Водный мир
Шрифт:
— … но, раз он достиг критической массы и начал трансформу, почему тогда эктоплазма не активна? — как заведённая, бубнила где-то на периферии сознания Лерка. — И не впитывается в песок… странно это… очень…
Абонент принял вызов примерно через минуту, хрен его знает, на каком по счёту гудке. И выглядел, прямо скажем, изрядно удивлённым. До такой степени, что даже пренебрёг неизменным рыком «Внимательно!», которым любил вывести звонящего из равновесия. Он вообще, блин, молчал, только щурился из-под сбитой на лоб шапки-гуань.
— Отец? — вынужденно прервал я молчание.
— Сы-ы-ын? — протянул тот, и только в этот момент
Охренеть! Это сколько же он уже на грудь принял, что внешние признаки проявились? Хотя на взгляд несведущего человека Елагин-старший не то, что не пьян, а даже не под шофе. Но я-то его знаю, как никто другой! В этом вопросе, если что, даже матушке фору дам. Просто потому, что гораздо чаще при батюшкиных пьянках присутствую. Глаз у меня намётан, если позволите.
— Это кто ж тебя так ужрал-то?! — на миг позабыв о грядущих неприятностях, изумился я. — Кто этот герой? Скажи мне, я фан-клуб организую!
— А тебе лишь бы над отцом издеваться, — усмехнулся батюшка. Но, что характерно, оправдываться не стал, тем самым подтвердив мои подозрения. — А ты чего звонишь, сын? Решил присоединиться к своему старику? Совесть проснулась? А я уж и не чаял дождаться!
Ну да, точно пьяный. Зубоскалить Илья свет Фаддеевич изволят-с. Редкость, между прочим, достойная занесения в анналы если не клана, то рода точно. Мало когда Елагина-старшего таким увидишь. Каким? Да довольным до безобразия! А вот я ему сейчас подгажу…
— Отец, я, вообще-то, по делу! — прервал я словоизлияния родителя. И перевёл взгляд на останки Лукиньо, сместив заодно и фокус камеры: — Не подскажешь, что за фигня у нас на Ликейском архипелаге творится?
Надо отдать батюшке должное: ему хватило единственного беглого взгляда на лужу «соплей», чтобы моментально протрезветь. И следующий вопрос он уже задал своим обычным тоном — тем самым, который «говори кратко, проси мало, уходи быстро»:
— Ты где, сын?
— Говорю же, на Ликее!
— Конкретнее! — рыкнул отец, но сразу же смягчился: — А, всё, вижу! Какого, извини, лешего тебя туда занесло?
— Да Лерка по…
— К чёрту подробности! Ещё кто-нибудь знает?
— Да Лерка же! Я тут с ней!
— И больше никого?
— Никого. Если только местные по кустам шарятся, тут без гарантий.
— Так, сын, слушай сюда! — перешёл к конкретике батюшка. — Сидите на месте, никуда не уходите. Никакой самодеятельности. Ждите специалистов. И чтобы никому ни слова, даже матери! Особенно матери! Усёк?!
— Усёк, — кивнул я. И уточнил, чисто на всякий случай: — Тоже думаешь, что блокировать остров уже поздно?
— Скорее, бессмысленно, — поправил меня батюшка. — Если всё подтвердится, то карантин нужно будет объявлять даже не на планете, а во всей системе. А если всё-таки ошибка…
— … то ни к чему превращаться во всеобщее посмешище, — поддержал я родителя.
— Мелко мыслишь, сын! — попенял мне отец. — Быть посмешищем нам не привыкать. А вот упустить возможную прибыль не хотелось бы.
Прибыль?.. Ну да, точно! Ведь если это, паче чаяния, не стемсилоид… или какая-то его специфическая разновидность, то это как минимум открытие в области фундаментальной науки. А любое открытие у нас что? Правильно, обладает коммерческим потенциалом! Да элементарно информация, если она жизненно важная, может очень неплохих
— В общем, жди! — велел отец в заключение, и отключился.
Н-да. Вот это нервы! Знать, что где-то на Ликее творится такое, и как ни в чём не бывало продолжать бухать… не, мне до такой выдержки ещё ой, как далеко!..
— Вань, тут точно что-то не так! — дёрнула меня за руку Лерка.
Она уже успела оправиться от шока и, такое ощущение, еле дождалась, когда я закончу разговор. Ну да, вон как с ноги на ногу переминается! И лицо такое… одухотворённое, что ли? Хотя нет, тут больше суровой сосредоточенности, свойственной некоторым учёным в периоды интенсивной мыслительной деятельности. Кстати, вот и ответ, с чего это она так быстро оклемалась — просто перестала прогонять в воображении последствия тотального трындеца и переключилась на осмысление собственно проблемы. Если не получается думать о хорошем, то нужно сконцентрироваться на работе. Понятно, что Ликея вовсе не её зона ответственности, но Лерка всё-таки биолог по образованию! А значит, профессиональный интерес присутствует. И это хорошо, потому что не придётся иметь дело с девичьей истерикой. Мало мне других забот… хотя… осенённый этой внезапной мыслью, я прислушался к себе и с изумлением осознал, что не испытываю страха. Вообще. Ни малейшего. Вот озабоченность — этого сколько угодно. И странная лёгкость мыслей, каковая, если мне не изменяет память, предшествовала всем случаям «псевдосамадхи». Это что же получается, я наконец-то продвинулся в нэйгун? Мастер Лю за меня бы порадовался… ну и главный вопрос: с чего вдруг? До того годами бился над всей этой ориентальной «внутренней» мутью, гробил долгие часы собственной жизни на медитации и прочие ментальные практики — и хоть бы хны! А тут раз, и готово! Стресс, что ли, подействовал? Или я просто… отбросил сомнения? Вернее, просто о них не думал, вот и всё.
— Ва-а-ань!
— А?..
— Ты где вообще?! Что за «висяки» такие? Не пугай меня, мне и без того страшно!
— Ладно, не буду, — буркнул я, силясь ухватить ускользающее «псевдосамдахи». Впрочем, без особого успеха. Вот надо было ей встрять! — Так чего ты хотела, Лер?
— Что тебе отец сказал? — требовательно уставилась на меня подруга.
— Сидеть и не рыпаться. Спецы скоро будут.
— Скоро — это когда?
— Да кто бы знал! А что?
— Может, пройдёмся по округе, сами посмотрим? — предложила Лерка.
Ну да, вот только инициативы с её стороны мне и не хватало. Будем пресекать.
— Не-а, — помотал я головой, — давай-ка не станем усугублять ситуацию. Да и отец запретил. Категорически!
— А чего нам терять-то? Хуже уже не будет…
— Уверена? — с прищуром глянул я на зазнобу. — Что ты там пыталась сказать? Что-то не сходится? А что и с чем, не пояснишь?
— Так ты даже слушал?! — с деланным изумлением восхитилась та. — Значит, тоже не веришь, что это стемсилоид?
Ого! Это с каких пор у нас учёные категориями «верю — не верю» мыслить стали? Но, пожалуй, я бы и сам более точного слова не подобрал.