Военные мемуары - Единство 1942-1944. Том 2

де Голль Шарль

Если бы я мог немедленно назначить преемника Жана Мулэна и если бы своими личными качествами мой новый уполномоченный мог, так же как и Мулэн, внушать уважение всем представительным органам Сопротивления, он был бы и главой моей делегации и председателем Национального Совета. Двоевластие, которое кое-кто пытался создать, было бы устранено. Но обстоятельства помешали мне тотчас же найти такого человека. Нельзя сказать, чтобы во главе различных организаций Сопротивления не было достойных и мужественных людей. Но ведь каждый из них принадлежал к той или иной политической группировке -настолько сильно было в них стремление к обособленности, как у руководителей, так и у рядовых бойцов. К тому же близился день, когда Франция должна была подняться из бездны угнетения, а тогда жизнь страны, общественный порядок, суждение всего миpa о Франции в значительной мере зависели бы от состава французской администрации. Мне нужно было назначить своим представителем внутри страны и руководителем наших служб человека, который мог бы повсюду подготовлять либо сохранение прежней администрации на местах, либо ее замену. Словом, тут нужен был, так сказать, "крупный чиновник", который бы принимал участие в нашей борьбе, хорошо знал ее волнующие перипетии и сложную обстановку, но лично не принадлежал ни к одному из политических направлений и, кроме того, был способен в нужный момент занять в управлении государством тот пост, на который в ближайшем будущем правительству понадобится его поставить.

Прошли месяцы, пока я смог выбрать и послать человека, отвечающего этим многообразным требованиям.

Временно

исполняли обязанности моих делегатов Клод Бушине-Серейль [79] и Жак Бенжан, которых я в свое время направил из Лондона для совместной работы с Жаном Мулэном. Первый действовал в Париже, и ему удалось сохранить все связи, несмотря на то, что в этот период происходили ужасные опустошения в руководстве различных групп движения. Второй работал в южной зоне и сосредоточил свои усилия главным образом на организации помощи людям, спасавшимся от угона в Германию, - на юго-западе Франции, в Центральном массиве и в Альпах число их все увеличивалось. Жак Бенжан был захвачен врагом и покончил с собой. В сентябре я назначил представителем генерала де Голля и делегатом от Национального комитета освобождения Эмиля Боллаэрта [80] . Префект Боллаэрт был истинным патриотом - в 1940 он отказался присягнуть маршалу Петену и вышел в отставку. По своим чувствам и способностям он был вполне достоин того поста, который я предложил ему. Но вскоре после своего назначения Боллаэрт был арестован немцами в Бретани, на берегу моря, когда он уже готовился сесть на судно, направляясь в Алжир за инструкциями правительства. Гестапо увезло его в Бухенвальдский концлагерь. В довершение несчастья одновременно с Боллаэртом попал в руки врага и Пьер Броссолет. Вскоре он погиб: пытаясь бежать, он выбросился из окна в здании гестапо и разбился. Пьер Броссолет, доблестный борец, по своей храбрости, пламенной воле, престижу, которым он пользовался среди различных элементов Сопротивления, тоже был достоин поста генерального делегата; так же как и Жан Мулэн, он не был связан ни с одной политической партией и ожидал действенных результатов как в дни войны, так и завтра, в дни мира, только от "голлизма", возведенного в социальную, моральную и политическую доктрину. В марте 1944 обязанности делегата я возложил на Александра Пароди [81] , члена Государственного совета и генерального директора министерства труда; он тоже отказался служить под властью Виши; брат его, Рене, был участником Сопротивления и одним из первых отдал свою жизнь за Францию.

79

Бушине-Серейль Клод (1912-2000), юрист, до войны служил в посольстве Франции в Берлине, в 1939 мобилизован, служил во Французской миссии при Британском экспедиционном корпусе, в 1940 присоединяется к "Свободной Франции" в Лондоне и вступает в ее вооруженные силы, в 1940-1942 адьютант штаба генерала де Голля, с октября 1942 начал подготовку подрывной деятельности на оккупированной территории, с 1943 заместитель Жана Мулэна по военным вопросам. Совместно с Эмилем Боллаэртом обеспечивает координацию всех сил Сопротивления на оккупированной территории и объединение всех свободных французов под эгидой Национального Совета Сопротивления; их усилия приводят к созданию в 1944 Французских внутренних сил, в 1944 участвует в организации сил Сопротивления в Южной зоне, в сентябре 1944 возвращается в Париж, в марте 1945 член Французской делегации на учредительной конференции Организаций Объединенных Наций в Сан-Франциско, в июле 1946 генеральный секретарь на мирной конференции в Париже, в 1947 генеральный секретарь Комитета Европы по экономическому сотрудничеству (план Маршалла).
– Прим. ред.

