Военврач
Шрифт:
Вопросов не было. Температура за бортом -10С, и не исключалось её понижение. Поужинав банкой холодной тушёнки с пивом, мы пожелали друг другу спокойной ночи. Я вспомнил лекционные академические часы, когда после ночных дежурств, засыпал сидя, уткнувшись шапкой в парту. Но чтобы зимой и ночью в самолёте, почти в чистом поле... такого ещё не было.
Солдаты походили на антарктических пингвинов, вынашивающих своих птенцов в условиях полярной зимы. Они согревались, тесно прижавшись друг к другу боками, пытаясь собрать тепло своих тел. И мы с Дмитручиной последовали их примеру.
Среди ночи я проснулся от ритмичного стука. Ещё сон или уже реальность? Эхом металлической волны отдавался звук подкованных подошв от замерзающих ног, что напомнило мне шаманский танец. Хотя и мои ступни, несмотря на шерстяные носки, требовали разогрева и невольно присоединились к общему ритму.
В шесть утра на борт поднялись отдохнувшие в гостинице лётчики. Умывшись свежим снегом, и позавтракав кашей из сухого пайка, мы оставили сибирскую землю. Впереди была ещё одна дозаправка, ещё одна посадка, и под вечер мы приземлились в Пскове.
– Когда обратно вылетаете?
– спросил я у штурмана.
– Неизвестно... как топливо подвезут... дней через четыре-пять...
Обменявшись с Дмитручиной телефонами, мы договорились о встрече через два дня. Я отправился на Псковский вокзал, а он уехал в Печоры. С пересадками на электричках и почти за четыре часа добрался до Питера. Тёща знала о моём приезде и загодя собрала у наших друзей для будущего внука ползунки, распашонки, пелёнки и детскую деревянную кроватку.
Утром позвонил, чтобы проверить информацию о вылете. Дежурный по аэродрому несколько озадачил: "Самолёт на Улан-Удэ вылетел час назад...".
Что делать? Как добираться? Как без денег преодолеть шесть тысяч километров?
Соорудил из кроватки подобие переносной сумки. Внутрь сложил детские вещи. С двух сторон прикрепил лямку, что позволяло нести её через плечо. В обеих руках по сумке с домашней консервацией и подарками.
Утром приехал в Печорскую учебку. Отметил командировочное удостоверение, сходил в Печорский монастырь, побродил по лесу. Звонок дежурному по аэродрому не обнадёживал. Следующий самолёт на Восток ожидался лишь после Нового года. Что делать эти три недели, я не знал.
С поклажей отправился на аэродром, так теплилась надежда на чартер. Однако там царили тишина и спокойствие. Метровые сугробы покрывали шасси одиноких самолётов, многие из которых изрядно потрепались временем и коррозией, да ветер играл с кронами сосен-великанов. В прокуренной диспетчерской седовласый капитан решал кроссворд, попивая чай.
– Когда полетим...?
– повторил мой вопрос дежурный по аэродрому, - сложно сказать... и, процедив через сигарету, добавил, - в стране топлива нет... Ничего обещать не могу. Недели через две-три, может, кто-нибудь и полетит. Бесплатный совет хочешь?! Бери билеты на поезд до своего Улан-Удэ и езжай. Быстрее будет!
– На поезд денег нет. С собой только сто двадцать рублей.
– Ну, тогда только... на электричках. А так, если хочешь, звони каждое утро в восемь тридцать. Обычно в это время уже известно, какие рейсы и куда. Остановиться-то есть где?
– Пока нет. Но найду... Мои однокурсники распределились в воздушно-десантную дивизию. Съезжу в аэромобильный госпиталь.
Повесив кроватку на плечо, я ушёл на поиски десантной дивизии.
В госпитале встретил троих однокурсников, служба которых напоминала мою. Наряды-дежурства, прыжки с парашютом, командировки, полевые выходы и всё то же... безденежье.
– Пойдём ко мне, Слава, - предложил Виталий Завезион, - жена с ребёнком уехали, я один в трёхкомнатной квартире живу. Обстановка, правда, простая, но нам ведь не привыкать.
Мне показалось, что он постарел за прошедшие с выпуска шесть месяцев. Глубокие морщины на лице, седые волосы, опущенные плечи, усталость в голосе, а ведь ему ещё не было и тридцати. "Наверное, с женой расстались", - подумал про себя, но вслух ничего не сказал.
В курсантские годы он исполнял обязанности физорга курса, был первый женатый курсант. Мы одинаково любили спорт, вместе воровали хлеб в курсантской столовой, покупали голландский спирт "Рояль" на Сенном рынке и легко находили темы для бесед.
В хрущёвской трёхкомнатной квартире ничто не напоминало о семейной жизни. Кухонный стол из советского прошлого, две чиненные-перечиненные табуретки, гвозди в стенах для одежды, пластиковая посуда из солдатской столовой и ...всё. Социальные обои, исписанные тараканьим карандашом, скрипучие деревянные полы, да законопаченные гипсом немытые окна с паутиной по углам. Удивился двум мышеловкам, так как кроме консервов в домашних запасах больше ничего не значилось. Когда мы разговаривали, казалось, что эхо от голосов проносится через все комнаты и достигает соседей. Отметив приезд привезённой из Питера спиртовой настойкой овса, мы улеглись в спальники разведчиков и проговорили половину ночи. Столько произошло в нашей жизни, что казалось всего и не перескажешь.
– Живи у меня, Слава! Столько, сколько надо. Видишь, места хватает. С деньгами, правда, туго, но паёк дают, - проживём.
– Спасибо, Виталя!
Так прошли пять дней томительного ожидания. Днём я изучал достопримечательности Пскова, ходил по магазинам, звонил на аэродром, а по вечерам мы из консервов готовили ужин и обсуждали итоги дня. На шестой день диспетчер сообщил, что ожидается вылет самолёта в Читу.
– Летите?
– Конечно! Через час буду у вас.
– Время вылета пока неизвестно, но поторапливайтесь.
Чита всего в семистах километрах от Улан-Удэ. Оттуда уж точно можно на электричках доехать.
Я собрал все свои сумки, количество которых увеличилось до четырёх. В хозмаге за четвертной прикупил металлическую полочку для сушки кухонной посуды, из которой сделал импровизированный рюкзак. С поклажей выдвинулся на остановку общественного транспорта.
Девять часов утра. В стране час пик. Горожане едут на работу. Двери подходящих троллейбусов закрываются с трудом. Некоторые из них так и не открываются. Попасть в салон кажется нереальным, а тем более с моим грузом. Три троллейбуса ушли, оставив пассажиров в растерянности и недоумении.