Водораздел
Шрифт:
— Что-нибудь случилось? — встревожился отец.
— Пантелеймона ранили, — сообщила Вера.
— Ранили? Тяжело?
— Из-за угла стреляли, сволочи, — сказал Закис.
— Понятно, понятно… — проговорил Кремнев, нахмурившись.
В последнее время почти все большевики города были в разъезде. Кто поехал в карельские деревни устанавливать Советскую власть, кто в поморские села проводить выборы в уездный Совет. Сам Кремнев только что вернулся из Петрограда. Все руководство партийной работой легло на плечи Машева. И, конечно, контрреволюционеры решили воспользоваться моментом и нанести удар по организации.
Кремнев жил на окраине города в одноэтажном домике, одна половина которого была выкрашена в желтый цвет, другая оставалась некрашеной. Крашеной половиной дома владел какой-то приказчик, а на другой раньше жил становой. Теперь квартиру станового занимал Кремнев, а на другой половине по-прежнему жила с семьей вдова приказчика, убитого на войне, преждевременно выцветшая, вечно чем-то напуганная женщина.
— А почему ты опять сидишь? — упрекнула Вера мужа. — Доктор сказал, что тебе нельзя подниматься.
Она взбила подушки и пыталась заставить лечь сидевшего в постели Пантелеймона, но тот ее не слушался.
— Как же это произошло? — спросил Кремнев.
— Я был на Попов-острове. Проводил собрание, — начал рассказывать Пантелеймон. — Там все прошло хорошо. Возвращаюсь домой. Было темно. И вдруг около трактира… Хорошо еще, что в руку…
— Стрелявшего задержали?
Пантелеймон махнул здоровой рукой.
Кремнев в раздумье пощипывал короткую бородку.
— Но это еще не все, — сказал Пантелеймон и достал из-под подушки какую-то бумажку. — Вот только что через соседку послали…
Кремнев взял записку.
«Благодари бога, что остался жив. У нас хватит пороху попробовать еще раз. До скорой встречи», — прочитал он вслух.
— Какой ужас! — Вера побледнела. — Папочка… Пантелеймон… уедем отсюда… Уедем в Петроград…
— Успокойся, доченька, успокойся, — ласково сказал ей отец. — Приготовь-ка нам лучше чайку. А потом поговорим о том, как нам быть.
Поставив мужу градусник, Вера вышла на кухню.
— Мы слишком долго медлили, полагались на выборы, речи говорили… — раздраженно заговорил Кремнев.
Кремнев родился в семье петербургского краснодеревщика. Его отец настолько был известен своим мастерством, что однажды сделал по заказу ко дню рождения императрицы футляр для медальона. Их семья жила неплохо, и отец в свое время поддерживал «экономистов». Может быть, именно поэтому, оказавшись в ссылке в Поморье, Александр Алексеевич тоже одно время увлекался организацией различных кооперативов, надеясь таким образом вызволить рыбаков из кабалы богатеев, владевших неводами и сетями. Под влиянием товарищей по ссылке он избавился от этих иллюзий, но сам себе простить их не мог…
— Михаила Андреевича не повидали в Питере? — спросил Закис.
Михаил Андреевич Донов был вместе с ними в ссылке в Кеми. Уездное начальство за что-то посадило его в тюрьму, но с началом войны Донов попросил направить его на фронт и прямо из тюремной камеры попал на военную службу. С тех пор Закис и Кремнев не видели его.
— Заходил я к нему, — ответил Кремнев. — Да дома не застал. Видел лишь его тещу. Она сказала, что Михаил Андреевич на фронте, под Псковом. Несчастье у него большое. Жену убили под Царским Селом.
— Да, положение куда более серьезное, чем мы предполагали, — сказал Кремнев, все еще разглядывая записку, полученную Машевым. — Кто сейчас у нас в военном ведомстве вместо Тизенхаузена?
— Да какой-то Батюшков, — неопределенно ответил Закис. Он сам недавно вернулся в город из поездки по уезду и не знал нового начальника военного ведомства.
— Он тоже из офицеров. Недавно вернулся с фронта, — сообщил Пантелеймон. — Трудно пока сказать о нем что-либо определенное, но, кажется, настроен лояльно…
— А Тизенхаузен все пирушки устраивает? — спросил Кремнев.
— Он ездил недавно в Мурманск, — рассказывал Пантелеймон. — Кажется, собирался устроиться на службу. Там появилась какая-то союзная миссия…
В дверь постучали, и вошла соседка.
— Зашла проведать. Сынишка сказал, что вы уже вернулись. С приездом вас, Александр Алексеевич, — сладким голосом говорила она. — Слава тебе, господи, что живые и здоровые. А у нас-то такое без вас случилось. Лучше по городу не ходить: столько всякого хулиганства развелось. Да, чуть не забыла. Утром меня какой-то человек на улице остановил и спрашивает… По-русски плохо говорит. Чухна какой-то. И вот начал он выведывать — у новых жильцов, у вас то есть, какое оружие имеется…
— Оружие? — насупился Кремнев.
— А я ему и говорю, мол, откуда мне знать, какое оружие у них. В сундуки ихние я не заглядывала. Книг, правда, у них много, все читают, читают…
Когда соседка, наконец, ушла, все переглянулись.
— Да, — прервал молчание Кремнев. — Час от часу не легче…
Вера вернулась из кухни со стаканами и сухарницей.
— Фрицис Эдуардович, присаживайся к столу, — пригласил Кремнев Закиса и начал помогать дочери накрывать на стол. — Приехал я на сей раз из Петрограда без гостинцев. Везти оттуда нечего. С хлебом там просто беда, по осьмушке в день выдают на одного человека…
О многом собирался рассказать Александр Алексеевич, возвращаясь домой из Петрограда. А получилось по-другому, и пришлось ему сразу же заняться делами. Покушение на Пантелеймона, записка, посланная неизвестным преступником, какие-то подозрительные люди, появившиеся в городе… Нельзя больше медлить. Надо принимать срочные меры. Кремнев, Закис и Машев до поздней ночи обсуждали положение, создавшееся в Кеми.
VII
Вот уже и середина марта. Весна того и гляди начнется, а бревна, заготовленные Кивимяки, все еще не вывезены из лесу. В последние дни было не до них: сено оказалось на исходе и пришлось съездить за новым на дальнюю пожню, потом дровишек для школы заготовить. А тут еще и в Кемь надо ехать на съезд Советов. Что делать? Придется, раз выбрали. Коли хочешь в новую избу осенью переехать, давай поторапливайся. С этими мыслями Поавила поднялся чуть свет, запряг мерина и поехал за Вехкалампи. За ночь наезженную колею прихватило морозом, и окованные сани катились чуть ли не сами собой. На спусках мерину приходилось замедлять ход, чтобы раскатившиеся сани не ударили по ногам.