80

Эмиль Боллаэрт (1890-1978), французский государственный деятель, военный, участник Первой мировой войны, сотрудник Эдуарда Эррио, в 1939 желал вступить добровольцем в армию, но как префект Роны получил отсрочку мобилизации, жесткий противник немецкой оккупации, с 1941 участник Сопротивления, в 1942 комиссар внутренних дел и полиции, в сентябре 1943 представитель генерала де Голля во Французском комитете национального освобождения, в феврале 1944 арестован гестапо и отправлен в концентрационный лагерь Бухенвальд, переведен в Берген-Бельзен, репатриирован 29 ноября 1945, в 1945-1946 представитель центральной власти в Эльзасе, в 1947 Верховный комиссар в Индокитае.
– Прим. ред.

81

Александр Пароди (1901-1979), французский экономист, общественный и государственный деятель, эксперт правительства по экономическим вопросам, ответственный за подготовку проектов юридических и общественных реформ, движения Сопротивления, отправлен генералом де Голлем в оккупированную Францию в феврале - августе 1944 для организации новой администрации, с сентября 1944 по ноябрь 1945 министр труда и социального обеспечения, представитель Франции в Консультативном совете по вопросу Италии, затем в 1946-1949 в Совете Безопасности ООН, в 1949-1957 генеральный секретарь Министерства иностранных дел, в 1955-1957 представитель Франции при НАТО, в 1957-1960 во французском посольстве в Марокко, в 1960-1971 заместитель председателя Государственного совета.
– Прим. ред.

Злосчастье преследовало моих представителей. Тем временем коммунисты постепенно осуществляли свои намерения относительно Национального Совета Сопротивления. Они добились того, что из пятнадцати его членов пятеро оказались у них в явном или тайном подчинении. Национальный Совет по собственной инициативе решил избрать председателя, и им стал Жорж Бидо -он был видным участником Сопротивления, отличался чрезвычайной склонностью, да и способностями к политической деятельности; до войны Бидо был известен как талантливый журналист и влиятельный член партии христианских демократов, питавший честолюбивое желание превратить эту маленькую группировку в настоящую большую партию и быть ее главой. Он охотно принял предложенную ему роль, не побоявшись связанных с нею опасностей. Одной из них и далеко не самой малой была опасность оказаться в этом ареопаге под эгидой дисциплинированной группы, искушенной в революционной деятельности, прекрасно умевшей и раздувать свое значение, и устанавливать товарищеские связи. Вскоре мне уже сообщили о наскоках этой группы, о неприятностях, которые она доставляла Жоржу Бидо, и о тех затруднениях, которые вскоре это могло создать и для меня. Действительно, Совет Сопротивления уведомил меня, что поскольку его пленарные собрания по необходимости должны быть редкими, он возложил свои полномочия на бюро, состоявшее из четырех членов - из них двое были коммунисты, - а военными вопросами поручалось ведать созданному им "Комитету действия", в котором господствовали "партийные".

Развитие нашего движения во Франции в этот период, то есть в конце 1943 и начале 1944, меня чрезвычайно озаботило - тем более, что я находился в Алжире, а оттуда мой голос мог быть услышан во Франции хуже, чем из Лондона. Личный контакт со всей французской нацией, который позволяло мне установить радио, постепенно ослабевал. Волны алжирских станций были во Франции менее известны, чем волны Би-Би-Си. А между тем наши передачи из Алжира, из Туниса и из Рабата стали интересны и приобрели свой собственный характер. Это, несомненно, было заслугой Анри Боннэ - комиссара информации, Жака Лессэня - директора "Радио-Франс", Жана Амруша, Анри Беназе, Жана Касте, Жоржа Горса, Жана Руара и других. Правда, передачи крупной станции в Браззавиле, находившейся под надзором Жеро Жува и действовавшей на полную мощность, привлекли теперь все больше слушателей во всех концах света. Однако у меня было впечатление, что голос мой глухо доносится до французов. Говорить с нацией мне стало труднее; более сложным

