Военная контрразведка. Вчера. Сегодня. Завтра
Шрифт:
– Успокойтесь, Эдуард! Успокойтесь! Этот разговор останется между нами.
– Я надеюсь на вас, Николай. Только никому ни слова. Я прошу вас, Николай, – умолял Лонгле.
– Хорошо! Хорошо! Слово советского офицера! – заверил Матвеев и разлил коньяк по рюмкам.
Они выпили. Лонгле обмяк и студнем расплылся по стулу. Попытки Матвеева расшевелить его и вывести на разговор о Гофре и Рое не дали результата. С возвращением Борисова разговор снова вернулся к рабочим вопросам и все больше тяготил Лонгле. Матвеев тоже чувствовал себя не в своей тарелке и с трудом дождался завершения работы по переоформлению дел на репатриантов. Расписавшись в их приеме, он и
По дороге Матвеев терзался мыслью о предательстве агента Надежды и пытался предугадать, чего ждать от Гофре и Роя. Об их принадлежности к спецслужбам Франции до сегодняшнего дня ни ему, ни Управлению Смерш по ГСОВГ не было известно. Слабым утешением служило то, что в их лице он теперь знал своего противника. Предупрежден – значит вооружен. С этим Матвеев поднялся к себе в кабинет и, несмотря на поздний час, – в понедельник предстояло формировать эшелон с репатриантами для отправки в Советский Союз – занялся рассмотрением дел. И здесь его ждал неожиданный сюрприз. В одном из них он обнаружил короткую записку: «Я Ваш друг. Можете быть уверены. Р.».
Почерк не оставлял сомнений, записка принадлежала Ренате. Пометки на закладках, выполненные той же рукой, являлись тому подтверждением.
Матвеев перечитал записку. Теплая волна поднялась в груди, а через мгновение схлынула.
«Дурак! Чему радуешься?! – вспомнил он о предупреждении Лонгле. – А если Лонгле провокатор и действует по заданию Гофре или Роя? Но тогда зачем подставлять Ренату? Зачем?!.. Так кто ты, Рената Лонге?! Кто?..»
От этих вопросов голова у Матвеева шла кругом.
По лезвию бритвы
Выходные, наступившие в Миссии, мало чем отличались от будней. Перенос срока отправки эшелона в Советский Союз добавил работы всем сотрудникам. Матвеев провел выходные за изучением дел на репатриантов и формированием команд по вагонам. Понедельник не принес неожиданных сюрпризов. Утро началось с рутинного совещания, а день закончился на железнодорожной станции. После отправки эшелона с репатриантами на родину – СССР – в работе Миссии и Бюро наступило временное затишье. Изредка его нарушали телефонные звонки и курьеры, доставлявшие почту. Лонгле, испугавшись своих откровений, избегал личных встреч и старался как можно меньше напоминать о себе. Это лишний раз убеждало Матвеева в том, что угроза, исходившая от Ренаты, Гофре и Роя, не являлась пьяной болтовней главы Бюро.
К этой угрозе добавилась еще одна, и не менее серьезная. Оговорки и неосторожно оброненные фразы Лонгле и его заместителя Коха наводили опытного контрразведчика Матвеева на мысль, что среди его подчиненных действует агент французской спецслужбы и, возможно, не один. В состав Миссии входило 17 человек. Двенадцать являлись боевыми офицерами и солдатами Советской армии. Все они достойно проявили себя в боях, прошли серьезную проверку в Смерше и вряд ли могли быть завербованы французской спецслужбой. Другое дело обслуживающий персонал: завхоз, официантка, повар, садовник и дворник, в условиях тотальной безработицы в Тюбингене достойная зарплата в Миссии являлась пределом мечтаний для местного населения. Прием на работу зависел не только от Матвеева, но в значительной степени от местной власти и полиции. Они находились под полным контролем французской оккупационной администрации. В ней в этих вопросах первую скрипку играли сотрудники спецслужбы Гофре и Рой. Поэтому, как полагал Матвеев, они, более чем вероятно, использовали сложившуюся ситуацию, чтобы внедрить своего агента в Миссию.
В
Такого рода информация представляла несомненный интерес для французской спецслужбы, активно рекрутировавшей в ряды диверсантов, террористов и шпионов бывших пособников фашистов. Как полагал Матвеев, Гофре и Рой должны были среагировать на информацию по Гарбузу, взять его под свое крыло, перевести в специальный лагерь, где активно велась вербовочная обработка. Свой замысел Матвеев намеревался осуществить в ближайшие выходные, во время выезда на пикник. Первым он решил подвергнуть проверке Штока, но его планам помешали изменившиеся обстоятельства.
В четверг от Командующего союзными оккупационными войсками в Баварии генерала Де Кюна поступило приглашение посетить его штаб-квартиру и принять участие в торжественном вечере. Мероприятие было намечено на субботу. В короткой программе, доставленной курьером, помимо протокольных мероприятий, значились: просмотр документального фильма, снятого западными операторами и посвященного окончанию войны, концерт и фуршет. Официальность мероприятия, казалось, исключала возможность для провокации со стороны французской спецслужбы, и Матвеев принял приглашение.
Наступила суббота. Завершив текущие дела, он вместе с сотрудниками Миссии, оставив на месте дежурного и помощника, после обеда выехал на встречу. В штаб-квартире Командующего, к своему изумлению, Матвеев увидел в свите Де Кюна не кого-нибудь, а Ренату Лонге. Пьяные откровения Лонгле оказались не пустым сотрясением воздуха. Немке занять должность переводчика, да еще при Командующем, без участия французской спецслужбы – такое было невозможно представить. Подозрения, что Рената ведет двойную игру, нашли еще одно подтверждение. От хорошего настроения Матвеева не осталось и следа. Он напрягся в ожидании грязной провокации. На эти мысли его наводило присутствие на церемонии группы журналистов из ряда известных французских газет и изданий.
После взаимного представления сторон Де Кюн выступил с короткой приветственной речью. Он с пафосом говорил о совместной с Советским Союзом победе над фашизмом, об огромных жертвах, понесенных во время войны, и необходимости построения в Германии свободного от тоталитаризма демократического общества.
Ответное слово взял Матвеев. Его упоминание об отважных французских летчиках эскадрильи «Нормандия – Неман», воевавших против люфтваффе крыло к крылу с советскими асами, заставило расчувствоваться сурового Де Кюна и вызвало дружные аплодисменты у присутствующих. После завершения официальной части сотрудники российской Миссии и штаб-квартиры обменялись сувенирами, прослушали концерт, а затем прошли в банкетный зал. За фуршетом разговоры приобрели более непринужденный характер, официальность постепенно уступила месту живому общению.