Водораздел
Шрифт:
Впрочем, боевая история «старушки» началась несколько раньше. До революции в Петербурге было немало финских рабочих. Большинство из них работало на Финляндской железной дороге и в депо Финляндского вокзала, и жили они также в основном в районе этого вокзала. У них были свои рабочие организации, руководимые социал-демократической партией Финляндии, они проводили свои собрания и мероприятия, в которых принимали участие также и рабочие-финны с других заводов и фабрик. Таким образом на Выборгской стороне образовался как бы центр всего рабочего движения живших в Петрограде финнов. Здесь, на Выборгской стороне, из финских рабочих был организован в ходе революции и отряд Красной гвардии. Многие из попутчиков Харьюлы были бойцами этого красногвардейского отряда и могли бы рассказать ему, как они ломали ворота Крестов, как шли с красными знаменами по Литейному, как встречали Ленина на Финляндском вокзале. А когда началась революция в Финляндии, финские красногвардейцы-питерцы на этой самой «старушке» доставляли оружие своим братьям в Финляндию, потом ездили за хлебом для них в Сибирь… Сейчас они возвращались из Петрограда, везя для Северного легиона немного обуви и одежды, лекарства и перевязочный материал.
Разгромив банду Валлениуса, Северный легион красных финнов первое время оставался в приграничье, но потом кончилось продовольствие, обмундирование тоже износилось. На помощь от местного населения трудно было рассчитывать, ибо в этих бедных, разбросанных в десятках верст друг от друга деревнях жители сами жили впроголодь. А до железной дороги было почти триста верст, да еще по бездорожью. Снег уже начал таять, и дороги раскисали. Северный легион был добровольческим отрядом, и с самого начала он действовал почти самостоятельно. Таким образом его командованию пришлось самому решать: оставаться на время распутицы в приграничье или вернуться к железной дороге, откуда легион отправился в рейд. Нельзя было забывать, что остатки экспедиции Валлениуса могли предпринять новую попытку нападения. Но, в то же время, распутица была и по ту сторону границы. Поэтому командование легиона решило оставить лишь небольшие форпосты в наиболее крупных приграничных деревнях, а главные силы отряда отвести на перешеек между Ковдозером и Белым морем. Однако снабжение отряда, насчитывавшего около тысячи штыков, было делом весьма трудным, поэтому пришлось послать представителя легиона в Петроград за помощью и заодно отправить с ним пленных, чтобы там, в Петрограде, решили, что с ними делать.
От Кеми до места назначения поезд Вастена, как его назвали впоследствии, дошел без всяких приключений, даже воды и топлива хватило. День клонился к вечеру, когда поезд, тяжело отдуваясь, подкатил к маленькому полустанку.
— Эй, батрак, вставай! — толкнул Кюллес-Матти под бок Харьюлу. — Подъезжаем. Скоро хозяина увидишь.
Харьюла открыл глаза и удивленно огляделся.
— Я прошлой ночью немного того… — начал он было, но, почувствовав себя неловко, замолчал. Протерев глаза, все же заметил: — Я не у Иво был батраком, а у его папаши. Иво сам был примерно в таком же положении, как и я. Из-за этого он и ушел из дому…
Часть приехавших осталась в вагонах, часть пошла следом за Кюллес-Матти по узкой тропинке в сторону Ковдозера.
Военный лагерь окружали поросшие редким сосняком холмы. Из-за деревьев виднелось покрытое льдом озеро. Рядом с бараками, поставленными, видимо, еще строителями дороги, — шалаши, землянки. Возле бараков и землянок — их обитатели, одетые кто во что. Среди них — женщины, даже дети. Трудно было поверить, что это и есть военный лагерь, то самое Сантавуори, как его назвали легионеры.
— Приехал! — воскликнул вместо приветствия шедший навстречу легионер, увидев Кюллес-Матти.
— Как видишь, — буркнул тот в ответ.
— Ну как? Откололось?
— Немножко, но и то лучше, чем ничего, — сказал Кюллес-Матти. — А как тут у вас?
