Водолаз Его Величества

Издательство АЗБУКА®

Стоял жаркий, томительный июнь 1907 года. Через Чернобыль, точно морские валы, прокатывались летние грозы. Ветер приносил черные тучи, от страшных раскатов грома жалобно звенели оконные стекла, темный воздух нет-нет да разрывали адские сполохи молний. Косой дождь безжалостно лупцевал крыши, кроны, огороды и палисадники, превращая улицы в бурные речки, несущиеся к Припяти.

Потом ветер уволакивал грозу дальше, и солнце принималось поджаривать мокрую траву, почерневшие от влаги планки штакетников и жирную липкую грязь дорог.

По тракту, соединяющему уездный

Радомысль с Чернобылем, урча, катился автомобиль. Высокие колеса не без труда преодолевали размытую дорогу. Сопровождающая автомобиль кавалькада конников могла бы передвигаться куда быстрее, но воняющее бензином чудовище не позволяло увеличить скорость. Впрочем, назначение кавалькады состояло в сопровождении автомобиля, похожего на пролетку, из которой по странной случайности выпрягли лошадей.

За рулем сидел великий князь Александр Михайлович Романов, контр-адмирал, младший флагман Балтийского военного флота, начальник отряда минных крейсеров. Судя по небрежности движений, управлять автомобилем было для него привычным делом. И хоть великому князю уже перевалило за четвертый десяток, его фигура, облаченная в мундир флотского офицера, хоть и без знаков отличия, все еще оставалась стройной, а цвет лица свидетельствовал об отменном здоровье.

Этого никак нельзя было сказать о его попутчике, уездном воинском начальнике подполковнике Михаиле Михайловиче Мышлаевском. Дело было вовсе не в десятке лет разницы, а в ударах, обидах и лишениях, совокупность которых принято называть тяжелой судьбой.

Двадцать лет назад Мышлаевский, тогда еще свежеиспеченный поручик, штурман императорского флота, ходил на корвете «Рында» в кругосветное плаванье вместе с выпускником морского училища мичманом Сандро Романовым. И хоть на корвете хватало высокородных представителей лучших флотских династий России, великий князь подружился с немолодым поручиком, крестьянским сыном.

Автомобиль затрясся, угодив в особо вязкий пласт грязи, Романов выжал до упора педаль газа, и бешено вращающиеся колеса вырвались из цепких объятий.

– Сандро, – Мышлаевский возвысил голос, стараясь перекричать рев двигателя, – где ты раздобыл сей аппарат? – Он похлопал по деревянной дверце, вопрошающе поднял брови и добавил: – Полгода назад тут проезжал царский кортеж, вот в нем автомобили были совсем другие. Действительно царские, не чета этому.

Контр-адмирал в ответ лишь улыбнулся.

– Знаю, знаю, Ники большой почитатель «Делоне-Белвилль». Сказать ничего не могу, машина действительно отличная. Но один недостаток у нее все-таки есть. Да такой, что в моих глазах перекрывает все прочие достоинства.

– И каков же он? – почтительно спросил Мышлаевский. Двадцать лет назад он с трудом привык к тому, как мичман, делящий с ним вахту и часы досуга, запросто называет домашним именем цесаревича Николая.

«Чему ты удивляешься? – повторял он себе. – Это для тебя, сына рязанского крестьянина, царская семья – звезды на небе. А для Сандро цесаревич – друг детства, товарищ по играм и шалостям».

Потом он все-таки привык, ведь имя Ники частенько всплывало во время их долгих разговоров. Сандро из каждого порта посылал другу письмо или открытку и всегда получал ответ в другом порту. Мышлаевский дивился плотным листам бумаги, исписанным августейшим почерком. Что и говорить, ему страшно льстило окликать товарища именем Сандро, подобно императору и его семье. Но сейчас слышать, как старый друг именует его императорское величество самодержца Николая Второго, было все-таки странно.

– Производитель сих царских автомобилей – французская компания «Делоне-Белвилль», –

прервал великий князь ход мыслей Мышлаевского. – А вот эту лошадку, – подражая собеседнику, он похлопал ладонью, затянутой в лайковую перчатку, по деревянной дверце со своей стороны, – выковали у нас. Первый отечественный автомобиль! Не гляди, что с виду неказист, когда его выставили на нижегородской ярмарке, представитель «Делоне-Белвилль» ужом вокруг крутился. Сразу разглядел существенные улучшения ходовой части и кузова.

– Ну, если это наша лошадка, – воскликнул Мышлаевский, – тогда понятно! Слов нет, решающее преимущество. Хотя по внешнему виду…

Сандро прервал его, хлопнув рукой по колену.

– Не торопись, Миша, все еще впереди. Помяни мое слово, через пару лет в императорском гараже вместо французских машин будут стоять отечественные.

У Мышлаевского от такой фамильярности потеплело в груди и мысли сами понеслись в далекое прошлое.

Кругосветка на бронепалубном корвете «Рында», 1886 год. Эх, до чего же быстро прошла жизнь! Нет, не прошла – пролетела! Тем летом он получил звание поручика и страшно этим гордился. До сих пор помнит, как то и дело косил глазами, оглядывая сверкающие погоны с тремя золотыми звездочками.

Они дались ему совсем непросто: службу он начал с первой ступеньки, пройдя всю лестницу нижних чинов, от матроса до сверхсрочного унтер-офицера. Потом долго готовился и выдержал экзамен на штурманское отделение Технического училища Морского ведомства в Кронштадте, куда – в отличие от чисто дворянского Морского корпуса – принимали лиц всех сословий. Окончил училище в чине прапорщика Корпуса флотских штурманов, затем три года службы – и вот, наконец, поручик. В тридцать два года всего лишь поручик! Юноши из дворянских семейств к этому сроку уже выходили в капитаны первого ранга, а то и в контр-адмиралы.

Великому князю сразу после рождения Александр Второй, его августейший дядя, присвоил чин полковника. Сандро мог начать свою службу прямо с капитанского мостика, а вот поди ж ты, отказался от всех привилегий и пошел тянуть лямку с самого низа. Это вызывало у Мышлаевского теплое чувство сопричастности, и он, как мог, старался помочь мичману по службе.

А помочь было чем, ведь морское училище давало только основы знаний; юношам из хороших семей, не прошедшим ад и чистилище матросского кубрика, многое приходилось постигать по ходу дела. В отличие от других офицеров, для Мышлаевского в корабельной жизни не существовало сложных тем или непонятных ситуаций: любой, самый запутанный узел он мог развязать собственными руками.

Великий князь это быстро понял. Понял и то, что помощь Мышлаевского бескорыстна. Он не ждал благодарности за свои советы, скорее наоборот, боялся, что Романов захочет ее проявить. Не зная, как поступить в таком случае, Мышлаевский всячески избегал ситуации, в которой мичману придется выказывать ему свою признательность. Обрывал разговор сразу после того, как помог, старался избегать тем, содержащих малейший намек на ожидание благодарности.

В экипаже «Рынды», состоявшем из четырех сотен матросов и офицеров, хватало желающих сойтись поближе с мичманом. Шутка ли, внук Николая Первого, член царской семьи, друг детства цесаревича. Но подхалимов Александр Романов чуял за версту и на дух не переносил, а люди серьезные, с которыми у него могли возникнуть дружеские отношения, опасались сближения. Сегодня этот девятнадцатилетний юноша стоит с тобой вахту, а завтра вернется во дворец, окажется рядом с троном и начнет распекать адмиралов и генералов. Спокойнее держаться подальше.