делом стало также поддерживать с Францией тайные связи. Связи эти были организованы еще в Лондоне. Пользуясь постепенно выработанными у нас способами, мы слали из Лондона наши инструкции и воззвания. В Лондон нам слали доклады, отчеты, направляли туда агентов; в Лондон прибывали и те, кто желал посетить нас, и люди, бежавшие из Франции. Мы пользовались самолетами, сторожевыми судами, телеграфом, радио, связными - словом, тут наладилось своего рода ритмичное движение, управлявшееся из Лондона и ставшее привычным для мужественной армии наших информаторов, связистов, экспедиторов. Нельзя было порвать эту нить. Создать новую, находясь в Алжире, было нелегко, ибо мы еще не нашли для этого способов и нам мешала дальность расстояния. Например, легкий одномоторный самолет, поднявшись с английской базы, уже через два часа мог приземлиться во Франции на какой-нибудь случайной площадке и тотчас улететь обратно. Но для того, чтобы связать с нашей метрополией Алжир, Оран или хотя бы Аяччо, нужно было иметь двухмоторный самолет, лететь на нем долго, располагать для посадки большой и ровной площадкой и перед обратным рейсом пополнить запас горючего. Поэтому главный аппарат нашей связи мы по-прежнему оставили в Англии. Это требовало многостепенных пересылок и переправ, вызывало запоздания и всяческие недоразумения. Путаницу усиливало то, что, помимо специальных служб Сражающейся Франции, существовала еще бывшая разведывательная служба главного штаба французской армии. До ноября 1942 она находилась в Виши, действовала под руководством полковников Ронена и Риве и всеми возможными для нее мерами противилась немцам, а когда неприятель оккупировал и южную зону Франции, она переправилась в Северную Африку. "Гражданский и военный главнокомандующий" обратил ее в свой аппарат связи с метрополией. Пока длилось "двуглавие" Комитета освобождения, существовало и два центра информации и действия: один - приданный мне, а другой - обслуживающий генерала Жиро. Как только последний выбыл из состава правительства - на него были возложены чисто военные задачи, - казалось бы, уже ничто не должно было мешать объединению специальных служб.

Но это объединение нам удалось осуществить лишь через несколько месяцев. Декретом от 27 ноября 1943 Комитет освобождения наконец подписал назначение Жака Сустеля генеральным директором специальных служб, подчиненных непосредственно главе правительства. Такого рода система вовсе не имела целью отстранить офицеров, состоявших в прежней разведывательной службе. Наоборот, мы рассчитывали, что способности каждого специалиста найдут теперь широкое применение. Особый характер войны, которую нам пришлось вести, требовал, чтобы наша система и тут представляла единое целое, чтобы она вышла за прежние рамки, отказалась от старых рецептов, установила сложную сеть связей с маки, с группами франтиреров, с различными организациями движения, умела использовать подпольные листовки и газеты, диверсии, саботаж в административных учреждениях, охватила бы все формы Сопротивления, проникла во все виды национальной борьбы. К несчастью, генерал Жиро упорно противился решениям, принятым правительством по этим вопросам.

Ссылаясь на свое звание главнокомандующего, он желал сохранить в полном своем распоряжении ту самую разведывательную службу, которая имелась у него до декрета. Мы с ним беседовали об этом, и я из сил выбивался, доказывая ему, что нам необходимо единство, что он, Жиро, будет иметь широкую возможность пользоваться аппаратом. Ничто не помогло. Всей тяжестью своего авторитета генерал Жиро продолжал отказывать давление на офицеров соответствующих служб, желая, чтобы они, в нарушение правил дисциплины, не выполняли наших предписаний. Разумеется, поступал он так не по соображениям стратегическим. Ведь какое бы звание он ни имел, в действительности он не осуществлял эффективного командования военными операциями: наши союзники ревниво оставляли это за собою. Но для определенного рода политики его не отказывались использовать. Во Франции, в Африке и среди французских сановников, эмигрировавших в Соединенные Штаты, кое-кто еще поощрял его намерения - конечно, в своих собственных целях. Так же поступали миссии и штабы союзников: оставаясь глухими к голосу жизни и не желая расстаться со своими вчерашними планами, они отнюдь не отнимали у Жиро заветной надежды сыграть первую роль. Вот почему, несмотря на мои предупреждения, он упорно старался сохранить сепаратные связи с теми или иными группами в метрополии и с помощью американцев посылал туда своих собственных агентов, которые только вносили во все путаницу.

