Военные приключения. Выпуск 2
Шрифт:
Вообще показания нарушителя подтверждали многие из предположений капитана Орлова. Например, на вопрос о том, учитывалась ли его хозяевами возможность провала при переходе границы, он ответил утвердительно: «Да, такой вариант отрабатывался в центре. В любом случае к Огульскому был бы переправлен еще один агент, а затем и другой, но переходили бы они границу на разных участках и, в случае успеха, встретились бы с людьми Огульского в разных местах». Потом добавил, предвосхитив тем самым естественный вопрос об использовании рации: «Связь по рации была исключена после ряда неудачных операций Огульского. Центр считает, что эти неудачи — результат перехвата вашими службами наших шифровок…» Западные хозяева Огульского были в общем-то недалеки от истины, но они ошибались, а вернее, не знали, что ряд задуманных им самим или предложенных ему разведцентром операций он вообще не сумел провести, даже не начинал их, потому что понял их бесперспективность. В шифровках же он сознательно подтасовывал факты, сообщал о якобы проведенных, но закончившихся неудачей операциях, о потерях, о том, что их надо восполнить, а для этого нужны средства, проще говоря, деньги, много денег… У Огульского был свой расчет, и опыта в выкачивании у своих хозяев сребреников ему было не занимать. Наши органы настораживало сейчас другое. К Огульскому перебрасывались опытные агенты, что опять же свидетельствовало о серьезности задуманной им операции. А операции он проводил и удачные. Значит, надо выиграть время, сорвать новую операцию еще до ее начала, то есть обезвредить банду. А для этого надо прежде всего обнаружить ее местонахождение. Пойманный нарушитель назвал место встречи с людьми Огульского. Теперь надо спешить, надо успеть проникнуть в банду до того, как Огульский поймет, что первый агент провалился. А поймет он это, когда к нему явится второй агент. Конечно, будут приняты все меры, чтобы он не явился, граница будет наглухо закрыта, но… К сожалению, это «но» всегда существует и в пограничной службе. Значит, необходимо с максимальной пользой использовать благоприятную ситуацию, сложившуюся на данное время.
Огульский не знает примет первого агента, их ему не сообщали из-за боязни перехвата нашими службами шифровок. Не знали его примет и люди Огульского, поскольку он никогда прежде с ними не встречался, во время войны он служил в одном из подразделений СД на Северном Кавказе, в послевоенные годы забрасывался на нашу территорию впервые. Сообщить о его приметах Огульскому из банды, орудовавшей на территории Польши, не могли тоже, поскольку им это было запрещено, опять же из-за боязни перехвата шифровок. Огульскому лишь сообщили, чтобы он ждал гостя. Время встречи, место и пароль были обговорены заранее, причем, как показал пойманный нарушитель, система заброски агентов носила довольно хитрый для разгадки характер. Агенты не знали друг друга, поэтому при провале одного из них другим ничего не грозил — он не мог их выдать, не зная примет. Не знал он и времени, и места заброски остальных агентов, хотя каждый последующий страховал предыдущего. Для Огульского эта система срабатывала по сигналу «ждите гостя». А что давал этот сигнал нам, если, допустим, его и перехватили наши службы? Ведь в шифровках не указывалось ни места, ни времени, ни пароля для встречи агента с людьми Огульского…
Да, система была неплохо продумана и отлажена. Но в ней были и уязвимые места. В ситуации, когда агент не был известен банде, в нее мог проникнуть практически любой человек, знавший пароль и место встречи. Возможность эта для нас появилась после задержания пограничниками нарушителя. Да, для этого его надо было задержать, проявить высокую бдительность, волю и смекалку. Сам нарушитель, сетовал на невезение, а удачу пограничников называл случайной. Его не стали разубеждать, ему просто заметили: «Не ходили бы — не ловили бы». Возможно, он еще не скоро поймет закономерность своего провала. Сейчас важно было другое: он назвал пароль и место встречи. Значит, надо срочно решить, кто пойдет на эту встречу. Надо подобрать кандидатуру…
