. Она радовалась тому, что их дом стал мостом между нашей семьей и Лозинским.
И соседка, старая Воскресия, внесла свой вклад в подготовку ужина. Целый день она простояла у плиты, запекая мясо с овощами, в чем она была большая мастерица. А Мама сделала питу — слоеный пирог с курятиной. Смешались запахи кулинарных творений с двух берегов Озера. Кто бы мог подумать, что между вкусами и запахами есть граница, способная их разделить. В ту тихую балканскую ночь, в этом счастливом уголке балканского Вавилона такой границы не существовало…
Рыбак Коле, довольный богатым уловом угрей, не желая входить в отцовский и игорев «союз угрей», принес большую, особым образом подготовленную для жарки рыбину — угря, всю пропитанную чесноком, уксусом и специями по какому-то балканскому алхимическому рецепту, чтобы отдала она свой злой жир. А когда ее зажарили, жира не было и под крышкой.
Принес Коле и вино, сделанное им из своего винограда, которое он годами хранил в погребе дома в ожидании особого дня — праздника освобождения или помолвки Марии. Аппетитный запах еды распространился до реки, смешался со свежестью, идущей от озерных вод, которые, наверняка, начали свой
Игорь Лозинский, в лирическом настроении, затянул тихую, печальную песню. Отец не понимал слов песни, но чувствовал душой ее красоту. Тягучий и плавный напев заполнил пространство, покорив тишину. По щекам Игоря Лозинского скатилось несколько слез. Песня закончилась, и вновь наступила тишина.
Есть тишина, которую наполняет песня, и тогда она невероятно сильно действует на людей. Так было и сейчас. Послышалось пение Отца. Он извлекал из груди звуки албанской полифонической песни. Дед Коле уже не раз слышал, как пел Отец. Поздней ночью, из открытого окна его кабинета доносилась песня, мотив которой один за другим вели три голоса. Казалось, будто поют трое. Иногда, действительно, певцов было трое, а чаще всего Отец пел один. У старика Коле был отменный слух, и он постиг гармонию этой песни. И вот сейчас, когда Отец пел перед гостями, будто слившись с тишиной, к нему присоединился и голос Коле. Отец смахнул слезу. Тихонько начали подпевать Игорь Лозинский и Цветан Горский. Никогда до этого счастье, вызванное такими разными песнями, песнями с двух берегов Озера, не входило в этот дом…
14
После чудесного ужина Отец, Игорь Лозинский и Цветан Горский ушли в отцовский кабинет. Среди раскрытых книг, карт и рисунков угрей стояла и мамина ваза с цветами, принесенными Игорем. Эти цветы были свежими, несмотря на позднюю осень. У Игоря Лозинского рядом с его лабораторией была небольшая застекленная оранжерея, в которой он выращивал цветы. В то время это было на Балканах настоящим чудом.
Ночь была холодная, тихая, звездная. Вдалеке слышались барабанные удары, служившие сигналами отправления в путь последних угрей. На горизонте то тут, то там еще мерцали огни факелов, но через какое-то время эти вспышки прекратились, на низком небе загорелись звезды. Мать зажгла стоявшую на письменном столе желтую лампу. Добрую звезду дома, верную, надежную спутницу в нашем изгнании.
Отец и двое гостей вели себя так, будто они собрались вместе последний раз. А потом — каждый пойдет своим путем. Будет ли это для Отца волею судьбы путь угрей? Этих людей соединила на Балканах донкихотская дружба. Для многих людей, думавших только о том, как поймать удачу в мутной воде — заработать побольше денег, эти трое, захваченные мыслями о миграциях угрей и идеями о высоком и вечном, были странными маргиналами, неспособными правильно сориентироваться в наступающем времени.
Рядом с письменным столом на видном месте стоял отцовский глобус с обозначенным на нем путем следования угрей на нерест, от Озера до далекого Саргассова моря, как на макете в лаборатории Игоря Лозинского. Этот глобус Отец купил в Стамбуле, на нем все географические названия были написаны латинскими буквами согласно азбуке, введенной Ататюрком.
Отец попросил Игоря Лозинского показать на его глобусе путь угрей, который начинался от Балтийского моря, пролегал по русским рекам и заканчивался на Балканах. Специальными значками был отмечен и отцовский путь исхода с Балкан, до Америки, вслед за угрями.
Игорь Лозинский занял привычное ему место за широким столом. Разложил свои новые книги, рисунки, записи, неизвестные ни Отцу, ни Цветану Горскому. Игорь Лозинский был человеком сильным, крепким, но с измученным сердцем. Да, его сердце было изношенным от больших страданий в жизни. Оно долго выдерживало все, что зрело, замышлялось в его душе беженца. Его путь от Балтийского моря до этого Озера в южной части Балкан был длинным, полным всяких неожиданностей и ловушек, смертельно опасным. Он один проживал две, три жизни. Создал музей животного мира Озера. Обозначил путь угрей от Озера до океана и обратно. Сделал макет реки с запрудами. Очень много работал… Да и годы брали свое. Жизнь подходила к концу, а еще не все его мечты были воплощены.