Военные пацаны (сборник)
Шрифт:
– Сколько за это платят?!
Хошмутдин удовлетворенно погладил бороду, прикинув про себя, решил, что паства, уже уверенно свернув с пути невежества, встала на дорогу, ведущую к светлой истине, и вполне готова к экзамену, так что пора и за дело приниматься:
– Завтра будет тяжелый день, воины. Не забудьте взять оружие. У кого нет – добудет в бою…
Муджахиды бывают трех типов: «воины», для которых джихад – это обязанность перед Всевышним и образ жизни; бандиты с уголовниками; и «романтики», для которых джихад – это увлечение мечтаниями, геройство, подражание другим и возможность
Такие люди, попав в руки спецслужб, быстро ломаются и рассказывают им все, что знают, и даже то, о чем их даже и не спрашивают. Что будет после, об этом ведает один лишь Всевышний, но вся группа должна дать амиру клятву молчать в плену об адресах, явках и тайниках – это, считается, придаст им силы и стойкости, а также усилит самоконтроль. Нужно также каждому подготовить «легенду» на случай пленения, чтобы там не подвергаться чрезмерным пыткам и что-то складно говорить. Об этом и многом другом разговор с молодыми муджахидами, как правило, происходит после «экзамена».
…Алим Хошмутдин с Омаром чинно сидели на полинявших от времени молитвенных ковриках неподалеку от старой, полуразвалившейся, заброшенной кошары и вели беседу.
– …Сто десять тысяч – крайне мало, Хошмутдин, – набравшись храбрости, промямлил Омар. – Мои люди работают не покладая рук: на прошлой неделе подорвали машину спецназа…
– Да, я видел, хорошая работа, красивый почерк. Я буду ходатайствовать перед Центром. – Не станет же араб говорить, что «пусть для начала накапают проценты в банках». – Но пока удовлетворяйся тем, что дали…
– Передай в Центр мою искреннюю благодарность, но там даже не представляют, как я рискую…
– Мы все рискуем, Омар, но Всевышним уже уготовано место для нас рядом с собой. Не нужно впадать в крайности: сомнения – от шайтана, – неопределенно, но весьма тонко ответил алим. И пока Омар рассуждал о мудром изречении, перевел разговор на другую тему: – Держи, здесь о тебе написано, Центр тебя ценит и восхищается твоими подвигами.
Омар принял газету:
– Здесь по-английски…
– Дай переведу, Омар. – Хошмутдин развернул газету. – Так, вот здесь это о тебе, дорогой: «…обозначил новый этап в национально-освободительном движении чеченского народа. Вооруженные силы ЧРИ перешли от диверсионной тактики к широкомасштабным военным операциям по всей территории Чечни. Если россияне думают, что война идет только по телевизору, где-то далеко на Кавказе и она их не затронет, отважные полевые командиры собираются показать им, что эта война все-таки придет и в их дома», – вот, вот видишь! Даже мировое сообщество тебя уважает! Здесь так и написано! – Дальше алим стал сочинять: – «Известный не только в Ичкерии, но и всему прогрессивному человечеству, храбрый полевой командир Омар Бидаев, отличающийся своей бескорыстностью, несмотря на тяжести и лишения, выпадающие…»
«Чтение» прервала группа вооруженных парней, которые подвели к ним довольно крепкого старика лет за шестьдесят – бывшего главу администрации поселка. Так как подходящего повода для войны поблизости не оказалось, некоторые конвоиры были без оружия. Оставив старика стоять перед своими командирами, сами уселись по обе стороны от них. Один из парней вполголоса сообщил арабу:
– Умалат не подошел, пропал; с утра искали, его нигде нет.
– Хизир, он тебе что-нибудь говорил?
– Нет, как в воду канул.
– Ничего, найдется, – уверенно сказал алим, нехорошо ухмыльнувшись, – всплывет где-нибудь.
Хаким Закаев, бывший детский врач, предполагал, что его привели сюда под стволом автомата для расправы, и не ошибся.
– Мы тебя будем судить, – не здороваясь, сказал Хошмутдин, – ты знаешь, за что?
Молодые люди сидели молча, не вмешиваясь в процесс.
– За то, что я лечил детей, или за то, что был избран народом главой администрации? – вопросом на вопрос ответил старик, заложив руки за спину.
– Тебя не народ выбрал, а предатели народа. Скажи, Хаким, кто тебя поставил на эту должность, кто подписывал тебе какой-нибудь документ?
– У меня имеются официальные бумаги правительства.
– Какого правительства?
– Чеченской Республики.
– Какая такая Чеченская Республика, где она? – искренне возмутился главный инквизитор. – Нет никакой Чеченской Республики, есть Чеченская Республика Ичкерия! Ты – предатель народа, ты – национальный предатель! Ты знаешь об этом, Хаким?
– Нет, я не предатель. Мы не хотели войны, мы не хотели развала республики.
– Как это не хотели? А кто сформировал в поселке ополчение таких же предателей, кто отдал на это приказ, кто создал разруху, кто привел к горю наш народ?
– Еще в девяносто третьем году в самом Грозном мы говорили, что нельзя допустить, чтобы русские танки вошли в город; надо было предупредить эту беду, нужно было всем сплотиться, иначе будет большая война. Разве это предательство? Все можно было уладить мирным путем, а получается, что мы эту войну и спровоцировали. А ополчение для защиты наших семей от бандитов – разве это тоже предательство?
– Ты мне пропаганду не гони, доктор, мы не бандиты, мы воины Аллаха! Ты, предатель, скажи лучше, почему ты продался русским собакам?!
– Я никому не продавался и горя своему народу не приносил!
– Как же это ты не продавался, ты же на русских работаешь?
– Я работаю в своем поселке.
– Как это ты на них не работаешь: ты же сам ляпнул, что у тебя официальные бумаги правительства Чеченской Республики. Это вы со своим «правительством» привели к горю наш народ.
– Не из-за меня.
– Из-за тебя и тебе подобных. Ты виноват!
– Бог разберет, – спокойно ответил Хаким.
– Разберет, – так же спокойно ответил и Хошмутдин, но уже по-русски. Вынул из нагрудного кармана круглую печать, открутил крышечку, положил ее перед собой. Стал заполнять авторучкой стандартный бланк приговора, в который оставалось только вписать анкетные данные «подсудимого». Так что много времени на это не ушло.
Поставить печать и зачитать приговор трибунала араб доверил Омару. Откашлявшись, «помощник судьи» встал и приступил к оглашению приговора, почему-то тоже по-русски: