Воды клайда

Автор неизвестен

Прекрасная Энни

Прощай, прекрасная Энни моя, Мне нищая жизнь надоела. Заморскую леди просватал я, Теперь за свадьбою дело. Но кто нам сварит свадебный эль, Свадебный хлеб испечет И юной невесте из дальних земель Окажет достойный почет?» «Верная Энни сварит вам эль, Свадебный хлеб испечет, И юной невесте из дальних земель Окажет достойный почет». Она ждала девяносто дней, Ждала в слезах и в горе, И наконец сказали ей, Что парус виден в море. За руку сына она вела, Несла на руке другого. На башню высокую взошла И вдаль глядела сурово. «Пойдем, пойдем, наша добрая мать, Пойдем скорее с башни. Здесь очень холодно стоять И за тебя нам страшно». Она достала хлеб из печи, В ковш нацедила мед, Связала вместе все ключи И стала у ворот. «Совет да любовь жениху-молодцу, Красавице невесте. Счастливо им пойти к венцу И жить в своем поместье». Она на пиру носила снедь, Но медлила в углу, Чтоб полотенцем глаза отереть И вновь идти к столу. Окончен пир, и шум затих. Легли ночные тени. В опочивальню молодых Свела прекрасная Энни. Потом она арфу взяла со стены: Пусть музыка звучит. Но чуть рукой коснулась струны, Заплакала навзрыд. «О будь я дикой кошкой большой И крысами — сыновья, Моих сыновей в трущобе сырой Прикончила бы я. О будь я гончей собакой лихой И зайцами — сыновья, Моих сыновей в чащобе сырой Прикончила бы я». Невеста сказала: «Кто там поет? Пойду загляну туда. Тому, кто поет, заснуть не дает Какая-то беда. Скажи, отчего твоя песня грустна, Как зимние хмурые дни? В подвале лопнула бочка вина? Тесто ушло из квашни?» «Не вылилось из бочки вино, Не уходило тесто. С милым расстаться мне суждено, Другая — его невеста». «Скажи мне имя отца твоего, Лицо твое странно знакомо». «Рыцарем Чайки звали его, Он за море уехал из дома». «Я долго, сестра, этой встречи ждала И счастье верну тебе смело. Я мужу один поцелуй отдала, А сердце отдать не успела. Я флот нагрузила в заморской земле, Парусов белокрылую стаю. Домой я вернусь на одном корабле, А восемь тебе оставляю».

Юный Джон

Девица села у ворот Развеять грусть-тоску, И видит — юноша идет По желтому песку. «Куда собрался, милый друг? Должно быть, путь далек, Коли не смотришь ты вокруг И не жалеешь ног». Он обернулся на ходу И так ответил ей: «К другой девице я иду, Она тебя милей». «Так, значит, летом на лугу Ты лгал мне нежным взглядом? А если я тебе солгу Под снегом и под градом?» «Когда и ты полюбишь вновь, Простишь мою вину. Нашел я новую любовь, Ее не обману». «Ах, неужто, Джон, до конца времен Твоей не буду снова? Неужто вправду ты влюблен И мне искать другого?» Он в первом городе купил Дешевый перстенек И ей на память подарил, Безжалостен и строг. «Ах, неужто, Джон, до конца времен Твоей не буду снова? Неужто вправду ты влюблен И мне искать другого?» Купил он в городе втором Перчатки и меха И ей велел искать добром Другого жениха. А в третьем городе он был Приветлив, как всегда, И снова так ее любил, Как в прежние года. Он подарил ей кошелек И свадебное платье. К себе девицу он привлек И заключил в объятья.

Графиня-цыганка

Цыгане к замку пришли всемером. Как странно они запели! Так песня жгла, так нежна была, Что встала графиня с постели. Она к цыганам сошла во двор Под бубна глухие удары. Цыгане прельстились ее красотой И сотворили чары. Ей дали цыгане съесть имбиря, Ореха мускатного дали, Взамен семь перстней графиня дала, Каких они ввек не видали. Вернулся граф к любимой жене Верхом и в доспехе бранном, Но верный слуга ему сказал: «Графиня ушла с цыганом». «Седлайте живей гнедого коня, Гнедой вороного обскачет. Еще до заката узнаю я, Где леди бездомная плачет». «Поедем домой, любовь моя, Вдвоем по горному склону. Я на мече моем клянусь, Что пальцем тебя не трону». «Мы вместе ездили через поток, И в замке была я хозяйкой, А нынче поток перейду я вброд С цыганской бродячей шайкой. Мы в мягкой постели спали вдвоем, Верны супружеской чести, А нынче я в углу на золе Засну с цыганами вместе. По замку в сапожках ходила я Из тонкой кожи испанской; По вереску в грубых башмаках Пойду я с ватагой цыганской. Но любит меня мой Джонни-цыган, И я люблю его тоже, И мне один его поцелуй Всех замков в мире дороже».

