Воевода
Шрифт:
– Нет-нет-нет… – взмолился ратник, но воин перед ним вытянул саблю, поднял кольчужный подол его брони и снизу вверх вогнал клинок на всю длину.
В слободе, в заготовленных схронах под сараями, на чердаках и в подполах оставалось совсем немного ватажников. Сотни полторы, не более. Однако их вполне хватило, чтобы к приходу основных сил, отсиживающихся в дровяных лесах за Кучковым полем, зачистить плотницкую слободу от нескольких десятков мародеров и отставших от дружины московских ратников.
Створки Боровицких ворот оставались сомкнуты, мост поднят – Москва, проявляя осторожность, закрылась
Таиться более не было никакого смысла – и новгородская рать честь по чести выстроилась в поле на удалении одного перестрела от стены, готовая к последнему, завершающему рывку. Переданные под руку князя Заозерского боярские сотни гарцевали верхом, сверкая доспехами и красуясь щитами, купеческие судовые рати, непривычные к седлу, стояли пешими, равно как и ушкуйские ватаги. Единственной странностью со стороны нападающих было то, что в общем ратном строю с воинами стояли трое саней, и плечистые амбалы с набитыми землей мешками и жердями, на которых висели большие железные шары. Рядом с каждым имелся щитоносец – и это было единственное оружие не имеющих брони грузчиков.
Словно проявляя любопытство, небеса разогнали далеко в стороны все облака, испуганно притих ветер, и над знойным предпольем повисла звеняще-зловещая тишина.
Наконец, растолкав ряды судовой рати, вперед выбралось полтора десятка ватажников со смолистыми горящими факелами.
– Вот теперь пора, – произнес Егор, поправляя лежащую на плече жердину. – Тимофей, свисти!
Ушкуйник заложил пальцы в рот, над притихшей землей прокатился протяжный залихватский свист. Подхваченный сразу со всех краев построенными полками, он закачался над вытоптанным предпольем – и ватажники побежали вперед.
Полкилометра. Триста метров. Двести.
Со стен навстречу полетели стрелы – но их было совсем немного. Десятки, а не сотни. Ведь все опытные бойцы Московского княжества ныне были очень далеко.
Последняя сотня шагов. На башнях наконец-то загрохотали пушки. Егор увидел, как залп выкосил полтора десятка бойцов, сумевших его обогнать, а потом щитоносец справа отлетел прямо на него, опрокинув на землю и перекатившись прямо через голову, сбив набок шлем. Амбал привстал, тут же упал снова, воя от боли и удерживая сломанную руку, но помогать ему было некому. Вожников вскочил, перехватил за жердину откатившийся фугас, потащил дальше в одиночку. Шарик перепрыгивал с мешка на мешок, но привязан был крепко, не срывался.
– Факел!!! – закричал атаман, прижав пороз к основанию поднятого моста. – Мешки!
Сразу трое ватажников с огнем метнулись на призыв. Одним из факелов Егор запалил шнур, потом помог уцелевшим грузчикам обложить шарик мешками, махнул рукой:
«Уходим!» – и, показывая пример, вдоль самой стены побежал за угол башни. Поднырнул под щиты, которые удерживали над головами ватажников, над остальными железными шарами и факелами плечистые портовые грузчики. Делать это было непросто: сверху сыпались стрелы, камни, горящие угли. Задев Егору ногу, вниз грохнулось даже складное кресло с вычурно изогнутыми боковинами и полотняной спинкой. Защитники сбрасывали на атакующих все, что только попадалось под руки.
«Б-бабах!!!» – от оглушительного грохота
– Факел! – Егор сорвался с места, вцепился во второй фугас, поволок к воротам. За пределами порохового облака было видно, как ватажники Антипа разворачивают сани, направляя сложенные на них стволы в сторону ворот.
«Успели бы распрячь! – с тревогой подумал атаман. – После взрыва могут понести!»
Но ушкуйники не парились – просто обрубили постромки, выпуская рысаков на свободу.
Под воротами взрыв разметал часть мешков, но зато и проломил внизу изрядную дыру, расщепив деревянные брусья и загнув внутрь толстые железные полосы, назначения которых Егор не знал.
– Факел!!!
– Вот, атаман!
Запалив шнур, Вожников что есть силы надавил на шар, вталкивая его в проем, отпрянул назад:
– Бежим!
Второй взрыв заставил башню не просто вздрогнуть, а подпрыгнуть на месте, роняя тес с остроконечной кровли. Перед глазами изумленных ушкуйников в воздухе величаво пролетела, кувыркаясь, огромная створка ворот и рухнула в реку, расплескав воду.
– Факел! – Егор понимал, что путь открыт, ворота выбиты – но решил подстраховаться и закинул в затянутые непроглядным дымом ворота третий пороз, откатился, побежал за угол башни, нырнул под уже не нужные щиты. То ли испугавшись, то ли кинувшись вниз, на защиту пролома, горожане сверху на атакующих более уже ничего не бросали.
Жахнул последний взрыв, что должен был дать сигнал к общей атаке. Новгородские полки стронулись, устремились вперед.
– Факел! – Теперь атаман кинулся к саням, пошел вдоль стволов, опуская живой трепещущий огонь на запальные отверстия. Стволы по очереди подпрыгивали, грохоча и выплевывая горсти рубленого железа в клубящийся дым, в невидимый до сих пор проем ворот, снося храбрецов, которые, может быть, вышли на улицы, чтобы остановить атаку.
Возле уха Егора прошелестела стрела, потом еще одна. Кто-то из умелых лучников пытался остановить его старания. Знать, не все с князем Василием по тракту ушли. Видимо, старик какой на стене остался. Для похода слаб, но навыки не пропали. Лук поднять способен…
– А-а-а, тысяча чертей! – Пронзившая икру стрела вынудила Егора упасть на колено, но атаман тут же взял себя в руки, поднялся и сделал последние три залпа. Только после этого он сел на сани, прямо на один из горячих стволов, сломал стрелу возле оперения и вытащил наконечник из раны.
Мимо проносилась боярская конница, растворяясь в дыму ворот с опущенными копьями и выставленными щитами; совсем уже добежала до реки Неглинной судовая рать и вот-вот тоже ворвется в город. Атаман войска новгородского дело свое сделал. Теперь можно заняться и собой.
Способ лечения раны был понятен: немного самогона внутрь, немного самогона на дырку, после чего наложить с обеих сторон пучки высушенного болотного мха и плотно замотать чистым полотном. Просто и эффективно. Хотя, по мысли Егора, укол пенициллина, конечно же, ему бы не помешал. А по мысли знахаря, наложившего повязку, – не помешало бы в полночь спалить на перекрестье дорог окровавленную штанину в качестве жертвы богине Срече, возлить вина для умиротворения Мары и заказать отчитку в ближайшей церкви.