Водоворот чужих желаний
Шрифт:
— Он это заслужил, — шепотом убеждал Пашка неизвестно кого.
Но слова не помогали. Заслужил Кирилл смерть от удара ножом или нет, Пашку ужасала мысль, что это он явился тому причиной.
— Может, совпало? — жалко спросил парень. — Случайно вышло?
Он нехотя взял русалку в руки, пытаясь уговорить себя, что это всего лишь деревянная кукла. Фигурка смотрела на него глубокими пустыми глазницами, и Пашка, не сдержавшись, перевернул ее лицом вниз.
«Спрятать ее надо. А если кто найдет? Или сжечь! Точно, сжечь!»
Но он понимал, что сжечь русалку не сможет.
«Плевать, что сделать — лишь бы не у меня была! Смотреть на нее не могу».
На следующее утро Марья Авдотьевна, только успевшая подняться с постели, услышала стук в окно.
— Кто в такую рань? — прокряхтела она. — Жильца моего разбудят!
Вышла на крыльцо, кутаясь в платок. Перед ней стоял Пашка Буравин.
— Ой, Пашенька, — начала старушка и осеклась, разглядев, какое лицо у парня. — Господи, случилось что? Мать-отец здоровы? Кто избил тебя? Что молчишь, говори, ирод!
— Вот. Возьмите. — Пашка сунул ей в руки деревянную фигурку.
— Что такое? — Марья Авдотьевна разглядела русалку и ахнула: — За этим ты ко мне в такую рань притащился? Из-за безделки?
— Никакая! Это! Не безделка! Не знаю, что это такое, но близко к ней подходить не хочу! Из-за нее человек умер!
— Совсем спятил? — рассердилась старуха. — Что несешь-то, а? Или ты пьяный?
Она принюхалась. Пашка стоял перед ней с окаменевшим лицом.
— Спрячьте ее куда подальше, — тихо сказал он. — А лучше — сожгите, чтобы вреда никому от нее не было.
— Тьфу, дурак, что несешь?! Красоту такую сжигать! Да за что? Точно, пьяный!
— За то, — вдруг рявкнул Пашка, наклонившись к старухе и глядя на нее сумасшедшими глазами, — за то, что я вчера ей желание сказал! Хотел, чтобы одного человека на свете не стало! А вечером его убили, вот что!
Марья Авдотьевна отшатнулась, перекрестилась. Пашка хотел что-то добавить, но только сглотнул и бросился бежать прочь. Вслед ему по селу раздался лай перебуженных собак.
Старуха положила фигурку на перила, открыла дверь в сени и чуть не вскрикнула, когда навстречу ей подалась белая фигура.
— Свет ясный, Олег Борисович! — покачала она головой, узнав в фигуре собственного жильца в белой пижаме. — Испугал меня! Никак Пашка, прохвост, разбудил?
— Я сам проснулся, — улыбнулся Вотчин. — Мария Авдотьевна, что это у вас? — Он показал на деревянную русалку, освещенную лучами утреннего солнца. — Интересная вещица…
— Интересная — так возьми себе. Я ее сыну Буравиной подарила, да он, видать, соврал, что непьющий. Прибежал с утра, нес ахинею всякую… В общем, не в себе парень, сразу видать.
Олег Борисович, слышавший разговор хозяйки с гостем, покивал и вежливо улыбнулся:
— Неужели можно взять? Разрешаете? Я ведь ее в Москву увезу.
— Увози, милый, увози! Зачем она мне? Вишь, порадовать людей хотела, так и то не ко двору пришелся мой подарок.
И, ворча, Марья Авдотьевна уковыляла в дом.
Вотчин протянул руку к русалке и замер — ему показалось, что фигурка пошевелилась.
— Любопытно, любопытно, — проговорил он наконец, не отрывая взгляда от фигурки. Казалось, она тоже смотрит на него, изучает. — Значит, загадал желание, и оно исполнилось…
Прагматичному Олегу Борисовичу отчего-то стало не по себе. Он слышал голос утреннего хозяйкиного гостя, и ему показалось, что парень был трезв.
«Надо узнать, откуда у старухи такая странная вещь».
Буравин возвращался домой, думая, что все произошедшее нужно выкинуть из головы, как страшный сон. Он так старательно уговаривал себя, что на подходе к своему селу ему и впрямь стало казаться, что он все придумал — и вчерашнюю встречу с братьями, и собственный крик на пыльной дороге, и возвращение домой, и даже мать, причитавшую на весь дом. А главное — русалку. Пугающую его деревянную куклу с пустыми глазницами, невесть откуда появившуюся у глупой Марьи Авдотьевны. Только в одном ему не удавалось себя убедить, и возбужденный голос мальчишки по-прежнему звучал у него в ушах, как будто тот стоял рядом: «Парня прирезали возле заводи!»
Не доходя до крайнего дома, Пашка остановился. Сначала ему показалось, что он обознался, но уже в следующую секунду со странным чувством облегчения и ужаса увидел, что нет.
По проселочной дороге навстречу ему шли двое братьев Сковородовых — старший и средний. А за ними, мерзко ухмыляясь Пашке, бежал вдогонку младший, Кирилл.
Катя вернулась в квартиру, ощущая себя человеком, с которого сняли тяжелый груз. Разуваясь, она спохватилась, что нужно было отнести Маше собачий корм, но тут же сообразила, что на ночь глядя делать этого не стоит. «Наверняка у них полно корма для Бублика. Вряд ли Тонька останется голодной. Господи, как мне повезло с Машей! Что бы я без нее делала…»
— А где собака? — ахнула Седа, бесшумно появившись в прихожей. — Потеряла?
— Отдала хорошим хозяевам.
— Шутишь?
— Нет. Отойди, я руки вымою.
— Ты с ума сошла? — золовка прошла за Катей в ванную и смотрела на нее в зеркало, широко раскрыв красивые темные глаза. — Знаешь, сколько эта собачка стоит?
— Раньше об этом надо было думать. До того, как ты ее в ванной заперла.
— А какая разница?! Нет, ты мне скажи, какая разница? Мы бы ее продали, деньги получили! А теперь…
В глазах Седы отразилась какая-то мысль, она с неожиданной силой схватила Катю за плечо и резко повернула к себе.
— Или ты ее кому-то сама продала, а? Точно, продала! Делиться с нами не хочешь!
Она метнулась в прихожую, принялась рыться в карманах Катиного пуховика.
Бешенство ударило Кате в голову. Оно сидело где-то в глубине души с того момента, как она увидела жалкую Антуанетту, пришибленно выбиравшуюся из ванной. Но до этой секунды Кате удалось заглушать его. Теперь же, не сдерживаясь, она бросилась по коридору к сестре мужа, оттолкнув по дороге свекровь, очень вовремя выглянувшую из комнаты.