Капитан госбезопасности Ищенко давно «охотился» за бандой Огульского, не раз шел по ее следу, сидел, что называется, у нее на хвосте, но, увы… Начальство пока явного неудовольствия не выражало, однако и восторгов, естественно, не проявляло. Ищенко уже привык к восторгам и похвалам в свой адрес. На его счету было уже несколько раскрытых банд, товарищи по работе относились к нему с почтением, по-доброму завидовали. Они и сейчас не изменили к нему своего отношения, потому что знали, как сложно в этих раскинувшихся на многие километры горах и лесах напасть на след банды, постоянно меняющей свое местонахождение, на собственном опыте убедились, как бывает трудна и опасна погоня за ней. И все же в разговорах с ними, в их взглядах он стал улавливать сочувствие, а этого он просто не терпел, не выносил, можно сказать, с самого рождения. И потому злился, подчас срывался на грубость. И казнил, нещадно казнил себя за неудачи. Иногда даже издевался над собой: «Не оправдываешь ты, Ищенко, своей фамилии. Не там и не так и щ е ш ь…»
Его успокаивали: «Актив-то твой явно перевешивает пассив». Он резко отвечал: «С точки зрения голых цифр — да, а по существу — нет, потому что банда Огульского приносит нам вреда больше, чем все раскрытые банды, вместе взятые!»
Ему говорили: «Ликвидация любой банды — это не только наше дело, почему мы должны брать всю вину на себя. Пусть ее разделят с нами пограничные и внутренние войска». Он отвечал еще резче: «Я не торгаш, чтобы заниматься дележом! И вообще не в моих правилах делить с кем-то свою вину. У пограничников свои задачи, у нас — свои. Свои задачи и у внутренних войск. Цель у всех одна, общая — ликвидировать банду, а средства для ее достижения — разные…»
Конечно, Ищенко, как и его товарищи, всегда действовал в тесном контакте с теми же, к примеру, пограничниками, но этот контакт был почти всегда незримым. Петру нельзя было себя демаскировать: чем меньше его знают и узнают, тем лучше. Для врагов же он вообще должен был оставаться человеком-невидимкой, а если кто-то из бандитов когда-нибудь и сталкивался с ним в определенной обстановке, ничего подозрительного в его внешности, а тем более в действиях он не замечал, точнее, не должен был заметить: обыкновенная штатская личность…
В отличие от бойцов подразделений внутренних войск Петр Ищенко и его товарищи не вступали в открытый бой с бандитами, а если и вступали, то в самом крайнем случае. У них были другие задачи, причем не менее важные: определить местонахождение банды, подготовить, обеспечить условия для ее быстрой, без больших потерь для нас ликвидации. Умение безошибочно выйти на след, а затем по пятам преследовать бандитов, но при этом оставаться для них инкогнито, было, пожалуй, самой сильной стороной в деятельности Петра. Раскрыв банду, он как бы исчезал, растворялся, отходил на невидимый план. Непосредственной ликвидацией ее уже занимались другие. А он, отдохнув и набравшись сил, возникал уже на новом месте, появлялся так неожиданно и в то же время естественно, будто на том, на старом месте, его никогда и не было. Не каждому из его товарищей по работе удавалось так себя маскировать, осуществлять на практике школу конспирации, выходить, как они говорили, «сухим из воды». А Петр выходил, ему, как он считал, больше везло, чем им. Пока, потому что гарантий на будущее его профессия не давала…
Если же подходить к его удачам объективно, то они были не случайными, опирались на опыт и знания. В годы войны Петр Ищенко партизанил в лесах Белоруссии, был разведчиком. Потом закончил спецшколу и получил назначение во Львов. Работы было много, после войны в городе активизировали свою антисоветскую деятельность местные националисты, католическая церковь, националисты нередко занимали высокие посты, тщательно маскировались, так что разоблачить их было совсем не просто. И все же это была в основном кабинетная работа, а Петру, побродившему но белорусским лесам, хотелось «на волю». Со скрипом, как это всегда бывает, когда уходит нужный работник, но просьба его была удовлетворена. И начались для него бессонные дни и ночи, или, как он сам говорил, «карпатские скитания». Тяжело приходилось, света белого порой не видел, на волоске от провала был, к смерти был подчас ближе, чем даже во время войны, в Белоруссии. Но была и отдача, были успехи. До встречи с бандой Огульского…
Несколько раз Ищенко почти настигал банду. И на след ее связника Яремчука он вышел одновременно с пограничниками, однако тот успел уйти, и в городке, в том переулке, где была похищена жена Тамарова, он появился на полчаса позже, но этого было вполне достаточно для того, чтобы бандиты опять ускользнули в неизвестном направлении.