Чаша наконец переполнилась. В апреле 1944 после одного инцидента, более серьезного, чем прежние, я был вынужден потребовать от генерала Жиро прекращения этой игры. Он занял позицию проволочек и оттягивания, и тогда правительство особым декретом освободило его от чисто номинальных обязанностей главнокомандующего и назначило генеральным инспектором армии. Это назначение положило конец создавшемуся двусмысленному положению и, кроме того, давало возможность генералу Жиро действительно стать полезным. Желая смягчить обиду, я написал ему официальное письмо, в котором от имени правительства засвидетельствовал его заслуги. В другом письме я от себя лично заклинал его показать пример самоотверженности, памятуя о трагических обстоятельствах, в которых находится Родина. В то же время Национальный комитет освобождения постановил наградить его военной медалью с очень лестным объявлением благодарности.

Генерал Жиро предпочел уйти в отставку. Он не принял назначения на предложенный ему пост, отказался от военной медали и уехал, избрав своей резиденцией окрестности Мазагана. "Я хочу быть главнокомандующим или никем", - сказал он. Его отъезд не вызвал никаких волнений - ни в войсках, ни среди населения. Кстати сказать, как раз в это время некоторые его приверженцы из числа бывших "деятелей" Виши были им недовольны за его поведение в деле Пюше: генерала Жиро упрекали за то, что он не встал на защиту обвиняемого, хотя тот приехал в Северную Африку, получив официальную гарантию от "гражданского и военного главнокомандующего". Что касается меня, то я был глубоко огорчен упорным желанием генерала Жиро отойти от дел, хотя война еще была далеко не завершена.

Но какое значение могут иметь наши огорчения, когда дело идет о порядке в государстве? В особенности - когда Франция страждет. Ведь мы знали, что там творится, ибо получали сообщения через курьеров - в частности, те данные, которые доставляла нам из Парижа наша служба подрывной активности в административных учреждениях; нас осведомляли и делегаты Консультативной ассамблеи и люди, которым удалось бежать из Франции, перейдя через Пиренеи; нам делали также доклады наши уполномоченные, которые пробирались из Алжира в метрополию и обратно: Гиллен де Бенувиль, Буржес-Монури, Франсуа Клозон, Луи Манжен, генерал Бризак, полковник Зеллер, Гастон Дефер, Франсуа Миттеран [82] , мой племянник Мишель Кайо и другие.

82

Миттеран Франсуа (1916-1996), президент Франции в 1981-1995, участник Второй мировой войны, в 1940 попал в плен, в 1941 бежал Во Францию в "свободную зону", деятель движения Сопротивления, вел подпольную работу, в 1965-1968 лидер Федерации демократических и социалистических левых сил, первый секретарь французской Социалистической партии в 1971-1981.
– Прим.ред.

Никогда еще материальные условия жизни не были во Франции сталь тяжелыми. Почти для всех вопрос питания стал ежедневной трагедией. С осени 1942 и до весны 1944 паек, выдававшийся по карточкам, не содержал и тысячи калорий. В сельском хозяйстве не было ни рабочих рук, ни горючего, ни удобрений, ни перевязочных средств, и по всем этим причинам оно давало лишь две трети довоенной его продукции. Из того, что брали по реквизиции, значительную часть захватывали оккупанты - мяса, например, отнимали половину; из того, что оставалось хозяевам и могло поступать на черный рынок для продажи населению, оккупанты тоже отхватывали себе часть. За все, что немцы пожирали таким способом, они платили деньгами, которые черпали из французского казначейства. Всего они получили оттуда до августа 1943 триста миллиардов, а до марта 1944 - более четырехсот миллиардов.