Трагедия Дугласов

Проснись, лорд Дуглас, вставай скорей, Доспехи надеть спеши. Пусть люди не скажут, что наша дочь Венчалась в ночной тиши, Проснитесь скорее, мои сыновья, Спешите доспехи надеть, И в оба глядите за младшей сестрой, За старшей поздно глядеть». Она скакала на белом коне, На сером в яблоках — он, И рог висел у него на боку, И быстро темнел небосклон. Лорд Вильям на миг обернулся в седле, Повел глазами вокруг И видит — семь братьев на резвых конях Вдогонку спешат через луг. «О леди Маргарет, наземь сойдем, Коней подержи в поводу, А я обнажу мой острый меч И братьев твоих подожду». Она не давала воли слезам, Но видела, стоя вдали, Как семь ее братьев и старый отец Один за другим полегли. «Лорд Вильям, сдержи хоть один удар Ради отцовских седин. Я много друзей могла бы найти, Отец у меня один». Она достала белый платок Голландского полотна И осушила раны отца, Что были краснее вина. «О леди, теперь навсегда выбирай, Остаться иль сесть на коня». «Я еду, лорд Вильям, я еду с тобой, Нет больше родных у меня». Она скакала на белом коне, На сером в яблоках — он, И рог висел у него на боку, И грозно темнел небосклон. Все медленней ехал он вперед, А в небе луна взошла. Он леди Маргарет возле реки Помог сойти с седла. Они наклонились к прозрачной воде, Они отразились в волнах. Но волны реки окрасила кровь, И в леди вселился страх. «Ты ранен, лорд Вильям, — сказала она, — Ты ранен, и быть беде». «Не бойся, леди, то алый плащ Отразился в светлой воде». Они подвигались вперед, вперед При бледном свете луны, Покуда не сошли с коней У замковой стены. «Вставай, вставай, о леди-мать, Вставай и двери открой! Мою подругу, мою любовь Я нынче привез домой. Пошире нам стели постель, Стели повыше нам, И утром долго меня не буди, Пока не проснусь я сам». Он в замке встретил последнюю ночь, Она — последний восход. Пусть всем возлюбленным на земле Больше, чем им, повезет. Она лежит в сырой земле Рядом с любимым своим. Алая роза растет над ней, Алый шиповник — над ним. Шиповник и роза цветут весной, Сплетаются над могилой И говорят, что верный друг Навеки верен милой.

Лорд Рэндэл

Где ты ездил так долго, лорд Рэндэл, мой сын? Где ты ездил так долго, мой паладин?» «Я охотился, мать; постели мне постель, Я устал на охоте и крепко усну». «Где ты нынче обедал, лорд Рэндэл, мой сын? Где ты нынче обедал, мой паладин?» «У любимой моей; постели мне постель, Я устал на охоте и крепко усну». «Что ты ел за обедом, лорд Рэндэл, мой сын? Что ты ел за обедом, мой паладин?» «Ел вареных угрей; постели мне постель, Я устал на охоте и крепко усну». «А давал ли собакам, лорд Рэндэл, мой сын? А давал ли собакам, мой паладин?» «Да; подохли они; постели мне постель, Я устал на охоте и крепко усну». «Я боюсь, ты отравлен, лорд Рэндэл, мой сын. Я боюсь, ты отравлен, мой паладин». «Да, отравлен я, мать; постели мне постель, Я устал на охоте и крепко усну».

Старуха из Ашерз-Велл

Том Рифмач [1]

