Военные приключения
Шрифт:
1
Летом 1902 года с остановившегося на Босфоре парохода добровольного флота «Саратов», следовавшего на Дальний Восток, сошел молодой мичман с чемоданчиком в руке.
Усаживаясь в пароконный фаэтон с тентом, приезжий произнес только два слова: Ambassade Russe [22] , чем влил изрядную дозу бодрости в сонливого возницу в феске, сразу сообразившего, что тут пахнет немалым бакшишем, особенно если учесть, что пассажир даже не делал попытки договориться о цене. Что касается таможенных служителей, то они, наоборот, с неодобрением, злыми глазами проводили приезжего, в багаже которого нельзя было порыться хотя бы потому, что, собственно, багажа не было вовсе, а от досмотра чемоданчика офицер категорически отказался, предъявив laisser passez [23] . Последний был выдан генеральным консулом Оттоманской империи в Одессе.
22
Русское посольство (фр.).
23
Специальный пропуск, выдаваемый дипломатическим представителям, освобождающий от осмотра багажа.
Мичман был настолько озабочен, что не заметил ни одной из пробегавших мимо панорам Галаты и Пера, обычно привлекающих взоры не только туристов, но даже и деловых людей.
Через полчаса моряк стоял навытяжку перед чрезвычайным и полномочным послом России при Блистательной порте Иваном Алексеевичем Зиновьевым в его темном, прохладном кабинете.
Большой и плотный пакет за пятью сургучными печатями, с пометой «Только в собственные руки», воплощал в себе первое дипломатическое поручение офицера Российского императорского флота Александра Васильевича Немитца. Случилось так, что министр иностранных дел, находившийся в Ливадии вместе с царем, попросил командующего флотом выделить «самого дельного и расторопного офицера, знающего в совершенстве иностранные языки».
Зиновьев принял мичмана стоя.
— О пакете забудьте. Как будто его и не было, — сказал посол твердо, с ноткой стали в голосе. — В Вене или Лондоне я бы наметил, через сколько дней вы сможете выехать обратно. Но, к сожалению, этот Босфор… — произнес он с печальным вздохом. — Несмотря на почти четырехлетний опыт моей работы здесь, ни я, ни сам аллах не может предугадать хода переговоров с лицами, от которых зависит темп мышления его величества султана. — Его тон сделался меланхоличным. — Поэтому мой вам совет: гуляйте, танцуйте и развлекайтесь. Представляю, как наши скучающие дамы забросают вопросами молодого моряка, только что прибывшего из России.
Присутствовавший при разговоре первый советник посольства Николай Петрович Щербачев добавил:
— Как вы помните, Иван Алексеевич, в начале будущей недели наступает байрам, со всеми церемониями, включая селямлик [24] . Это не меньше чем дней на десять задержит переговоры, а следовательно, и возможность обратного выезда мичмана.
— Кстати, может быть, это и напрасно, и продиктовано излишней осторожностью старого дипломата, — продолжал Зиновьев, — но вы, молодой человек, не обижайтесь на старика и примите следующие мои советы, как… ну хотя бы как приказание: не останавливаться ни в одном отеле, ни в одном пансионате, которые вам будут рекомендовать Устраивайтесь здесь, на территории посольства. Говорите всем, что приехали навестить старую тетушку или дядюшку. А Николай Петрович возьмет на себя труд подобрать вам родню из обширного состава русской колонии. Во всем остальном я полагаюсь на ваше благоразумие. А пока прошу вас не отказать в любезности позавтракать со мной. Вы расскажете нам, что делается в Ливадии…
24
Торжественный выезд султана в мечеть на праздничное богослужение, который сопровождается парадом войск и последующим большим приемом дипломатического корпуса.
Несмотря на личное обаяние посла и его вполне корректное обхождение со случайным гостем из Севастополя, последний был сильно разочарован. Во время завтрака мичману стоило больших усилий впопад отвечать на расспросы сановников о Крыме, в котором отдыхала царская семья.