Банда Огульского оставалась для него неуловимой. Он меньше всего в своих неудачах ссылался на опыт и хитрость ее главаря, хотя и отдавал ему должное, больше налегал на собственные ошибки и промахи, не искал им оправдания. Когда встал вопрос о внедрении в банду нашего человека, Петр, не колеблясь, предложил свою кандидатуру. «Если я, — рассуждал он с присущей ему категоричностью, — не сумел выследить зверя, значит, мне по логике вещей, по справедливости положено идти в его берлогу, оставаться один на один с его пастью!» Ему возражали: «Горячитесь, Ищенко, жертвенника из себя делаете, а нам от вас в этой крайне рискованной операции прежде всего хладнокровие и трезвый ум требуются». Про себя-то начальство в его хладнокровии и трезвом уме не сомневалось, потому кандидатуру Ищенко, с учетом, конечно, и других его отменных человеческих и профессиональных качеств и достоинств, обсудило заранее и в принципе одобрило. Так что его встречное предложение ничего уже в сущности не меняло, оно только укрепляло уверенность в правильности выбора. Не понравилась форма, в которую он облек это свое предложение, потому ему и возразили, но это были детали сиюминутного значения. Правда, высказывалось одно сомнение, причем высказал его близкий друг Петра и земляк, старший лейтенант Артеменко. Все тайное, заметил он, становится явным. Да, Ищенко никто не видел в форме, да, он отличный конспиратор. Но вообще-то его видели многие, и в Горске, и в других местах. Почему среди этих многих не могло быть людей Огульского? Как он это объяснит там, в банде? Агент, задержанный пограничниками, перебрасывался на нашу территорию впервые и совсем недавно… Петр видел, что сомнение его друга произвело впечатление на начальство, но не растерялся, тут же придумал легенду. О том, что агент переброшен к нам впервые, отпарировал он, знают только разведцентр и он сам. В банде об этом ничего никому не известно. На этом факте и строится легенда: опытный агент мог забрасываться на нашу территорию и раньше и совсем необязательно для связи с бандой Огульского, у него, может быть, было задание поважнее, чтобы он обращал на бандитов внимание. А они могли его видеть или не видеть — это уже ничего не меняет. Более того, такая важная птица, как он, мог замаскироваться и под чекиста, и под черта и дьявола, и вообще он мог жить в этих местах годами, выполняя волю своих западных хозяев, и отчитываться, почему не вошел в контакт с бандой, перед Огульским не собирается… «Хватит, хватит, — прервал Петра его главный начальник, — разошелся так, что не удержишь! Ишь, писатель-фантаст у нас тут объявился! Посмотрим, как ты будешь фантазировать с глазу на глаз с Огульским… Но легенду твою принимаю. Ты ведь знаешь, я человек вредный, но справедливый…» Присутствующие на совещании дружно рассмеялись, только старший лейтенант Артеменко даже не улыбнулся. Нет, легенда Петра показалась ему убедительной, но, обычно уверенный в конечном успехе своего друга и земляка, он сейчас этой уверенности не ощущал. Его почему-то не оставляло предчувствие беды…
Когда капитан Орлов сказал Тамарову, что он должен встретиться с человеком, который засылается в банду Огульского, и что человек этот его старый знакомый, Тамаров недоуменно пожал плечами: никаких «старых знакомых» у него здесь вроде не было. Но уточнять у капитана он ничего не стал, потому что для него главным было только то, что этот человек увидит Галку… Капитан же, в свою очередь, не раскрывал секрета сознательно, хотел преподнести своему загрустившему заместителю взбадривающий сюрприз…