Однажды, словно бы во сне, Наездницу увидел Том. Она на белом скакуне Вдоль речки ехала верхом. Одета в шелк была она, Зеленый, как трава лугов, И в лад на сбруе скакуна Звенела сотня бубенцов. Вгляделся Том и снял берет, И на колени стал тотчас: «Мария-дева, вечный свет, Ты посетила грешных нас!» «Встань, честный Том, надень берет И на меня смотри смелей. Я не Мария-дева, нет, Я только королева фей. Хочу, чтоб ты играл и пел. Сыграй и спой мне, честный Том. А если ловок ты и смел, То поцелуй меня потом». «Пускай погибель ждет меня, Я сроду трусом не бывал!» Она легко сошла с коня, И он ее поцеловал. «Ну, честный Том, теперь ты мой И вместе с нами будешь жить. В моих владеньях под землей Семь лет ты должен прослужить». Том стремя даме подержал, Уселся позади седла, И в тот же миг скакун заржал И прянул в воздух как стрела. Они неслись вперед, вперед На белоснежном скакуне. Они окончили полет В пустынной мрачной стороне. «Мой честный Том, с коня сойди, Но от меня ни шагу прочь. Три чуда ждут нас впереди, Нелегкой будет эта ночь. Ты видишь длинный узкий путь, Прямой, но тесный, как нора? Там тернии растут по грудь, И это правый Путь Добра. Ты видишь тот просторный путь Среди цветов, травы и мха? Он глаз твой может обмануть, И это ложный Путь Греха. А вот и наш укромный путь Под низким пологом ветвей. Мой честный Том, отважен будь, Ты едешь в королевство фей. Теперь молчи, мой честный Том. Молчи, что б ни было с тобой. Кто здесь обмолвится словцом, Тот не вернется в край родной». Они торопят скакуна, Он реки переходит вброд. Померкли солнце и луна, Лишь море дальнее ревет. Густая мгла вокруг легла, А волны темные красны. Вся кровь, что льется на земле, Стекает в реки той страны. Но вот они в саду густом, И говорит она ему: «Съешь яблоко, мой честный Том, И лгать не сможешь никому». «О нет, — ей отвечает Том. — На что мне эта благодать? С таким правдивым языком И не купить, и не продать. Девчонку с ним не залучи, А залучишь — опять беда…» «Молчи, мой честный Том, молчи, Со мной не спорят никогда». Том верно службу нес свою, Он в шелк и бархат был одет, И на земле, в родном краю Его не видели семь лет.

1

1 Прототип этой баллады — реальное историческое лицо. Прим. переводчика.

Мальчик и мантия (Баллада двора короля Артура)

Мая второго числа Мальчик в Карлейль прискакал. Видом еще дитя, Был он мал, да удал. «Поклон тебе, король Артур, — Сказал учтиво он, — Поклон королеве Гиневре И всем на пиру поклон». Тут он мантию вынул Из малого кошелька, Мантию легче пуха, Воздушнее лепестка. «Мантия не простая. По росту придется она Только той, кто взаправду Мужу была верна». Вышла вперед королева С улыбкой на устах. Смело она смотрела, Но томил ее страх. Чуть мантии коснулись Пальцы белой руки, Как нитки стали рваться И отходить куски. Один кусок посинел, Другой стал красным, как мак. Мантия на королеве Висела кое-как. Когда же ткань почернела, Как ночь бывает черна, Король сказал: «Похоже, Ты изменяла, жена». Мантию королева Сбросила с плеч тогда И удалилась в башню, Покраснев от стыда. Крэддок сказал жене: «Вот он и судный день. Леди, прошу, пойди И мантию надень». Мантию леди взяла, Ей заплатила дань, Но мантия сбилась в ком, Пошла морщинами ткань, И леди сказала ей: «Постыдись, перестань. Каюсь, в лесной глуши У ивового куста Рыцарь до свадьбы моей Меня целовал в уста. Но это Крэддок был, И совесть моя чиста». Едва успела она Сказать о любви своей, Как мантия в самый раз Пришлась по росту ей. Каждый кусок и край Золотом пламенел, И весь королевский двор Словно бы онемел.

***

Мальчик в двери глядел, Вдруг он выбежал вон: Возле самых дверей Вепря увидел он. Мальчик охотничий нож Выхватил на бегу, Вепрю сердце пронзил, Как пронзают врагу, И с головой его Вновь явился в кругу. У вепря голова, Сказал он, так тверда, Что с нею нож хвастуна Не справится никогда. Одни сказали, — у них Будто бы нет ножа, Другие точили ножи, Их под столом держа. Король и мальчик вдвоем Смотрели на этот труд И видели, что ножи Голову не берут. У Крэддока ножичек был, Не узок и не широк. Разрезал голову он Вдоль, потом поперек, И каждому на пиру Достался равный кусок.

***

Был у мальчика рог, Из какого король не пьет. Мальчик сказал, что трус Вино из рога прольет, И окатит вино Спину или живот. Лили вино мимо рта, На бороду или ус. Катились капли вина Наподобие бус. Тут увидели все, Кто из рыцарей трус. Крэддок рог осушил И не пролил вина, Следом мантию в дар Получила жена. Их достойной чете Слава на все времена!

