"Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18

Адамов Аркадий Григорьевич

Когда-то на первом курсе Надя была немножко влюблена в грубоватого Оську, потом это прошло.

Снова загремел оркестр. И тут только Надя с ужасом обнаружила, что противостоящая толпа пришла в движение. Возымели-таки действие угроза штрафа и язвительная Оськина реплика. «Ой! — оборвалось что-то в груди. — Лишь бы из наших, лишь бы из наших...» Она страстно желала этого, хотя знала, что мольба ее бесполезна.

Надя была самой хрупкой, самой маленькой в институте. Сокурсники считали ее чуть ли не девчушкой, относились покровительственно, старались не обижать... И на том их внимание исчерпывалось. Нет,

на приглашение знакомых студентов-юристов ей рассчитывать не приходилось...

И вдруг перед ней вырос он. Вырос неожиданно, протиснувшись сквозь толпу. Надя увидела огромные прозрачно-синие глаза, голубую футболку (предмет туалета дешевый, доступный и потому в ту пору в студенческой среде весьма популярный), увидела протянутую к ней руку.

— Разрешите!..

Почему-то эта протянутая рука особенно запомнилась ей. Сильная, загорелая, с толстыми, грубыми пальцами, на которых в великом множестве красовались ссадины и царапины. Очевидно, запомнилась потому, что то была первая мужская рука, протянутая к ней. Это был первый жест признания ее девичьей зрелости.

Не заметил Надиного волнения, багрянца, брызнувшего ей в лицо, обладатель голубой футболки. А она этот первый «настоящий» вальс запомнила надолго. Ведь до той поры ей случалось танцевать лишь с одноклассницами на школьных празднествах да с подружками на институтских вечерах... Все Надино внимание было сосредоточено тогда на том, чтобы не оступиться, не упасть. И еще она боялась, что студент в футболке вдруг заговорит, начнет спрашивать. Надя чувствовала, что танцевать и разговаривать одновременно она будет не в состоянии.

К счастью, молодой человек молчал. В конце концов Надя обрела себя, даже позволила себе улыбнуться. И тут только поняла — ее партнеру не до разговоров: все его мысли сконцентрированы на контроле за движением собственных ног. И Наде вдруг стало очень весело, она почувствовала превосходство над взъерошенным, насупленным парнем. Все-таки это она, хрупкая и маленькая, первой пришла в себя, обладала более «мобильной нервной системой», как любил выражаться преподаватель психологии доцент Сверчевский.

У эстрады скопилось особенно много вальсирующих пар. В это скопище и занесли непослушные ноги голубую футболку. Надю толкнули раз, затем другой... Тут-то партнер и издал первый звук:

— А ну, поосторожней!.. — И, кружась, бочком стал отпихивать локтем соседние пары.

Надя поняла, что толкаться ему более привычно, нежели танцевать. Как бы желая подтвердить это, уже на совершенно свободном месте студент наступил Наде на ногу. Надя сморщилась, остановилась, поглядела на свои новые белые туфельки, потом сердито на партнера. Тот сконфуженно заморгал, сипло пробормотал:

— Вот черт... Извините... товарищ юриспруденция...

Надя хотела рассердиться и уйти, но передумала.

— Ладно. Бывает... — усмехнулась она и покровительственно положила руку на его плечо.

В это же время оркестр смолк. Молодой человек проводил Надю к подругам, поблагодарил, угловато кивнув рыжеватой головой, и пристыженно заспешил в угол к своим петушащимся приятелям.

— Утюг! — пожаловалась Надя подругам. — Медведь косолапый. Чуть ногу не искалечил. Туфлю испачкал. — А сама ждала следующего танца.

Но синеглазый парень исчез. Не пригласил он ее ни на фокстрот, ни на танго... Откинувшись на спинку стула, Надя обмахивалась платочком и искоса поглядывала на поредевшую кучку нетанцующих студентов, но знакомой голубой футболки среди них не увидела. Это почему-то огорчило ее, ей стало скучно в шумном веселом зале. Она пожалела, что была не слишком снисходительна к неловкому партнеру.

Снова объявили вальс. А у Нади всякий интерес к балу уже пропал. Она скучающе глядела на танцующих и соображала: удобно или неудобно уйти домой, не предупредив подруг. И вдруг она увидела его. Голубая футболка уверенно двигалась от двери прямо к ней. Студент приглаживал широкой ладонью мокрые, только что причесанные волосы и широко улыбался Наде как давнишней и близкой знакомой. У Нади застучало в висках, она улыбнулась ответно, разом простив голубой футболке и запачканную туфлю, и «товарища юриспруденцию», и долгое отсутствие...

Но в это время откуда-то сбоку подлетел Оська Кауфман.

— Ха! Надюшка! Скучаем, маленькая? — И изогнулся в поклоне. — Прошу, мадам!

Наде ничего не оставалось делать, как подать Оське руку. Они провальсировали рядом с голубой футболкой.

Широко расставив ноги, сунув руки в карманы, он стоял среди танцующих, и прозрачные глаза его были темны от обиды и мальчишеской злости. Надя почувствовала себя виноватой. Она хотела крикнуть, чтобы он сел на ее место, но Оська увлек ее в другой конец зала.

После вальса голубой футболки Надя не увидела. Были всякие: красные, желтые, зеленые и такие же голубые. Но все это были не те. Коренастый парень с прозрачно-синими глазами и сильными рабочими руками исчез из праздничной суеты студенческого бала.

Станцевав еще несколько раз, Надя покинула зал.

В фойе, где шустрые затейники организовали потешные конкурсы, викторины и аттракционы, «своей» голубой футболки Надя также не обнаружила (она так и сказала себе: «Моего нет»). Не оказалось его и в аудитории, в которой проходил шахматный турнир. Уже потеряв надежду встретить обиженного студента, Надя неожиданно увидела его у волейбольной площадки. Юристы проигрывали горнякам начисто. Недавний Надин партнер восторженно орал по этому поводу, махал загорелыми руками. Подходить к нему с объяснениями, что она, Надя, ничуть не виновата в случившемся, говорить, что ждала она его, а идти танцевать с Оськой не имела никакого намерения, не было смысла. Надя обиженно повернулась и пошла в фойе.

Много воды утекло после того студенческого бала, когда она впервые почувствовала себя вполне взрослой и самостоятельной. Были и балы, и поклонники, было всякое. Тот же Оська, ставший вскоре преуспевающим юрисконсультом какого-то огромного треста, объяснялся ей в любви. А она смеялась. И нет теперь ни Оськи, ни его любви. В первые дни войны ушел он добровольцем на фронт и погиб где-то под Витебском. А главное — нет мамы. Ее слабое, издерганное болезнями сердце перестало биться.

Отца Надя никогда не видела. Простой уральский рабочий, в гражданскую войну он командовал ротой, батальоном, служил начальником разведки бригады, был председателем ревтрибунала... Он погиб при освобождении Сибири от колчаковцев. Милая, беспокойная мама! Она хранила верность отцу всю свою жизнь. Она любила его возвышенной, восторженной любовью и научила этой любви Надю.