Военная фортуна
Шрифт:
— Середину, [5] сэр? — спросил судья, когда Мэтьюрин подошел к линии.
— Спасибо, сэр, — ответил Стивен, оглядев поле, и хлопнул себя по талии. — У меня своя имеется.
Физиономии «камберлендцев» расплылись в ехидной улыбке, они придвинулись поближе и вытянули шеи, раскинув мощные, словно крабьи клешни руки.
Адмирал несколько долгих секунд крутил мяч у носа, наблюдая за соперником, потом подал высокую, тихо запевшую в полете. Стивен проследил за траекторией, оттанцевал так, чтобы принять отскок от грунта, перехватил мяч и погнал его своей херли посреди очумевших игроков. Потом прямо на ходу подцепил снаряд в ложбинку своей биты, пробежал еще несколько шагов по направлению к ближнему от подающего полевому, остановился, и посреди повисшей
5
Середина (middle) — в крикете: позиция отбивающего, когда он защищает среднюю стойку калитки.
Глава вторая
— Эй, на шлюпке! — раздался оклик стоящего на часах морского пехотинца с «Леопарда».
Подразумевалось: «Что это за шлюпка и кого везет?». Вопрос совершенно излишний, поскольку «Ля Флеш» лежал в дрейфе буквально в кабельтове с наветра, и все имевшие время глазеть «леопардовцы» прекрасно видели как капитан прибывшего корабля, повинуясь приказу адмирала, спустился в шлюпку, с помпой отбыл на берег, вернулся через час с пакетом — явно донесения, — поднялся на борт, снова появился на палубе с пакетом совершенно иных размеров и погреб прямиком к «Леопарду». Вопрос был излишним по смыслу, но исключительно важным по форме, ибо ничто кроме зычного ответа старшины с катера «Ля Флеш» не могло послужить началом должной церемонии.
Участники оной выглядели прискорбно потрепанными, сам корабль нуждался в покраске, но порядок соблюдался вплоть до мельчайшей детали. Юнги у трапа — смуглые как малайцы и такие же босоногие — разматывали веревочный трап в белых перчатках, сшитых парусным мастером, завывали дудки боцмана и его помощников, а морские пехотинцы в штопанных мундирах взяли «на караул» когда капитан Йорк вступил на палубу и отсалютовал квартердеку. Байрон, несший вахту и потому выглядевший настолько респектабельно, насколько возможно, встретил гостя, а секундой спустя появился Джек Обри, которому потребовалось время, чтобы очистить каюту от вомбатов и разыскать пару целых штанов.
— Йорк! — вскричал он. — Добро пожаловать на борт. Рад видеть вас.
Они обменялись рукопожатиями, Джек представил своих офицеров: Баббингтона, Мура и Байрона, а также тех мичманов, что оказались поблизости. Капитан Йорк тем временем старательно делал вид, что не замечает царящей на «Леопарде» разрухи, после чего проследовал за хозяином на ют.
— У меня для вас письмо, Обри, — воскликнул Йорк, едва дверь каюты закрылась за ними. Он достал из кармана конверт. — Я взял на себя смелость навестить миссис Обри на пути в Портсмут, подумав, что если «Леопард»… Ну, скажем так, достигнет Ост-Индии, вам будет приятно получить весточку от нее.
— Что за отличный вы малый, Йорк, ей-богу! — вскричал Джек, заливаясь вдруг краской радости. Он развернул письмо и впился в него светящимися глазами.
— Вы не могли причинить мне большей радости, разве что самое супругу сюда доставили, — продолжал Обри. — Удивительно любезно с вашей стороны… Премного, премного вам обязан. Как она? Как вам показалось? Как, по-вашему, держится?
— На удивление прекрасно, уверяю вас. В лучшем расположении духа: вниз спускалась, напевая. Никогда не видел ее такой цветущей. У нее на руках был новорожденный ребенок, и мисс Обри все потешалась над тем, что малыш совершенно лишен волос и зубов.
— Вот как? — охнул Джек.
— Это вроде ваш племянник или племянница — точно не помню. Меня так беспокоило, как она относится к этим ужасным рассказам про шлюпки и про чертовскую задержку «Леопарда», поэтому я был ошарашен, обнаружив ее в прекрасном расположении духа. Более того, ваша супруга рассмеялась и попросила передать вам при случае пару теплых чулков. Признаться, меня это так удивило, что я почти ничего не понял из ее объяснений: она вроде как получила некое письмо из Америки, сообщившее добрые вести. Подробности я позабыл, но миссис Обри даже показала мне письмо —
— Должно быть, это тот американский бриг, что заходил на остров Отчаяния когда мы старались там починиться, — заявил Джек, радостно засмеявшись. — Честные, широкой души парни, хотя по внешнему виду так не скажешь, ха-ха! Храни их Господь! В каждом человеке есть что-то хорошее, Йорк, даже в американце.
— Безусловно, — согласился его приятель. — У меня на «Ля Флеш» их сейчас с полдюжины, и все первоклассные матросы, без исключения. Я их снял с салемского барка, немного южнее Мадейры. Бесились почем зря поначалу, но потом освоились. Отличные парни.
— Детей, как понимаю, вы не видели, — повернул разговор Джек.
— Не видел, — кивнул Йорк. — Зато слышал. Они распевали «Старый сотый». [6]
— Храни их Господь, — снова воскликнул Джек и вскинул голову. — Со мной поплывет мой хирург. Он вам понравится — человек начитанный и образованный в исключительной степени, врач от Бога и личный мой друг. Но должен предупредить вас, Йорк: он богат…
На деле капитан Обри весьма имел очень смутные представления об имуществе своего хирурга, знал только, что у того имеется изрядный участок гористой местности в Каталонии с расположенным на ней полуразрушенным замком. Впрочем, Стивен изрядно поправил свои дела за время кампании по захвату Маврикия, а образ жизни вел спартанский — одна смена верхней одежды на пять лет, ну и пара сорочек, пожалуй, — и помимо книг не нес никаких явных расходов. Джек не был Макиавелли, но знал, что богатым дозволено больше, чем прочим смертным; что капитал обладает магическим ореолом, что человек даже совершенно не заинтересованный уважительно смотрит на оный и его обладателя. И даже корабельный хирург — фигура вполне заурядная — попадает совсем в другой разряд, стоит ему обзавестись кругленьким счетом в банке.
6
Имеется в виду сотый псалом.
Короче говоря, когда простому врачу, живущему на одно жалованье, никто не даст права погрузить на чужой корабль экзотическую живность, скверно законсервированного гигантского кальмара и несколько тонн геологических образцов, естествоиспытатель-миллионер вполне может рассчитывать на сочувственное отношение. А Джек знал как ценит Стивен коллекцию, собранную за время их трудного вояжа.
— … он богат, и плавает со мной исключительно ради возможности заниматься натурфилософией. К тому же это первоклассный врач, и мы очень рады заполучить его. Однако за это плавание шансов у него выдалось хоть отбавляй, и он обратил «Леопард» в настоящий Ноев ковчег. Большинство зверей с острова Отчаяния высушено или заспиртовано, зато взятые с Новой Голландии еще бегают или ползают. Надеюсь, у вас на «Ля Флеш» не слишком многолюдно?
— Вовсе нет, — ответил Йорк. — Солдат с их припасами мы высадили на Цейлоне и теперь у нас полно места. Ну, применительно к двадцатипушечному ранговому кораблю, конечно.
— Значит, это двадцатипушечный ранговый корабль? — переспросил Стивен Мэтьюрин у Баббингтона.
Они стояли у поручней, любуясь «Ля Флеш», его необычайно прекрасными линиями, ровность которых не нарушалась полубаком или квартердеком — это был корабль с прямой палубой, — и сильно накрененными назад мачтами, что придавало корвету лихой вид. Корабль был заново покрашен: до батареи корпус был синим, немного темнее цвета идеальной морской волны, затем шла белая полоса с черным пунктиром крышек портов, выше опять использовался синий, но более светлого оттенка, окаймленный по носу и корме играющей на солнце позолотой. Готовясь к адмиральской инспекции «Ля Флеш» выскоблили и наярили, паруса были свернуты так, чтобы не было ни единой морщинки. Стоя на фоне расположенного примерно в миле справа по борту лесистого мыса Кампонг и низкого островка с редкими пальмами с другого борта, он казался чем-то невесомым, лишенным земной сущности, идеальным, принадлежащим иному измерению.