Легионер выплюнул жвачку и, махнув рукой, пошел дальше.
Кюллес-Матти и Харьюла переглянулись. «Что-то, видно, здесь неладно», — мелькнуло у обоих.
— Пойдем к Иво или сперва к нам заглянешь? — спросил Кюллес-Матти.
— Все равно, — ответил Харьюла.
Кюллес-Матти привел его в барак, где находился медпункт легиона. В другом конце барака была каморка, где жил Матти. Едва они успели войти в каморку, как туда прибежала женщина лет тридцати в белом медицинском халате. Кюллес-Матти расплылся в улыбке.
— Ева, — бросил он Харьюле, показав кивком головы на женщину. — А этот товарищ — знакомый нашего Иво. Не найдется ли у тебя чего-нибудь перекусить? — спросил Матти у женщины.
— Если поищем хорошенько, то найдется что-нибудь, — улыбнулась женщина. — Я сбегаю на кухню, посмотрю.
Харьюла сразу понял, что эта женщина является хозяйкой каморки. Радостная улыбка, которая осветила ее лицо при виде Матти, не оставляла в этом никаких сомнений. Кюллес-Матти приехал сюда года полтора назад, еще до гражданской войны в Финляндии, и успел обзавестись даже подругой жизни. Но оказалось, что зовут ее совсем не Евой, а Татьяной. Просто у Матти была привычка называть всех женщин Евами.
— Так, значит, ты батраком был у отца Ахавы? — спросил Матти.
— Да, пришлось и на них спину гнуть, — начал рассказывать Харьюла. — У его папаши в Куусамо большой магазин. Говорят, капитала у них больше чем на сто тысяч марок. Но я-то не удивляюсь, что Иво стал красным. Он уже дома был совсем не таким, как отец. Помню, были мы как-то в бане. А он мне и говорит: «Что угодно из меня может выйти, только не буржуй». Он всегда такой был, всякие неожиданные вещи говорил.
— А знаешь, — начал Матти как-то многозначительно, но тут вернулась Татьяна.
— Только суп из конины, больше ничего не было, — сказала она, ставя на стол миску.
Уже третью неделю легионеры должны были сами себя обеспечивать питанием. Они съели более десяти лошадей. К счастью, Ковдозеро подтаяло у берегов и в устьях ручьев можно было ловить щук. Кроме того, от местных властей было получено разрешение на отстрел лосей. Так и перебивались. Некоторые из легионеров мастерили корзины, ковши и прочую утварь, которую затем ходили менять на продукты за восемь верст в Княжую Губу, добывая таким путем кое-какой прибавок к скудному пайку. Видимо, и сейчас большинство легионеров ушли на рыбалку или в деревню, потому что в бараке за дощатой стенкой были, кажется, только двое. Они о чем-то негромко разговаривали. Матти прислушался. Разговор за стенкой шел какой-то странный.
— Конечно, оно и как-то неудобно — ходить в английском мундире, тем более если в душе ты красный, — рассуждал один.
— Нет, я-то носить его не буду, — заявил другой. — Дай черту палец — он всю руку отхватит.
— А что делать? Жрать нечего, ноги и так не ходят. Сколько ребят уже в больнице…
Харьюла тоже слушал и недоумевал: в Кеми таких разговоров он не слышал.
— Что тут произошло, пока меня не было? — наконец не выдержал Матти.
— А что? — спросила жена.
— Слышишь, ребята за стеной порют какую-то чушь…
— Да, наверно, вот они о чем… Позавчера приезжали какие-то офицеры, — пояснила Татьяна. — Вроде из Мурманска…
— Из Мурманска?
И Матти стал торопливо дохлебывать суп. В дверях появился невысокого роста мужчина с рыжей бородой и в белом халате.
— А-а, Матвей Оскарович вернулся. С приездом! — воскликнул он по-русски. — Я-то думал, почему это Татьяна задерживается.
Это был врач легиона. Он был русский.
— Вы простите меня, но Татьяне надо идти, — с виноватым видом сказал врач. — С границы привезли двух раненых.