Еще в каюте «Саратова», когда мичман, боясь заснуть, держал под головой жесткий чемоданчик, положив рядом браунинг со спущенным предохранителем, представлялась иначе миссия в Константинополе. Он мечтал, что будет привлечен к обсуждению стратегических проблем — ну хотя бы к «оценке оборонительных сооружений Проливов», или к «проблеме исторического и военного значения Средиземного моря для России», или к чему-либо в этом роде. Немитц перебрал в памяти все операции адмиралов Ушакова, Лазарева и Нахимова. Высадку русского корпуса на Босфоре во время восстания египетского паши. Смелые операции ныне здравствующего вице-адмирала Макарова на пароходе «Константин» во время последней войны с турками и многое другое.
Но оказалось, что его использовали лишь как фельдъегеря или чрезвычайного дипломатического курьера.
«Нет! Я постараюсь осмотреть исторические памятники и через военного и морского агентов [25] добьюсь посещения верфей, обсерватории и гидрографического департамента, то есть всех тех мест, куда допускаются иностранцы. Наверное, к тому же в посольстве имеется отличная библиотека! Тогда фельдъегерь Немитц вернется в Севастополь, не только выполнив возложенную на него задачу, но и, помимо того, сделает блестящий доклад в офицерском собрании», — мелькало в голове мичмана.
25
Так официально именовались атташе.
Посол понял состояние гостя и в дружески-шутливом тоне старался рассеять его настроение. Но неожиданно об этом позаботились другие…
Когда завтрак подходил к концу и застольная беседа угасала, дежурный секретарь после тысячи извинений попросил разрешения у патрона встать из-за стола «по делу», хотя никто не заметил, каким образом и кто его вызвал. Через минуту он вернулся и опять с многими извинениями попросил позволения вручить мичману конверт, ссылаясь на то, что посланец, главный кавас [26] , германского посольства, настаивает на немедленном его вручении адресату.
26
Cavas — так называемая «консульская гвардия», нанимаемая посольствами в странах Леванта Обычно носят вычурные национальные костюмы и выполняют обязанности охранников, швейцаров, курьеров и т. п.
Зиновьев разрешил мичману, не ожидая конца завтрака, ознакомиться с содержанием пакета.
Советник посольства Щербачев насторожился. Слишком уж неожиданной и необычной была эта почта.
Роскошный конверт оказался незапечатанным. В углу вложенного квадрата из слоновой бумаги с золотым обрезом был вытиснен вычурный герб константинопольского яхт-клуба, «созданного заботами и попечением старейшин дипломатического корпуса при Блистательной порте». Красивым готическим шрифтом было написано, что «члены тевтонской секции клуба будут рады приветствовать в интимном кругу дорогого гостя…» Дальше с немецкой пунктуальностью следовал адрес, час и минуты, форма одежды, «без дам» и другие не менее важные указания, которые знающему местные обычаи подсказывали, что состоится попросту холостяцкая попойка. И самое главное, что, кроме немцев, на ней никого не будет.
Однако более неожиданным выглядел адрес: «Офицеру Российского императорского флота — господину Немитцу фон Биберштейну А.В.».
— Очевидно, здесь какое-то недоразумение, — сказал мичман, протягивая пригласительный билет первому советнику.
Тот бегло проглядел его и тотчас передал послу, задержавшись только на подписи: «Вице-командор клуба, глава тевтонского дивизиона (секции) майор Морген. Ф. А. И. Флигель-адъютант его кайзеровского величества».
— Вы говорите — недоразумение? — промолвил посол, прочтя короткий текст. — Возможно. Но уверяю вас, что посол Германии господин Маршалл фон Биберштейн не сделал бы такого хода, не имея твердого шанса.
По мановению руки шефа дежурный секретарь и лакей исчезли, после чего на гостя посыпался град вопросов:
— Знаете ли вы фамилию германского посла? Встречались ли с майором Моргеном? Имеет ли ваш род отношение к дому графов Биберштейнов? Говорили ли вы с кем-либо, пока добирались с парохода «Саратов» в посольство?
Когда мичман почтительно, но недоуменно ответил отрицанием на все вопросы, посол встал и, сдерживая волнение, обратился к Щербачеву:
— Ну, дорогой Николай Петрович, поднимайте перчатку! Нам брошен вызов. Теперь я мичмана поручаю только вам. — Последние слова он подчеркнул. Прошу ко мне в кабинет.