Элисон Грос

На Элисон Грос посмотреть-то страшно. Лютая ведьма — Элисон Грос. Она меня заманила в башню, А может, нечистый меня занес. Пурпурный плащ, как пламя, яркий, Она показывала, дразня: «Уж я не поскуплюсь на подарки, А ты, красавчик, люби меня». «Прочь, ведьма! Убирайся прочь! Других на удочку лови! Ни через год, ни в эту ночь Не купишь ты моей любви!» Она принесла золотую чашу, Сияла чаша при свете дня. «Твой дом я золотом украшу, А ты, красавчик, люби меня». «Прочь, ведьма! Убирайся прочь! Других на удочку лови! Ни через год, ни в эту ночь Не купишь ты моей любви!» Трижды она повернулась кругом И протрубила в зеленый рог. Клялась луной, что покончит со мной Прежде, чем выйду я за порог. Она бормотала лихие слова, Она кружилась быстрей, быстрей, И вот помутилась моя голова, Я к ведьме шагнул — и упал перед ней. И сделался я безобразным червем. По ветке дубовой ползаю я. Меня навестить в лесу глухом Приходит Мейзри, сестра моя. Она меня чешет серебряным гребнем И проливает потоки слез, Но лучше карабкаться по деревьям, Чем целоваться с Элисон Грос. «Прочь, ведьма! Убирайся прочь! Других на удочку лови! Ни через год, ни в эту ночь Не купишь ты моей любви!»

Том Лин

Все утро в башне у окна Прилежно Дженет шила, И только к вечеру она В дубраву поспешила. Там вереск рос, там горьких слез Никто бы не услышал. Но вдруг из чащи диких роз Том Лин навстречу вышел. «Где был ты столько лет подряд? Где пропадал ты, милый? Все говорят, ты ездил в ад, Дружил с нечистой силой». «Волшебным ветром наяву Дохнуло на меня, И, околдованный, в траву Свалился я с коня, И в королевстве фей живу До нынешнего дня. Сегодня ночью торжество — Меня сегодня женят. Сегодня друга своего Спасти ты можешь, Дженет. Ты многих рыцарей верхом Увидишь при луне. Проедут — кто на вороном, Кто на гнедом коне, А позади — твой верный Том На белом скакуне. Смелей беги наперерез, Мы снова вместе будем. Завоет, загрохочет лес: «Том Лин уходит к людям!» Меня оборотят они Холодным черным змеем. Ты крепко друга обними, Не покоряйся феям. Меня оборотят они Самцом-оленем диким. Ты крепко друга обними, Себя не выдай криком. Меня оборотят они Железом раскаленным. Ты крепко друга обними, Себя не выдай стоном!» Вот едут рыцари верхом, Рядами при луне. Последним грустно едет Том На белом скакуне. Она бежит наперерез, Но каждый шаг ей труден. Кругом грохочет, воет лес: «Том Лин уходит к людям!» Его оборотила мгла Холодным черным змеем, Но Дженет друга обняла, Не покорилась феям. Его оборотила мгла Самцом-оленем диким, Но Дженет друга обняла, Себя не выдав криком. Его оборотила мгла Железом раскаленным, Но Дженет друга обняла, Себя не выдав стоном. Тут голос королевы фей Сказал грознее грома: «Клянусь, во всей стране моей Нет парня лучше Тома. Но коль девчонку в эту ночь Не победили феи, Пускай уводит парня прочь. Ее любовь сильнее!»

Мей Колвин

Сэр Джон разорился дотла, дотла, Ждет нищета молодца. А Мей наследницей была Богатого отца. Сэр Джон учтив и пышно одет, Красавец хоть куда. Мей Колвин в зале сказала «нет», А в башне сказала «да». «Ты золото отца возьми, Бежим, бежим со мной, И перед богом и людьми Ты будешь мне женой». На белом коне умчалась она, На сером в яблоках — он. У моря, где бьет о скалу волна, Сошел с коня сэр Джон. «Ты видишь, кипят морские валы? Они — твое брачное ложе. Семь девушек сбросил я со скалы, Восьмая погибнет тоже. Снимай богатый свой наряд, Клади его на камни. Твои шелка, — как жар, горят, Любовь твоя не нужна мне». «Ах, отвернись и молча стой, Смотри на листок зеленый. Не должен видеть глаз мужской Женщины обнаженной». Сэр Джон посмотрел на зеленый листок, На пенные валы, А Мей обхватила его поперек И сбросила со скалы. «Спаси меня! Я жить хочу! Не дай мне утонуть! Я мигом домой тебя домчу, Коротким будет путь!» «Тони, сэр Джон, в морской волне, Руки я тебе не дам. Холодное ложе готовил ты мне, Теперь погрейся сам!» На белом коне вернулась она, А серый скакал в поводу. Отец ее был во власти сна И не почуял беду. Но вот ручной попугай из угла Хрипло заговорил: «Хозяйка Мей, где ты была? И кто с тобою был?» «Молчи, попугай, усни до утра, Молчи, я тебя молю. Из чистого золота и серебра Клетку тебе куплю!» Тут в полусне отец спросил, Не открывая глаз: «Кто попугая разбудил В ночной недобрый час?» «Гуляет кот у клетки моей, Крадется, словно вор. И я попросил хозяйку Мей Прогнать его на двор».